Хаос в школе Прескотт (ЛП)

На этот раз смеется уже Вик. Низкий смех, темный, по-настоящему пугающий.
— Ты думаешь, что у тебя есть право на допрос? — спрашивает он, и его интонация закладывает настоящий страх в сердце. Исключая тот поцелуй на крыше я все равно боюсь Виктора Чаннинга. — Связать его, словно жирную свинью, и вынести на крышу.
— Ты, нахрен, не посмеешь, — рычит Дональд, но Оскар уже потянулся за фиолетовой веревкой, которая была у Кэла на плече. Когда этот избалованный придурок решает предпринять попытку закричать, ладонь Аарона тут же сжимает ему рот, и он наклоняется:
— Даю последний шанс, прежде, чем мы тебя задушим.
— Я тоже хочу, — вклинивается Хаэль. Он словно… острый на язык подросток-футболист из хорошенькой школы, но потом с ним случилось что-то травматическое, и он изменился. Все те же дерьмовые улыбочки, чрезмерная уверенность и тщеславие в упаковке из боли и татуировок вместо денег и бейсбольной куртки. — И я бы с удовольствием это сделал. Нет ничего, что нравилось бы мне больше, чем надирать задницы богатым мудилам, которые не в курсе, что этот мир не принадлежит им.
Аарон отпускает Дона, и Оскар быстро связывает его. Следующее, что происходит — остальные вытаскивают Дона из окна.
— Какого хрена? — шепотом ругаюсь я, хватая Оскара за руку. То, как он смотрит на мою руку на ткани своего костюма, явно говорит о том, что я отпустила, и быстро. — Это, блять, то, что вы сделали со мной?
— Даже близко нет, считай это… одой.
Оскар освобождается от моей хватки, и от меня ждут, чтобы я последовала. Руки трясутся, я вся трясусь и вижу, как Оскар накидывает петлю на шею Дона.
Они хотят повесить его?! Прикидываю я, сердце колотится так быстро, что меня начинает тошнить. Прямо здесь, так просто? Я хочу сказать, что не буду винить их в убийстве, но ведь это чистой воды безумие.
— Дональд Ашер, — Вик присел на корточки рядом, выглядя так, словно владеет миром, вкушает жестокую реальность. — Знаешь ли ты, как оказался здесь?
— Я могу заплатить, — кривится Дон, его голос надломлен, слишком слаб и невероятно жалок, так что мне становится тошно. Поверить не могу, что в самом деле встречалась с этим парнем. Но я так отчаянно хотела сбежать от своей жизни, уйти как можно дальше от Аарона, что в тот момент это показалось мне хорошей идеей.
— Все, что захотите, просто назовите цену.
Виктор смеется, наводя страху, способного заполонить пространство аж до луны. Он протягивает руку и убирает темные волосы Дона со лба, насмехаясь.
— Думаешь, нам не плевать на деньги? — спрашивает Вик, склоняя голову, чтобы получше изучить свой объект, — думаешь это то, за чем мы гоняемся?
— Все любят свободу, — шепчет Дон, трясясь от ярости. Ветер поднимает едкий запах, и мне требуется всего минута, чтобы понять — он обмочился. Не то, чтобы я винила его в чем-то. Просто хочу сказать, что когда Хавок вытащили меня из постели посреди ночи, я не осталась мокрой. Видимо, меня таким не возьмёшь. — Деньги могут купить вам свободу. У меня есть наличка, она спрятана в сейфе. Если вы меня развяжете, мы вместе пойдем возьмём ее и тогда…
Виктор хватает Дона за волосы и дергает его голову назад, к тому времени Аарон уже заканчивает с узлами.
— Ты заставляешь меня усомниться в собственном интеллигенте, Дон, — произносит Вик, не сводя с него взгляд. — Мы здесь не ради денег. Все, что ты бы мог нам предложить, лишь скажет о том, как ты жалок. Ты бы не пострадал, а это самое главное, — он вздыхает, словно попытка объяснить ситуацию этому кретину выжала из него все соки.
Между тем, я вполне уверена, что одновременно переживаю паническую атаку, вызванную ПТСР, и наслаждаюсь шоу. Некое глубокое, немного колющее, чувство удовлетворения проходит через меня, и тогда я и понимаю, что я злая, по-настоящему злая, такая же злая, как и они все — мои бандиты, все парни Хавок вместе взятые.
Они испортили меня, изменили, сделали меня подобной им.
