Последняя из Лунных Дев
Лиззи посмотрела на свой едва тронутый завтрак. Она надеялась как можно дольше держать свои планы при себе, пока не возьмется как следует за, так сказать, логистику всего дела. Однако в сложившихся обстоятельствах Лиззи сочла это нечестным. Эвви заслуживала того, чтобы знать, какая судьба ожидает этот дом, чтобы успеть подготовиться к переменам и перестроить собственные планы.
– Я приехала, чтобы выставить ферму на продажу, – тихо произнесла Лиззи. – Я собираюсь продать имение.
– Так я и думала.
– Дело тут вовсе не в деньгах, Эвви. У меня просто совершенно нет причин за нее держаться. Я прекрасно знаю, о чем мечтала Альтея, – но что мне вообще делать с этой фермой?
– То же, что и она. Кое-что выращивать, кое-что из этого создавать. Помогать людям.
– Но у меня уже есть работа – ради которой я так долго и упорно трудилась, – и она у меня в Нью-Йорке.
Эвви сложила руки на столе, собрав губы трубочкой, словно тщательно обдумывая, что сказать дальше.
– Твоя бабушка мне о тебе рассказывала, – заговорила она наконец. – Какой ты была особенной. Она не могла тобою нахвалиться – причем хвасталась не только твоими дарованиями, но и тем, кто ты есть и кем ты стала. Что у тебя, дескать, была мечта – и что ты ее целеустремленно добивалась. За это она очень гордилась тобой – даже при том, что это предполагало твой отъезд и означало для нее одиночество. Она понимала, что тебе надо чего-то добиться, что-то постичь – но она никогда не теряла веру в то, что однажды ты обретешь то, что искала. И наконец вернешься сюда.
Лиззи поставила кружку на стол, полная решимости внести в ситуацию ясность.
– Да, я вернулась – но не в том смысле, что вы подразумеваете. Здесь мне делать нечего.
Эвви фыркнула – Лиззи уже поняла, что этот звук означает проявление скептицизма.
– То есть ты сюда приехала, просто чтобы воткнуть в землю табличку о продаже, а потом шнырнуть обратно в Нью-Йорк?
Лиззи не по душе пришлось слово «шнырнуть», однако она не могла поспорить с основным посылом вопроса.
– Ну, по большому счету да.
– У тебя там кто-то есть?
– В смысле – кто-то?
– Кто-то, – повторила Эвви. – Кто-то, готовый сварить тебе супчик, когда ты больна, или держать тебя за руку, когда на душе плохо. Кто-то, кто для тебя по-настоящему важен.
Лиззи хотела было солгать, но она уже успела уяснить для себя, что ничего не сможет утаить от Эвви.
– Нет, супчик мне там точно состряпать некому.
Однако она добровольно заключила с собою эту сделку. То, что никто ей не приготовит суп, означало также, что никто не станет задавать ей нежелательных вопросов о ее семье, не потребует от нее того, чего она не способна дать. Это означало никаких серьезных связей. Никакой «головной боли». Никаких обнажающих сердце признаний. Ей так и не довелось овладеть искусством распахивать душу перед другим человеком. Вместо этого она все больше постигала искусство одиночества – и, надо сказать, неплохо в этом преуспела. Одиночество означало для нее безопасность.
– Мне сейчас слишком некогда, чтобы строить какие-то отношения, – ровным голосом добавила она.
Эвви в ответ снова фыркнула.
Это вызвало у Лиззи раздражение.
– Я понимаю, что вы с Альтеей были подругами, – сказала она, отодвигая от себя тарелку. – Но некоторых вещей в отношении рода Лун вы все же не понимаете. Мы не такие, как другие люди. Нам чужда вся эта любовно-брачная дребедень.
– Так ли?
– Да, именно так. Я не жду от вас, что вы поймете…
Эвви поднялась, взяв со стола отставленную тарелку Лиззи.
– Я понимаю больше, чем ты думаешь. А также слышу то, чего ты не говоришь вслух: что все это вообще не мое дело.
– Вовсе нет! – торопливо возразила Лиззи. – Ничего такого я не подразумеваю. Я лишь хочу сказать, что есть вещи, которых вы не знаете. То, о чем мы обычно не распространяемся.
Эвви поджала губы, словно пряча на замок то, что собиралась произнести.
– И как долго ты планируешь тут пробыть?
