Каирская трилогия (ЛП)
Тема разговора сменилась на что-то другое, и всё закончилось, а произошедшее было занесено в те анналы истории, которые семья порешила забыть. Где же её сердце?!.. Нет больше у неё сердца, никто не может себе представить, что оно вообще существует. Его нет в действительности. До чего же теперь она была чужой им, потерянной, забытой всеми! Они не были ей родными, а она не была родной им, и все родственные связи между ними были разрублены, а она осталась одна-одинёшенька, словно подкидыш. Но как ей забыть о том, что одного только слова, произнесенного отцом, было достаточно, чтобы изменить этот мир со всеми его обитателями?!.. Всего лишь одно слово, не больше, не длиннее слова «да», после чего произошло бы чудо. Оно не стоило и десятой части того долгого спора, что закончился отказом. Однако он этого не захотел, и избрал для неё страдание. И она мучилась, была вне себя от гнева, но вся её боль и гнев не относились к личности её отца-укротителя, и отступали в яростном и диком порыве, потерпевшим неудачу в противостоянии с ним. Она и любила его, и боялась, и не могла выносить, кроме, разве что, тех моментов, когда спала. Сердце её всё так же хранило преданность и любовь к нему, питая лишь искренность и верность, словно он был для неё богом, и его решениям нужно было только покоряться.
В тот вечер на шее малютки сомкнулась петля отчаяния, а её сердце, что распустилось, словно цветок, поверило в то, что из него ушли все соки, и оно стало бесплодным навсегда. Нервы её ещё больше напрягала та роль, что она решила разыграть перед ними — быть весёлой, равнодушной и даже постараться сравниться с ними, участвуя на равных в разговоре, до тех пор, пока её голова с золотой копной волос не согнулась под тяжестью этого бремени. Уши её онемели, не слыша их голосов. И хотя ещё было рано отправляться на боковую, она в изнеможении прошла мимо них, словно больная, и оказавшись под прикрытием мрака, царившего в комнате, впервые нахмурилась, отражая истинную картину того, что происходило на сердце.
Но при этом за ней неустанно следовал соглядатай — Хадиджа — с самого начала убеждённая, что притворство ничем не поможет Аише, и на семейной посиделке избегавшая смотреть на неё. Сейчас же, когда она села подле неё, сестре её некуда было деться. И Аиша ждала, что Хадиджа первая заведёт разговор на эту тему с известным своим упорством, а голос её в любой момент незаметно проникнет в её уши. Сердце её только приветствовало любой разговор, но не потому, что он вселит в неё новую надежду, а потому, что она надеялась, что за всеми этими оправданиями и стеснением, о которых ей поведает сестра, она скажет что-то искренне в утешение ей. Долго ей не пришлось ждать, и в темноте вскоре раздался голос Хадиджи:
— Аиша, я сожалею, но Аллах свидетель, никаких уловок с моей стороны не было. Как же мне хотелось, чтобы у меня хватило мужества! Надеюсь, что отец изменит своё мнение.
Аиша задавалась вопросом — что же в этих её словах правда, а что — притворство, и рассердилась, заслышав в её голосе нотки сожаления, но вынуждена была повторить тем же тоном, которым разговаривала, сидя совсем недавно рядом с матерью:
— Ну зачем же сожалеть, ведь отец не допустил никакой ошибки, не был несправедлив, и спешка ни к чему!
— Но это уже второй раз, когда твоё замужество откладывается из-за меня!
— Мне абсолютно не о чем сожалеть.
Многозначительным тоном Хадиджа сказала:
— Однако на этот раз всё не так, как в первый раз.
Девушка с молниеносной скоростью поняла, что стоит за этими словами, и сердце её забилось в мучительной тоске, заливаясь горькими слезами, слезами любви. Та скрытая ото всех любовь выходила наружу при одном только упоминании её с сожалением или умыслом, вроде того, как рана или фурункул появляются от прикосновения или даже подозрения. Она уже собиралась заговорить, но от волнения не могла проронить ни слова, ибо у неё перехватило дыхание от страха, что голос выдаст чувства. Тут Хадиджа вздохнула и сказала:
— Вот из-за чего я так расстроена и сожалею. Однако Господь наш великодушен, и нет такой беды, после которой не было бы облегчения. Может быть, если ты будешь терпеливо ждать и надеяться, то судьба твоя будет иной, нежели то, что кажется.
Всеми фибрами души своей Аиша закричала: «О, если бы так оно и было!», однако язык её промолвил:
— Мне всё равно, и это гораздо проще, чем ты полагаешь.
— Надеюсь, что так… Я очень сожалею, Аиша.
Тут неожиданно открылась дверь и показался силуэт Камаля в тусклых лучах света, проникавшего из дверной щели. Хадиджа нервно закричала на него:
— Зачем ты явился сюда и чего тебе надо?
Протестуя против такого холодного приёма, оказанного ему сестрой, мальчик сказал:
— Не ругай меня и не кричи…
Он бросился на кровать и сел на колени между ними обеими, затем незаметно положил правую руку на одну сестру, а левую — на другую, и начал их щекотать, создавая благоприятную почву для разговора, вместо той, которую предвещал ему холодный приём Хадиджи. Однако они отдёрнули его руки и друг за дружкой сказали:
— Сейчас тебе самое время спать. Иди ложись.
Он раздражённо воскликнул:
— Я не уйду, пока не узнаю ответ на свой вопрос, ради которого я и пришёл сюда!..
— О чём ты хочешь спросить в такой поздний час?..
Меняя интонацию, чтобы получить от них ответ, он спросил:
— Я хочу знать, покинете ли вы этот дом, если выйдете замуж?..
Хадиджа закричала на него:
— Подожди до свадьбы!..
Он упрямо спросил:
— Но что же такое свадьба?
— Как мне тебе ответить на это? Я же не вышла ещё замуж… Иди уже и спи, да не навредит тебе шайтан…
— Я не уйду, пока не узнаю.
— Любимый мой, положись на Аллаха и оставь нас.
Он печально сказал:
— Я просто хочу знать, покинете ли вы дом, если выйдете замуж?..
Она с досадой сказала:
— Да, господин мой… Что ты ещё хочешь?
Он с тревогой произнёс:
— Тогда не выходите замуж…. Вот чего я хочу…
— Слушаем и повинуемся…
Он снова с бурным протестом сказал:
— Я не выдержу, если вы уедете далеко отсюда, и буду молить Аллаха, чтобы вы не вышли замуж…
Хадиджа закричала:
— Твои слова, да Богу в уши… Давай, давай… Да почтит тебя Аллах. Пожалуйста, оставь нас, и до свидания…
27
В доме стояло ощущение, что он погружён в эту гнетущую атмосферу, но при этом соблюдает выходной, когда можно при желании и отдохнуть, и насладиться дуновением невинной свободы, вдали от посторонних глаз. Камаль полагал, что завтра он будет в состоянии посвятить хоть весь день играм в доме или на улице. Хадиджа и Аиша спросили, можно ли и им провести часок вечером вместе с Мариам у неё дома в веселье и забавах. Эта безмятежность не была результатом окончания угрюмых зимних месяцев и наступления первых признаков весны, намекающих на тепло и улыбки, дело было совсем не в весне, это не она подарила этому семейству ту свободу, которой оно было лишено всю зиму. Всё вышло естественно и само собой — как результат отъезда господина Ахмада в Порт Саид по торговым делам, призывавшим его каждые несколько месяцев уезжать на день-два. Так получилось, что хозяин дома уехал утром в пятницу, и для всех членов семьи это стало официальным выходным… Их желания перекликались от жажды свободы в безопасной, лишённой всяких ограничений атмосфере, которую неожиданно создал отъезд отца из Каира. Однако мать колебалась и из-за желания дочерей, и из-за каприза сына, ибо стремилась сохранять привычный образ жизни семьи, и соблюдала границы в отсутствие их отца так же, как и когда он был дома, из страха перечить ему, а ещё больше — из-за убеждения в том, что его строгость и жёсткость будут очень велики. Она не знала, что и сказать, но тут вмешался Ясин и подсказал:
— Не противьтесь Аллаху… Мы ведь живём такой жизнью, которой больше ни у кого нет. Но я хотел сказать кое-что новое… Почему бы вам не прогуляться?!.. Что вы все думаете о таком предложении?!