Любовь по обмену. Разрешите влюбиться

Мы катаемся до тех пор, пока не становится темно. Везде зажигаются фонари. Вечерний город великолепен, и жизнь в нем не останавливается – машин на дорогах становится только больше, люди спешат по своим делам, работают все магазины. Шум, суета, огни витрин – все смотрится идеально.
Мы сдаем велосипеды и идем в какое-то маленькое уличное кафе. Из колонок играет музыка – похоже, какой-то русский речитатив. Исполнитель гавкает под неторопливую мелодию так быстро, что это звучит так, будто с неба падают печатные машинки, заправленные фольгой.
– Мы в уборную, – говорит Маша, взяв Зою под руку, – возьмите пока нам кофе.
Мы с Димой делаем заказ и буквально падаем за столик. Внутри меня бурлят адреналин и хорошее настроение с примесью детского восторга. Я впечатлен увиденным, и даже вечерний холодный ветер не способен сейчас унять жар, разгорающийся у меня внутри.
Уже через пару минут нам приносят кофе, бургеры, колу и картошку. Едой заставлен весь стол. Вытягиваем ноги, закуриваем с Димой вместе и молча наблюдаем, как на небольшой сцене рядом с кафе устраиваются музыканты. Наши девчонки тоже уже там, стоят в паре метров от них и ждут начала выступления. Они показывают нам жестами, что сейчас подойдут.
Выпускаю дым и мысленно обещаю себе, что брошу курить, когда кончится эта пачка. Невольно наблюдаю за Зоей: с этим хвостиком она почти как школьница – маленькая, аккуратно сложенная, изящная. Когда смолкает рэп из колонок, и музыканты зажигают пространство возле кафе первыми гитарными аккордами, ее бедра начинают покачиваться в ритм, а пальцы умело отщелкивают ритм.
Меня завораживает это зрелище. На почерневшем асфальте мягко ступают ее ножки, плывет, как лодка на волнах, ее тело, а руки – поднимаются и опускаются, очерчивая изгибы тонкой талии и длинной шеи. Она не позволяет себе полностью отдаться танцу, лишь немного заигрывает с ним, дразнит осторожными движениями и плавным колебанием плеч, но я вижу перед собой откровение – девушку, которая способна свести с ума любого мужчину. Девушку-грёзу, девушку-мечту, иллюзию и чудо одновременно.
– Джаст, ты сигарету в кофе макаешь. – Как бы между прочим, замечает Дима. Многозначительно глядя на меня, он стряхивает пепел в стоящую на столе металлическую пепельницу. – А на лице у тебя блаженная, счастливая улыбочка.
Шумно выдыхаю:
– F…
«Вот что с тобой не так, Реннер?» – ругаю себя, напуская на лицо равнодушный вид. На хрена надо было так таращиться на Зою?
Девчонки хлопают в ладоши, разворачиваются и идут в нашу сторону. Мне после замечания Димы теперь кусок в рот не полезет, не говоря уже о том, что не знаю, как смотреть в глаза и ему, и Зое.
– Кто-то влип… – Махая девушкам рукой, тихо произносит он.
– Нет. – Сухо произношу я, вдавливая окурок в пепельницу.
– Влип. – Настаивает Дима с видом знатока.
Со свистом выдыхаю.
– Блин. – По-русски. Затем опять перехожу на родной язык: – У нее есть бойфренд. – Говорю шепотом, зная, что этой фразой обязательно выдам себя с головой.
Но терять-то нечего.
– Да. – Подтверждает Дима, добавляя своему голосу обреченности.
– Без шансов. – Цежу сквозь зубы, видя, что девчонки уже приближаются.
– Да. – Снова кивает мне парень. Я поворачиваюсь и вижу на его лице довольную ухмылку.
Дима откидывается на спинку стула и пристально смотрит на меня. Проходит пара секунд прежде, чем он вскидывает бровь, наклоняется на столешницу и тихо произносит: – Вот только он, – указывает большим пальцем через плечо, – там. А ты, – стучит указательным по столу, – здесь.
Меня будто ледяной водой окатывают.
Мурашки расползаются по спине, шее и рукам. «Это все неправильно. Нельзя привязываться, позволять себе что-то чувствовать к этой девушке, разрушать ее отношения. Ведь это дорога в никуда – мне все равно придется уехать, и я не могу оставить ее здесь с разбитым сердцем»
– И этот говнюк мне никогда не нравился, – добавляет Дима, скривившись. – Он ей не пара.
– Слышали, как они сыграли? – Восхищенно спрашивает Зоя, падая рядом со мной на стул. – Потрясающе!
 
Ее глаза горят, а мои переполнены тревогой. Но я стараюсь улыбнуться, чтобы не показывать этого.
– Как тебе? А? – Она подвигает свой стул ко мне и игриво толкает плечом.
«В ее планы и не входит флиртовать. Зоя просто дружески настроена. Я все это придумал», – успокаиваю себя.
– Супер! – Выдавливаю тихо и перевожу взгляд на Диму.
Тот подает Маше бургер, ставит рядом колу, втыкает соломинку и ничем в своем поведении не выдает того, о чем только что узнал от меня. Лишь короткий его взгляд, брошенный в мою сторону, блестит озорным огоньком. Черт, да этот парень мне не сочувствует, он яростно призывает к действию!
А я… Я… не уверен, имею ли право.
Зоя
Вечер был чудесен. Давно мы так весело не проводили время. Катались, смеялись, фотографировались. Домой вернулись еле живые. От еды мы с Джастином отказались, зато почитали учебники и обсудили домашку прямо в гостиной, пока родители готовили вместе ужин на кухне.
Парень старается. Да. И мне так приятно видеть это! А как он произносит русские слова – просто уморительно. Чего только его «добри дэн» стоит! Или «по-ша-лУйс-та». Но, думаю, через недельки две постоянного повторения и «привет», и прочие слова, постоянно используемые в общении, будут произноситься идеально. Раз уж я за него взялась, то непременно добьюсь результата.
Или я буду не я!
– Очень скучаю, – говорю Славе, с которым мы разговариваем уже полчаса.
Слава Богу, у нас все утряслось. Оказывается, он и не думал обижаться на меня – просто был занят. А рассказ Челси о том, каким невыносимым может быть ее брат, умерил вспыхнувшую злость и примирил его немного с тем, что я живу теперь с американцем в соседних комнатах.
– Я тоже, – Слава зевает. У них сейчас семь утра. – Знаю, чем мы займемся, когда я вернусь.
Этот намек заставляет меня расплыться в улыбке. Он скучает, думает обо мне, хочет меня. Это мой прежний Слава – такой понятный, удобный, почти родной.
– Чем? – Спрашиваю, делая наивное лицо.
– Сходим в мексиканский ресторан! У них потрясающие блюда, тебе понравятся!
Опускаю плечи.
– Угу, ладно. Сходим.
Почему-то эта фраза меня обижает. Провожу пальцем по экрану. Долго смотрю на сияющие глаза Славы и вижу, как загорела его кожа на жгучем солнце, как блестят теперь золотом волосы. Вот только взгляд у него такой скучающий и такой пресный, будто не рад меня видеть. И смотрит он все время на часы, словно торопится куда-то в такое время.
– Как учеба? – Новый взгляд на часы.
– Как обычно. – Пожимаю плечами. – А у тебя?
– Зой, ты уже спрашивала. – Смотрит на меня, как на дуреху. – Все отлично, я говорил.
– И все?
– Ну, не рассказывать же тебе, о чем нам толкуют на лекциях, правда? – Привычным жестом он поправляет прическу, вот только вместо светлых прядей у него теперь колючий ежик волос и выбритые под ноль виски.
А в остальном это все еще мой Слава.
Вроде бы.
– Мне просто нравится слушать твой голос. – Признаюсь.
Когда я его слышу, на время забываю того, о ком думать совершенно не должна. Забываю его смех, его шутки, то, как хорошо нам вместе, когда мы учимся, обложившись учебниками и словарями в гостиной. Забываю, как он первый раз в жизни, два часа назад, пробовал кефир и испачкал пространство над пухлой верхней губой, и как мы с родителями хохотали, сообщая ему об этом.
– А мне уже пора, – хмурится Слава, глядя на циферблат. – Прости.
Выпрямляюсь.
– Давай прощаться, – предлагаю неохотно.
Он радостно наклоняется:
– Пока, Зоя. Люблю, целую, все дела. – И чмокает экран.
«Все дела»…
– И я. Люблю, целую, скучаю, жду твоего возвращения…
– Пока! – Еще три поцелуйчика на камеру, взмах рукой. – До связи, Зой!
И экран гаснет. А я так и сижу потом еще минут пять, таращась в него и пытаясь понять, что это было. Затем встаю и подхожу к окну. Настроения больше нет. Не хочется никого видеть или слышать. Ни Челси, ни Степку, которым обещала сегодня позвонить.