Лиззи сильно удивилась и вместе с тем вздохнула с облегчением, когда Эвви сменила тему разговора. Она и так уже сказала больше, чем следовало, насчет традиций Лун.
– Пока не знаю. Может быть, неделю. Я предполагала сегодня утром обойти ферму и получить хоть какое-то представление о том, что надо сделать, прежде чем я обращусь к риелторам.
Эвви насупилась, опуская в раковину пустую тарелку.
– Чуть не забыла. Чуть позже придет один человек, чтобы кое-что сделать в теплице твоей бабушки. Она в ужасном состоянии, но он клянется, что сможет привести ее в порядок.
– Какой вообще в этом смысл? Тратить деньги на починку того, что новые владельцы, возможно, попросту снесут.
– Может, и нет смысла. Но твоя бабушка взялась ее восстанавливать уже перед самой смертью. Она очень любила свою теплицу.
– Это я знаю, – угрюмо отозвалась Лиззи, решив пока оставить эту тему. – Спасибо за завтрак. Я скоро вернусь.
Выйдя из дома через заднюю дверь, она прямиком направилась к теплице, сочтя, что это будет лучшим местом для начала обхода. То, как Эвви обозначила ее состояние, было, по меньшей мере, щедро сказано. Несколько стекол растрескались, остальные отсутствовали напрочь. Столы внутри по большей части пустовали, заваленные ржавыми инструментами и грудами пустых глиняных горшков. В одном углу теплицы стояли несколько треснувших мешков с горшечным почвенным субстратом, и их содержимое просыпалось на утрамбованный земляной пол.
Дальше Лиззи прошла к плантациям лаванды – вернее, к тому, что от них осталось. «Хидкот», «Гроссо», «Фолгейт», «Лаванс» – вспомнились ей названия сортов. Некогда все они произрастали здесь, будучи гордостью и радостью Альтеи. Теперь же Лиззи обнаружила лишь отдельные зеленые пятна чахлых растений, которые после нескольких зим заброшенности и неприкаянности чересчур вытянулись и почти лишены были цветков. От увиденного у нее упало сердце. Ну почему Альтея не взяла трубку и не попросила ее о помощи?
Однако этот вопрос мгновенно перетек в другой: а приехала ли бы она тогда? Если бы Альтея и в самом деле взялась за телефон – Лиззи, что, бросила бы все и вернулась на ферму? Ей очень хотелось бы ответить на этот вопрос «да», но Лиззи не могла сказать это с уверенностью. В действительности она никогда даже не рассматривала подобный сценарий, предпочитая делать вид, будто Альтея будет жить вечно – потому как что-то иное казалось ей просто немыслимым.
Очень скоро она добралась до яблоневого сада. Там дела обстояли лишь немногим лучше. Хотя сами деревья вроде бы почти не пострадали, земля под ними была сплошь усеяна прошлогодней гниющей падалицей, привлекавшей полчища прожорливых ос. За последним рядом яблонь стоял небольшой деревянный сарай, крыша которого изрядно провисла и поросла мхом. В лучшие дни этот сарай использовали, чтобы хранить большие корзины и плодосборники для местных жителей, которые нисколько не гнушались каждую осень набрать для себя тут вволю яблок. Вплоть до тех пор, как погибли дочки Гилмэнов.
Как ни странно, но поначалу домыслы о некой роли Альтеи в их исчезновении шли даже на благо бизнесу фермы, привлекая всевозможных любопытствующих, жаждавших приобрести флакончик лавандового масла и заодно хоть мельком взглянуть на женщину, якобы подозреваемую в убийстве двух девочек-подростков. Почти три недели эти чудовищные предположения росли все больше, и деньги, можно сказать, текли рекой. Для тех, кто знал Альтею, для тех местных жителей, что за долгие годы привыкли доверять ее целебным снадобьям и оберегам, подобные сплетни казались нелепым бредом. Однако даже у них появились черные сомнения, когда из пруда на территории фермы вытащили распухшие тела Дарси и Хизер Гилмэн и убрали в плотные, черные мешки на молнии. Буквально на следующий день обильный поток покупателей иссяк до тоненькой струйки. Даже сейчас, восемь лет спустя, воспоминания об этом были у Лиззи по-прежнему свежи. Эта рана в ее душе так и не затянулась. Да и как она могла зажить, если вопросы о случившемся продолжали ее растравлять и мучить?