Ошибка Пустыни
В трактатах Мастера Шая было несколько рецептов питья, которое убивает свободную волю. Лала тщательно готовила его и терпеливо вливала в бывшего друга каплю за каплей, но Чигиша раз за разом рвало, и ничего на него не действовало. Комната Лалы наполнилась вонью. Отчаявшись, она ударила Чигиша фарфоровой ступкой и, пока он лежал без сознания, вытащила на улицу. Там с помощью работников водрузила тело Чигиша на своего дрома и повела в пустыню. Лала спиной чувствовала тяжелые взгляды слуг и ласково разговаривала со Снегом, благодаря его, что он единственный помогает ей бескорыстно и без принуждения.
Подходящую лунку между барханами она нашла быстро. Дром прилег, и снять Чигиша ей было совсем не сложно. Тот пришел в себя, щурился на солнце, улыбался и пускал зловонные слюни. Лала достала кинжал, но не удержалась и погладила Чигиша по голове:
– Прости, Чигиш… я не могу иначе тебе помочь. Пусть… пусть твоя новая жизнь будет белой…
Кровь из-под кинжала вытекала медленно, как смола, и была такая же черная. Лала закрыла глаза, и вдруг Чигиш, булькая перерезанным горлом, зашептал:
– Госпожа… Ишиндалла травит госпожу… травит Чигиша… Чигиш не помог… прости…
– Что?! Повтори! Подожди, не уходи! – Лала трясла умирающего, отчего черные липкие брызги летели во все стороны. Хрип и последний выдох – все, что она услышала.
В полубессознательном состоянии Лала вспорола себе палец, и алый ручеек из слишком большой раны смешался с черной кровью Чигиша, уходящей в песок.
Когда она подняла пустой плащ, под ним в песке лежало три ярких крупных шуларта. Камни были теплыми, почти живыми. Лала свернулась вокруг них, как ящерица на яйцах, и зарыдала, спрятав лицо в складках никому теперь ненужного синего одеяния.
Глава вторая
Солнце успело коснуться красного горизонта пустыни, когда Лала увидела впереди белые купола. Снег словно понимал, что у его хозяйки на душе, и плелся за ней, вздыхая совсем по-человечески.
Ишиндалла уже ждала. Она стояла возле озера, печальная и прекрасная, похожая на мраморную статую. Ни о чем не спрашивая, она махнула ближайшему работнику, чтобы тот забрал дрома. Лала смотрела сквозь людей и вздрогнула, когда Ишиндалла взяла ее под руку.
– Мастеру Смерти требуется покой и отдых. Приглашаю тебя на ужин. Попробуешь новое вино, из Шулая привезли.
Лала некоторое время перекладывала в уме тяжелые кирпичи этих слов и с усилием покачала головой.
– Благодарю. Я хочу побыть одна.
– Да, конечно. Понимаю. Я пришлю тебе ужин с вином.
– Не стоит. Я не голодна.
– Это сейчас ты так думаешь. Вот увидишь, мое приношение будет к месту.
Лала вдруг остановилась.
– Не могу.
– Чего не можешь, Мастер? – участливо склонила голову Ишиндалла.
– Быть в своей комнате. Там… там все напоминает. И… запах.
– Я могу поселить тебя в другом месте. Но когда ты увела бедняжку в Пустыню, я отправила в твое жилище рабынь, и они там прибрались. Ну и кое-что изменили, украсили. Мне хотелось поддержать тебя.
– Спасибо… – выдохнула Лала.
– Всегда рада помочь. Ведь для этого и существуют друзья, правда?
Лала только кивнула. Ишиндалла улыбнулась и пошла к себе.
Комнату Лалы было не узнать. Стены задрапированы тончайшими покрывалами из крашеной козьей шерсти, на полу белый ковер, похожий на тот, что лежал в комнате старой госпожи Аришдалии, новая серебряная посуда и прозрачные лампы с благоухающей смолой – роскошнее было только в спальне самой Ишиндаллы. Лала села прямо на пол и долго гладила мягкий ворс ковра.
Когда в дверь поскреблась служанка с огромным подносом, Лала не услышала. Поэтому, неожиданно увидев перед собой синюю фигуру, она резко вскочила и выхватила нож. Серебряное блюдо глухо стукнулось о белоснежный ковер, и рабыня тоненько заскулила от ужаса. Скулила она долго, на одной ноте, не шевелясь. А по ковру расползались пятна от вина, масла и сиропа.
Лале пришлось шлепнуть обомлевшую по спине, просто чтобы прекратить скулеж. Рабыня кинулась в ноги.
– Госпожа, пощади! – сипя от ужаса, причитала она.
– Прекращай. Ничего страшного. Я сама виновата, задумалась и не услышала тебя. Приберись, и будем в расчете.
Не веря, что так дешево отделалась, девчонка в мгновение ока почистила ковер, как могла, и кинулась было принести новый кувшин вина, но Лала ее остановила.
– Воды простой принеси. Про разлитое вино никому не говори, госпоже Ишиндалле обязательно станет известно, а она не такая добрая.
Рабыня признательно поклонилась и выскочила за водой.
Ужин от Ишиндаллы был как всегда прекрасен, но Лала не почувствовала ни вкуса, ни запаха. Ей не хватало вина, и она уже немного жалела, что пощадила рабыню. Заснуть без вина тоже оказалось сложно. Лала долго ворочалась, вспоминая последние минуты жизни Чигиша. Слез не было, хотя горечь жгла изнутри глаза и нос. Бредовые слова умирающего про Ишиндаллу вдруг перестали казаться такими уж нелепыми. Необычная ясность в голове пришла ближе к утру, и только тогда Лала заснула, в дремоте пообещав себе не пить вина из юги, пока не поймет, что произошло с Чигишем.
Когда она открыла глаза, на столике уже стоял завтрак с неизменным кувшином. Протянув руку за вином, Лала застыла, вспомнив данное себе обещание. Вина было много, и перед Лалой встала задача незаметно избавиться от драгоценного напитка – оазис за стенами купола давно уже проснулся. Решение оказалось простым, хоть и расточительным. Кувшин легко поместился под плащ, а Снег не очень удивился, когда Лала вылила ему под ноги ароматную жидкость, мгновенно выпитую теплым песком.
Вернувшись в комнату, Лала обреченно осознала, что ей нечем заняться. Она постаралась припомнить, что именно она делала здесь круглыми днями, и не смогла. Зато слова Чигиша о том, что нет у нее тут нужных дел, отдавались тупым эхом в голове.
Вечером Лала пришла на ужин к Ишиндалле, но пить вино отказалась, чем немало удивила свою подругу. И совсем озадачила, когда спросила, почему до сих пор нет никаких вестей из Шулая про семью. Неужели это так сложно? А может, никто не хочет этим заниматься?
Ишиндалла поджала губы и нахмурилась. Слова ее были холодны, как дыхание Хвори Пустыни:
– Ты сомневаешься в моем желании помочь тебе, Мастер Смерти?
– Нет. Это простой вопрос, и я жду простого ответа.
– Я не знаю, как течет жизнь там, откуда ты прибыла, но здесь, в Пустыне, ничего не делается стремглав. Только соколы быстры, а я, к сожалению, не сокол. – Ишиндалла печально вздохнула, опустив голову.
Лале на мгновение стало совестно, но впервые за долгое время что-то внутри запротестовало. Ишиндалла не была тем человеком, которого нужно жалеть. Бояться, восхищаться, завидовать, поклоняться – но не жалеть. Лала решительно выдохнула:
– Хорошо. Прости. Я не буду тебя беспокоить больше этой просьбой. Красный плащ и перстень Мастера Шая откроют мне много дверей в Шулае, правда?
Ишиндалла чуть наклонила голову в знак согласия и поспешно добавила:
– Но ведь ты не бросишь меня? Ты останешься? Твой дом здесь, и я единственный близкий тебе человек в Пустыне.
– С чего это?
– Тебе плохо тут, Лала? Скажи, чем я тебя расстроила?
– Мне тут слишком хорошо. Но ты не ответила. Зачем тебе домашний Мастер Смерти?
Ишиндалла подозрительно прищурилась, и Лала на мгновение увидела глаза прежней госпожи оазиса – холодные, безжалостные и высокомерные. Но добрая печальная и всепонимающая улыбка тут же скрыла этот холод.
– Дорогая, ты очень расстроена смертью твоего слуги, я понимаю, – участливо сказала Ишиндалла. – Давай сегодня больше не будем о грустном, а завтра, клянусь, я все тебе расскажу, без утайки. А теперь прости, я вспомнила об одном очень важном деле. Ты можешь оставаться здесь сколько угодно, а можешь уйти к себе, и я пришлю ужин.
Не дожидаясь ответа, она вышла.
Чуть позже, когда Лала перебирала свитки у себя в комнате, на пороге возникла рабыня с кувшином: