Ошибка Пустыни
– Жидкий огонь живет в глиняных бочонках. Вернее, огонь поджигает бурое масло из бочонка. А специальная надстройка на палубе корабля позволяет кидать эти бочонки как угодно далеко. И пока все масло тонким слоем не разольется там, где разбился бочонок, огонь не утихнет.
– Ты про это оружие писала?
– Да, – вздохнула Лала и добавила: – Все змеи сгорели… Остальные, наверное, испугаются и спрячутся.
– Лала, – Лириш резко развернул ее к себе, стараясь не давить на раненое плечо, – нам нужен Луч. Лучше Хворь, чем этот огонь. Один раз. Только один раз. Спали этот корабль, и все. Хуже уже некуда.
Лала не смогла возразить. От Хвори жители Шулая укроются в куполах. От летающего огня спасения не будет.
Бегом, спотыкаясь о камни, они с Лиришем добрались до брошенных вещей и в четыре руки быстро восстановили Гнездо Луча, разбросанное Лалой после борьбы с Ишром. Она схватила мешочек с шулартами и отчаянно застонала – там был только один самоцвет. Черный.
– И все? – жутким шепотом спросил Лириш.
– Да. Но в «Шулартарии» говорилось, что черные мощнее обычных в тридцать раз.
Лала поместила шуларт в Гнездо Луча и тихо сказала:
– Помогите, Учитель, на вас вся надежда.
Целиться времени не было – на палубе корабля суетливо готовили второй бочонок.
Луч ударил в воду прямо под бушпритом, и Лириш разочарованно выругался, но пираты вдруг засуетились и стали прыгать в воду. А через несколько мгновений столб огня, воды и черного жирного дыма поднялся до небес.
– Что же было у него в трюме? – прошептала пораженная Лала и тут же сама себе ответила: – Луч и бурое масло соединились.
Останки взорванного корабля с шипением погрузились в воду, утянув за собой тех несчастных, кто не успел отплыть на безопасное расстояние. Прочие барахтались, сдирая с себя перевязи с оружием и протягивая руки к ближайшим шлюпкам. Пиратам бросали канаты или выдергивали их из мутных волн за шиворот.
– Прекрасно! – бодро выдохнул Лириш. – Давай еще парочку спалим, чтобы они убрались восвояси.
Лала не сразу ответила, она напряженно вглядывалась в воду, надеясь заметить золотистый отблеск плывущего анука. Тщетно. Только небольшие головешки да лоскутки обгоревших парусов качались на волнах.
Горе словно проткнуло ей грудь, и она бессильно опустила руки. Лириш повторил было просьбу, но не успел закончить – вопль ужаса раздался в одной из шлюпок. Пираты кинулись к бортам, словно увидели смерть на дне лодки. Один покачнулся и упал в воду, держась за горло. Да, это была она – тоненькая и малозаметная с берега золотистая смерть.
– Ну вот, я же говорил! Он там сейчас всех перекусает и приплывет к тебе.
– Нет, ануки не могут бесконечно кусать. Им нужно время накопить новый яд и силы. – Лала поспешила к кромке воды, опустила туда ладонь со вшитым шулартом и сидела на корточках до тех пор, пока запястье не обвилось золотой лентой в блестящих капельках.
Лириш тем временем держал на изготовку лук, но пираты больше не стреляли и не стремились к берегам. Они тревожно вертели головами, будто что-то потеряли вместе с большим кораблем. И тут в одной из лодок встала во весь рост коренастая фигурка и вытянула в небо переливающийся меч. Торжествующий вопль раскатился над бухтой:
– Хаддор! Хаддор! Хаддор!
Лала присмотрелась и охнула:
– Ах ты ж черное отродье! Добрался…
– Ты знаешь его? – удивился Лириш.
– Еще бы.
Лала перенеслась мыслями в далекое утро на набережной Этолы и вздохнула. Так и есть. Тиккиндей Флинн Ростер пришел, чтобы исполнить клятву.
– Похоже, он у них главный. Но ты не будешь жечь лодку с этим черноголовым, – ответил Лириш на собственный незаданный вопрос.
– Пока нет. Я хочу с ним поговорить.
Лала подошла к телу Ишра, стянула с него красный плащ, надела, расправила плечи и стала ждать, пока взгляд предводителя пиратов не остановится на ней.
