Город падающих ангелов
– Ну, конечно, – кивнул Джино, но затем о чем-то задумался, бесцельно переставляя предметы на столе. – Однако тут есть одна сложность. Я не единственный ребенок в семье, у меня есть брат, Джампаоло. Он на четыре года моложе меня. В течение тридцати лет он работал вместе с отцом и мной, и мы сотрудничали очень тесно. Наша семья была прочна как сталь: отец, мать, брат, я и Бог. Мы с Джампаоло были друг для друга как альтер эго. Но потом начались раздоры. Три года назад брат уехал. С тех пор он с нами не общается.
– Вы не разговариваете?
– Только через адвокатов.
– Но что было в ночь пожара в «Ла Фениче»? Тогда вы слышали о нем?
– Нет. Он не позвонил и не приехал. Но между прочим, мой зять проехал тридцать миль в лодке, нагруженной промышленными огнетушителями, а затем на себе притащил их от Кампо-Сант-Анджело к нашему дому. А вот от моего брата мы так ничего и не услышали.
– В чем же суть ваших раздоров?
– Джампаоло жаждал модернизации, он хотел все поменять. Но, на мой взгляд, важнее другое – у каждого из нас четверо взрослых детей. У меня три дочери и один сын, а у него три сына и одна дочь. Все восемь были готовы начать свою самостоятельную взрослую жизнь. Если бы они пожелали работать в нашей компании, то, мне кажется, каждый должен был заслужить свое право трудом и способностями. Мне не хотелось, чтобы компания стала прибежищем для развращенных и разбалованных деток. Я настаивал на выработке строгих правил, но брат не желал даже слышать ни о каких правилах. Он был уверен, что дети и так будут вести себя как следует. Это была первая проблема. Вторая касалась отношений с отцом. Брат часто говорил, что отец нас с ним буквально кастрировал, подавив силой своей личности. Джампаоло чувствовал, что всегда находится в тени отца. Я же никогда этого не чувствовал.
– Не стремился ли ваш брат делать в компании то, что отец не позволял ему делать?
– Он получал любую работу, какую хотел. Он был занят на производстве, и на продажах, и на складах.
– Он хотел заниматься дизайном?
– Да, он немного занимался и этим. Если бы он пожелал, то смог бы добиться большего.
– Но почему тогда он ушел из семьи?
– Джампаоло сказал, что хочет жить своей собственной жизнью. Как бы то ни было, три года назад он вдруг заявил, что уходит, и попросил компенсацию за свою долю в семейном предприятии. Отец выделил нам по тридцать процентов компании.
Претензии Джампаоло возмутили отца. Он сказал: «Я дал вам доли во владении предприятием, а теперь ты хочешь, чтобы я выкупил твою долю?» Вместо этого отец дал ему какие-то деньги, чтобы помочь начать дело с нуля. Джампаоло сказал тогда, что хотел бы написать книгу по истории стеклодувного ремесла. Затем он очень неприятно удивил нас, учредив конкурирующую компанию, прямо здесь, на Мурано. Назвал он ее «Сегузо Виро». Он увел с собой несколько наших сотрудников – дизайнера, управляющего складом и менеджера по производству. Он даже пытался увести мастера, собиравшего люстры, а также нанял некоторых наших бывших работников. Потом он открыл склады – по соседству с нашими, – один на площади Сан-Марко, один во Фреццерии, а третий в Милане.
– Дизайн изделий «Сегузо Виро» похож на ваш дизайн?
– Да, во многом, особенно в наиболее красивых образцах.
– Теперь я начинаю понимать, почему вы не разговариваете, – сказал я.
– Но это еще не все, – снова заговорил Джино. – После того как мой брат покинул нашу компанию, он, как младший партнер, подал иск о признании отца недееспособным, чтобы отстранить его от руководства компанией!
– Что?
– Да, да, вы не ослышались. Я могу показать вам документы. В этом случае на место отца должен был заступить я и взять на себя руководство компанией. Но следующим шагом Джампаоло была подача иска с целью изгнать из компании и меня под тем предлогом, что я исполнял за отца многие его служебные обязанности – писал письма, подписывал документы и так далее. Естественно, мы подали встречный иск и выиграли.
– Но зачем он все это делал?
– Мы не понимали зачем – до тех пор, пока через несколько месяцев после его отъезда не обнаружили нечто еще более странное. Никому ничего не сказав, Джампаоло зарегистрировал в качестве торговой марки своей компании название «Архимед Сегузо», причем под своим именем!
– И как на это отреагировал ваш отец?
– Он ударил себя в грудь и воскликнул: «Но это же мое имя! Как такое вообще возможно?! Неужели это может быть законно?» Мы подали встречный иск, чтобы заблокировать регистрацию. Джампаоло утверждал, будто зарегистрировал торговую марку на имя отца, желая защитить его имя, а также защитить принадлежащие ему тридцать процентов компании.
– Но каким образом мог он защитить имя Архимеда Сегузо?
– Мне кажется, на самом деле у брата был очень простой план. Если бы ему удалось изгнать отца и меня из компании – «Vetreria Artistica Archimede Seguso» [28], – то она осталась бы без мозгов. Она в итоге истощилась бы и погибла, а Джампаоло оказался бы в самом выгодном положении, так как смог бы получить ее в свое полное распоряжение. Он и без того создал копию компании и привлек к себе многих наших бывших работников. Он знал всех наших клиентов. Он был знаком со всеми аспектами нашего бизнеса. Он даже знал профессиональные секреты отца. И, кроме того, ему не пришлось бы покупать право на имя, потому что он тоже им владеет. Не потратив ни пенни, он мог бы стать Архимедом Сегузо.
К тому моменту, когда я ступил на борт вапоретто, чтобы совершить десятиминутное обратное плавание с острова Мурано в Венецию, мной уже владело жгучее желание познакомиться с Джампаоло Сегузо. С каждым новым откровением Джино его образ в моих глазах становился все темнее. Из того немногого, что рассказал мне Джино, я понял, что встречу полноватого, седеющего и лысеющего господина пятидесяти четырех лет. Мне было интересно, что может представлять собой человек, стремящийся ложно признать собственного отца слабоумным и недееспособным, а затем присвоить себе его личность, – если, конечно, он и на самом деле этого хотел. Может быть, у него имелись и звериные клыки?
Я набрал номер компании «Сегузо Виро», и меня сразу соединили с Джампаоло. Я представился и спросил, не возражает ли он против встречи и разговора со мной.
– С большим удовольствием, – ответил он.
Мы назначили встречу на следующей неделе.
В промежутке я провел кое-какие изыскания, и первое, что я обнаружил, – это сведения о том, что семейства Мурано издавна имели обыкновение враждовать друг с другом. Стеклодувы жили в Мурано с 1291 года, когда дож Пьетро Градениго принудительно выселил их из Венеции из-за опасности пожаров, а также для того, чтобы запереть их в некоем скрытом от мира гетто, дабы их секреты не расползлись за пределы Венеции. Семь столетий стеклодувы жили крайне скученно на крошечном клочке суши, и это стало, вероятно, одной из причин вздорности обитателей Мурано.
– Муранцы – умные люди, – говорила мне Анна Венини, – но они чуть-чуть сумасшедшие.
Синьора Венини хорошо знала предмет, причем говорила она с долей отстраненности, так как отработала на стекольной фабрике в Мурано более двадцати лет, опубликовав при этом несколько книг по истории стекла. Она была дочерью Паоло Венини, одного из величайших стеклодувов двадцатого века; уникальность этого человека, помимо всего прочего, заключалась в том, что родился он не на Мурано; начинал он адвокатом в Милане.
– Но муранцы щедры и великодушны, – сказала мне синьора Венини. – Если они принимают, то принимают навсегда.
Дочь синьоры Венини, Лаура де Сантилльяна, художница, жившая в Венеции и работавшая в Мурано, где изготовляли ее модернистские стеклянные скульптуры, вполне разделяла двусмысленность отношения ее матери к муранцам.
– Муранские семьи всегда враждовали, – говорила она мне. – Страшные люди! Ужасные. Они забаррикадировались на своем острове внутри своей особой культуры. Муранцы считают себя полностью независимыми от Венеции. У них есть свой собственный Гранд-канал, своя собственная базилика и свои собственные благородные семейства.