С трудом сглатываю, но не отвожу и не закрываю глаза.
— И ты действительно думаешь, что мы поведемся, на то, что ты так легко позволишь нам уйти? Нет, только такой монстр, как ты, знает, что как только появляется преимущество, нужно брать его.
 
На лице Вика загорается улыбка, но не та прекрасная. То, как сейчас выглядят его губы, заставляет меня усомниться в том, что буквально недавно он почти прожег дыру в моем сердце, наполняя своим теплом.
— Да как только мы свалим, ты натравишь на нас кучку личных охранников, — Вик потрепал его за щеку и поднялся. — Кроме того, ты слишком много знаешь. Думаешь, что сможешь уйти от этого?
— Какого черта? Я ничего не делал, — шепчет Дон, раскачиваясь, как гусеница в коконе, глаза не сводит с края крыши. В какой-то момент все услышат, чем мы тут занимаемся, толпа тут же соберётся. Но я продолжаю стоять на месте и делать вид, что доверяю парням. Они сотканы из жестокости, боли и мести, а все это переплетается в темноте, нависая над реальностью.
— Никогда не причинял никому боль? — уточняет Аарон, но слепой гнев в его голосе смущает меня. Когда Вик спокоен, крут и собран, от поведения моего бывшего создается впечатление, что ему не все равно. Если бы ему действительно было плевать, он бы не порвал со мной и не растворился в воздухе, ведь так? — В своей короткой, несчастной жизни, ты был никем иным, как чертовым ангелом? Ты дьявол, Дон, и помрешь ты, как сраная дворняжка.
— Кто бы говорил, — Дон последний раз плещет яростью, и Вик смеется.
— Развяжи веревку, — говорит он, и Оскар кивает, двинувшись с места, чтобы развязать фиолетовые узлы на запястьях и лодыжках Дона. Он ненадолго успокаивается, а потом понимает, что Вик попросил развязать одну веревку, а не все.
— Ты знал, что наш друг просто мастер во всех этих узлах? Он может связать их между собой так, что и следа не останется. И что забавно, так это то, что как только шумиха утихнет, никто и не вспомнит избалованного, богатого школьника, повесившегося на дереве под своим окном.
— Не… — Дон начинает кричать, но Хаэль уже плотно затянул веревку на дереве и потянул за узел. Всего секунду спустя, прежде чем я успеваю начать протестовать или подумать, попыталась бы я это сделать, Вик толкает Дональда с крыши и просто…уходит.
Ветка стонет, веревка скрипит, но все, что я слышу это стук своего сердца, когда зажимаю уши руками.
— Бернадетт, — произносит Вик, касается моих запястий и отводит их от лица, — посмотри.
С болезненным ощущением в животе я подхожу к краю крыши, держась за его руку, и обнаруживаю, что веревка, связывающая горло Дона, развязалась.
Он лежит на земле, стонет, не в состоянии встать, но, безусловно, живой.
Мои глаза впиваются в серые глаза Оскара, лишенные эмоций и чертовски страшные.
— Я — мастер узлов, — это все, что он говорит своим гладким голосом.
Я в растерянности, у меня просто нет слов, а это как раз то, что уже давненько со мной не случалось. Мальчики Хавок только что заставили Дональда Ашера поверить в свою смерть, хотя ничего толком и не предприняли.
То, как они заперли меня в шкафу или преследовали в лесу.
Это какой-то особенный вид жестокости, разве нет?
Та, которая не оставляет за собой след.
— Пора валить, пока этот маленький ползучий хрен не проснулся, — говорит Хаэль с ухмылкой на лице, совсем не встревоженный тем, что только что сделал. Это хреново, что я тоже нет? Будто Дон получил меньше, чем того заслуживал.
Мы идем внутрь и вниз по лестнице, чтобы увидеть, как Дон пытается подняться, задыхается и дрожит, а его штаны пропитались мочой.
— Дорогая, — обращается ко мне Вик, занеся ногу на шею Дона, и толкает его обратно на землю. — Я хочу, чтобы ты вернулась к воротам и подождала нас у деревьев. Каллум пойдёт с тобой.
— Подожди, что? — спрашиваю я, отрывая взгляд от потного лица Дона. — Но мы здесь по моей просьбе, я хочу присутствовать.
— Нет, только если я не скажу, — лицо Вика превращается в камень, когда он смотрит на меня, и я ощетиниваюсь. Он снова испытывает меня, дает очередной раз проявить себя.