Глава тридцать третья
Когда нос шлюпки ткнулся в прибрежную гальку, возле Лалы с Лиришем стояло несколько ашайнов, сбежавших от пожарища. У них было только два лука против нескольких десятков, нацелившихся с лодок. Воздух дрожал, вторя натянутым тетивам, но никто не стрелял.
– Вот я и здесь, госпожа Лала! – Ростер-младший легко спрыгнул с носа лодки и подошел к ней, вызывающе глядя снизу вверх.
Лале стоило усилий не показать своих чувств. Тиккиндей вырос. И он был точной копией отца, только молодой, не успевшей спиться и потерять глаз. Даже голос, утративший детскую звонкость, хлестко напоминал ей о годах, проведенных в рабстве. Длинные черные волосы были собраны в хвост, с которого все еще стекала вода на щегольский, испачканный в саже камзол цвета старой крови. Лала смотрела во все глаза, но не видела того мальчишку, за которого готова была умереть. Перед ней стоял чужак, опасный и бесстрашный, который не наносит удар только потому, что не решил, с кого начать.
– Зря ты явился, – наконец сказала она.
– Не скажи… – протянул Тик, оглядывая Лириша и остальных, – эти жалкие горожане успеют разве что обделаться, когда я отберу все, что мне у вас понравится, и скормлю их рыбам.
– Придержи язык, недомерок! – прошипел Лириш, делая шаг. – Я успею увидеть твои кишки, даже если твои рабы утыкают меня стрелами!
Пираты в лодках мгновенно направили все оружие на Лириша, а Ростер-младший удивленно хохотнул:
– Во как! Они понимают наш язык. Ты научила?
Лала встала между ними и неожиданно взяла Тика под локоть и подмигнула:
– Поговорим наедине?
В его глазах мелькнул интерес. Тик сделал знак своим головорезам, и они опустили луки. А Лала уже тянула его в сторону, быстрым взглядом попросив Лириша не вмешиваться.
– У вас тут курит кто-нибудь? – вдруг спросил Тик, подстраиваясь под ее шаги.
– Нет.
– Жалко, – вздохнул он. – Табак намок, а мне не помешала бы ясная голова. Не каждый день мечты сбываются.
– Ты мечтал извести сотню своих людей?
– Нет. Я мечтал приплыть в Пустыню Самоцветов и забрать все, что смогу увезти. Ну а если мне помешают, убить всех, кроме тебя. Люди мои знали, на что шли. Их часть добычи отправится родне. У нас все честно.
– Так ты уже делишь недобытое? – прищурилась Лала.
– Как всегда. Сначала собираю все знания о месте, которое хочу освободить от сокровищ. Потом готовлюсь к походу. Ну и делю добычу.
– И сотни взрослых прожаренных пиратов повинуются сопляку?
– Если ты хотела меня обидеть, не удалось. Да, я сопляк, мне нет пятнадцати. И я еще не силен в морском деле. Я не командую кораблями на море. Я просто командую капитанами, потому что у меня есть имя отца, верные люди отца и его же деньги. Я не трачусь на баб и попойки, а вкладываюсь в корабли. У меня их много. И кораблей, и денег, и обчищенных городов.
– С Шулаем так не выйдет.
– Ха! – Тик самоуверенно усмехнулся.
– Я не дам тебе разрушить этот город, – твердо сказала Лала. – Тебе придется убить меня.
– Я поклялся этого не делать.
– Ваш яд я могу победить. В рукопашную даже не мечтай – я Мастер Смерти, и ты знаешь, на что мы способны. Раны мои заживают намного скорее, чем ваши, Пустыня позаботилась. Так что у тебя и не получится нарушить клятву. А вот я сей же миг могу устроить тебе встречу с отцом.
Тик помрачнел:
– Горло перегрызешь?
– Зачем же, – усмехнулась Лала. – Это долго и больно. Есть другой способ.
Она оголила запястье, и чешуя анука заискрилась на солнце, а сам он недовольно пошевелился. Ростер-младший отпрянул, а потом смущенно рассмеялся:
– Вижу, ты теперь не боишься змей.
– Да, змеи меня слушаются. Особенно Тик.
– Кто-о-о?
– Тик. Я его так назвала, когда он малышом пристал ко мне в пустыне. Это золотистый анук, самая опасная змея этого мира.
Тик-человек вдруг закатился радостным, почти мальчишеским смехом. Лала недоумевая ждала, пока веселье закончится, но сама с трудом сдерживалась. Было что-то давнее, привычное и почти родное в этом смехе. Наконец гроза морей утер выступившие слезы и пояснил: