От ненависти до любви (СИ)

   Дверь дома может быть закрыта, но для того, кто, возвращается в свой собственный дом, не существует, никаких замков и засовов и хлипкая преграда сопротивления, никогда не станет помехой настоящему, единственному хозяину. Дом знал его, дом ждал его, дом принял, оживая и наполняясь теплом. Несмотря на то, что дверь оказалась безжалостно сорвана с петель.
   Мистраль не желал насилия, ненавидел само понимание насилия, не хотел быть грубым, и причинять боль, но бешенное сопротивление Ири полностью вывело его из себя. Сорвало предохранительный клапан.
   Ранящее сопротивление и убивающее понимание ПРЕДАТЕЛЬСТВА.
    Ради чего я схожу с ума? 
   Ради чего, я пытаюсь раз за разом доказать тебе и себе что между нами, что то может быть, когда ты, не желаешь верить мне? Не желаешь принять меня. Каждый раз, ждёшь подвоха, считаешь подлецом и ублюдком. Так неистово хочешь верить в то, что я негодяй и мерзавец? Так получи то, что, ты, хочешь. Получи мою ненависть и почувствуй боль которой, жаждешь. Я ненавижу тебя Ири Ар. Ненавижу тебя и люблю тебя так, что задыхаюсь от собственных чувств.  Лишь этот миг . Когда нет никаких барьеров между прикосновениями. Когда я пронзаю твоё тело, наполняю тебя собой .  Ты принадлежишь мне. И я могу быть ...счастлив. 
   Ири слабо стонал под ним, кусая губы от унижения и собственного бессилия, вынужденный, признать, что желает этой близости. Снова и снова.
   Жаждет его и продолжает жаждать вновь, ненавидя и презирая самого себя. Но каждый толчок Грандина в его теле, каждое движение отзывается божественной музыкой. И не справиться, не оттолкнуть, не преодолеть.
   Люблю тебя...Люблю и ненавижу. Ненавидя - люблю, ненавижу - любя.
   А Мистраль уже давным - давно не удерживает его, заменив насилие беззвучной целительной лаской. И жестокость превращена в бесконечную нежность, постепенно наполняющую собой, подобно восхитительному приливу, осторожному, чуткому, трепетному.
   Ран двигается медленно и неторопливо, словно извиняясь за боль, которую причинил, мягко снимая остатки одежды и покрывая бережными поцелуями шею плечи и спину. Бесконечно ласкает его напряжённый готовый к взрыву член, тянущим долгим экстазом.
   Рывок. Ири опьянён этим чувством, и не сразу понимает, что Грандин выходит из него. Разворачивает, поднимая в воздух, прижимает к своей груди словно ребёнка, одаривая любящими губами, мягкими ладонями.
   И вот Ири сидит на его коленях, встретившись лицом к лицу. Не убежать, не отвернуться, не закрыть глаза, никак. И не надо.
   Обвить руками шею, стиснуть судорожно, на секунду врезаясь пальцами в позвонки, желая сказать.
   Ран, я не могу без тебя...Я люблю тебя. Ран...
   Беспомощно отдавшись во власть бесконечной страсти.
   Она не спрашивает, не желает знать. Ей не нужны никакие ответы, ей не нужно абсолютно ничего. И в эту секунду, им ничего не нужно. И нет никаких обид, нет боли, нет непонимания. Ничего нет. Только любовь. Бесконечная, безбрежная, наполняющая собой, всепрощающая, понимающая, принимающая абсолютно всё, вечная, слепая.
   В этом мире двоих Я и Ты сливается в МЫ.
   И нет ничего постороннего, лишнего, ненужного, глупого.
   МЫ.
   Огромный, встречный океан разливающейся теплоты.
   Утонуть в нём, не желая выныривать на поверхность. Близко - близко, соприкасаясь лбами, ладонями, втираясь грудью, горлом, животами, всей кожей. Ближе. Ближе. Ближе.
   Они дышат дыханьем друг друга, пьют поцелуи словно воду.
   Ран ласкает пальцами и Ири беззвучно молит о спасении, прижимаясь к нему, изгибаясь в попытке найти желанное избавление, и Грандин так же молча, отвечает на мольбу. Приподнимает, насаживает на себя настолько глубоко, что Ири несколько секунд не может пошевелиться, и даже дышать, растянутый, и заполненный до предела, так плотно, что кажется больше и ничего не надо, уже не надо вообще.
   Просто остаться так. Держать, обхватив ладонями, обвив ногами, потеряно уткнувшись лбом в грудь чужой скалы, опустить подбородок. В эту секунду плакать нельзя, а так хочется. Слёзы сами наворачиваются на глаза, тают на краешках ресниц, превращая их в мокрые стрелы. Закрыть глаза, пряча непролитые солёные озёра, неизбежной обречённости, о которой не хочется думать, знать, осознавать... Не хочется.
   Сжимать чужие плечи, трогая пальцами .
   Вот эти руки. Любимые. И здесь изучен каждый мускл. Плечи, рёбра, неправильные немного, даже странно, что у этого совершенства рёбра слегка разные наощупь. Крепкий пресс, живот с тёмной дорожкой, провести пальцами запоминая. Каждый выступ, и вдоль позвоночника по косточкам, здесь и здесь...И ещё немного вот здесь...Что упустил или не запомнил? Что?
   Собирать образ любимого, каждой частицей, чёрточкой, клеточкой, запомнить до мельчайшей детали, забрать с собой бесчисленными нейронами памяти. Не надо открывать глаза. Пусть будет темнота и слепота, и прикосновения. Остановить время, вбирая ощущения микросекундами.
   Влага не течёт по щекам, не пробивается остановленная плотиной ресниц.  Не надо. Дыхание на щеках. Чужое, тёплое. Губами в губы, заставляя умереть не родившиеся слова. Прижаться, застыть, раскачиваясь невесомыми трепещущими бабочками. Обнявшись, слившись так плотно, что ближе невозможно. Странный сросшийся симбиоз, вжавшийся друг в друга, новый человеческий гибрид. Смуглая и мраморная кожа. Конечности, тёмные и светлые. Длинные ноги Ири, обхватившие чужой торс почти кольцом. Руки Мистраля намертво сомкнувшиеся за его спиной, смешавшиеся волосы чёрные и белые, не медовые, не золотистые, но словно выгоревшие, раскрашенные платиново - пепельным солнцем. Близко. Не отпускать. Не надо отпускать. Не надо.
    Не отпускай, меня Ири .
   Не отпускай, Мистраль.    Держи меня, крепко - крепко.
   Ближе. Ещё ближе.
   Они снова начинают двигаться в мучительном сладострастном танце, каждый вздох превращён в пытку молчанием, необходимостью сдерживать стоны.
   Ири прикусывает Грандина за шею и впивается, оставляя засосы, кусает в плечо, содрогаясь в судорогах изо всех сил стараясь не сжимать зубы.
   Наслаждение столь сильно, что по лицу текут слёзы, хочется кричать, а кричать невозможно, лишь пылать в этом безумном, испепеляющем нежном пожаре. Грандин еле слышно стонет, отзываясь на каждое движение. В эту секунду обоюдное напряжение так невыносимо, что боль воспринимается желанным облегчением.  Кусай Ири. Сожми зубы сильнее. Я не буду против, не буду ругать тебя за эту небрежность, не дрогну и не поведу плечом...Если тебе станет легче. Кусай. Кусай до боли. 
   Их движения становятся всё неистовее и грубее. Уже нет нежности и неторопливости, опаляющее, нарастающее изнутри пламя, сверкающий звон.
   Всё выше и выше, сильнее. А затем маленький взрыв похожий на тысячи солнц перед глазами. Звезда умерла, родилась новая звезда.
   Грандин перехватывает родные губы, вбирая в себя хриплый крик, отдавая в ответ.  Мольбу, имя, признание, стон? Несказанное, Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ.
   Ири почти теряет сознание, но руки Мистраля не дают упасть, держат крепко - крепко, над несуществующей пропастью.
   Грандин так сильно прижимает его к себе что кажется, сейчас переломает кости, и вряд ли Ири осознаёт, что прильнув неистово, в отчаянном порыве, почти душит любовника за шею.
   Но Мистраль терпит, Мистраль молчит закрыв глаза, не желая разжмуривать веки и встречаться с реальностью.
   Внутри слабо пульсируют последние замирающие толчки. Несколько секунд агонизирующей феерии. И наступает тишина. Покой. Оглушающий умиротворённый, лишённый слов и фраз, ненужных, лишних, бессмысленных. Маленькая блаженная смерть. Утешительное безмолвие.
   Сейчас в нём, нет места боли или сожалению.
   Потому что это слишком прекрасно для того что бы быть разрушенным.