Открытый брак (СИ)

Тряхнув головой, кусаю губы до крови. Морок спадает. Я уже говорила, что просто до ужаса ненавижу откаты?
  
Глава 77
 
— Я уже родилась?
Мы ужинаем за праздничным столом на веранде. Уставшие, нагулявшие аппетит. На улице давно стемнело, а температура воздуха в преддверии осени стремительно поползла вниз, поэтому мы с дочерью кутаемся в пледы, чтобы согреться.
— М-м. Пока нет. В это время папа экстренно вернулся в роддом.
Внутри всё вибрирует от накатывающих воспоминаний. Нужно принять и смириться, что часть моей жизни навсегда будет связана с Наилем, но пока это не представляется возможным. Я не могу равнодушно и ровно реагировать. Не тогда, когда мы так близко и, в то же время, далеко друг от друга.
Я откладываю столовые приборы в сторону. Мну салфетку. В уголках глаз проступают слёзы, поэтому приходится вскинуть подбородок и сморгнуть. Хорошо, что на веранде тусклое освещение, и ничего не видно.
Мы были слишком молодыми и самонадеянными. Вчерашние студенты, которые понятия не имели, как справляться с трудностями, и что нас ждёт.
Наиль ни разу не держал детей на руках. Да что там — даже вживую не видел таких крох. Но у меня почему-то и в мыслях не было, что он сделает что-то не так и не то. И это вовсе не беспечность, а полная и безапелляционная уверенность в возможностях моего мужчины. Правда, уже не моего.
— Почему уезжал?
Я оголяю плечи и скидываю плед. Встаю с кресла, чтобы разрезать торт. Убираю распущенные волосы за спину.
Пару минут назад мы дружно поздравляли именинницу. Пели песни, задували свечи. По мне — так это самый скучный вариант празднования детского дня рождения, но Марине, кажется, хорошо и комфортно. И это главное.
Прохладный ветер забирается под футболку и холодит тело. Я беру в руки нож и специальную лопатку. Действую быстро, чтобы поскорее вернуться на уютное и теплое место.
— Потому что мама сказала, что мужчинам нежелательно присутствовать на родах.
Застываю от неожиданности. С трудом беру себя в руки. Откашливаюсь.
Наиль хотел остаться, да. Это я закатила истерику и почти вытолкала его за порог больницы, начитавшись на форумах о том, что это чревато негативными последствиями в сексе. Так и кричала: «У тебя потом на меня не встанет!».
— Почему?
Мышка бесконечно заваливает нас вопросами. Ей всё интересно и любопытно. Весь этот вечер буквально посвящен ей одной. Вся любовь, тепло и внимание. Столько, сколько хочет — получает. И нет, я не боюсь, что она вырастет избалованной.
— Чтобы не испугался? — недоверчиво хмурится дочь. — Ты же у меня бесстрашный и сильный, пап…
Я выкладываю кусочки торта на десертные тарелки. Раздаю всем по очереди. Себе отрезаю самый маленький, потому что не хочу наедаться на ночь.
Вопрос повисает в воздухе. Я возвращаюсь в мягкое кресло и скорее кутаюсь в плед. Закинув ногу на ногу, выгибаю бровь и вопросительно смотрю на Наиля.
Ну? И как будешь выкручиваться?
— Это у мамы спроси — она лучше помнит, — тут же переводит стрелки.
Усмехнувшись, легонько стукаю его ступней по колену под столом. Реакция следует незамедлительная — Наиль смыкает пальцы на моей щиколотке, несколько секунд держит и не отпускает, а я так резко вспыхиваю, что жар стремительно расползается и нагревает тело.
— Ладно-о. Мне показалось, что я тоже не промах, и со всем справлюсь самостоятельно. Но в итоге струсила и попросила папу вернуться. Вдвоем, знаешь ли, всё-таки легче.
Разговор прыгает с темы на тему. Крутится вокруг одного и того же, будто нарочно. Я насквозь пропитываюсь прошлым. Не вижу ориентиров. И никак не могу найти баланс между ним и кардинально новым настоящим, где нас уже нет. Это плохо, и внутреннее разрушает.
Время плавно близится к полуночи, а Мышка заметно зевает, несмотря на то, что до последнего выступает инициатором общения.
Наиль бросает взгляд на меня и о чем-то задумывается. Нам надо поговорить, да. Обсудить развод, который не озвучивался даже в сообщениях.
Затем муж мягко предлагает дочери пойти отдохнуть перед завтрашним днём, потому что подъём будет довольно-таки ранним. В списке планов много всего. И рыбалка, и прогулка на великах по лесу, и катание на катамаранах.
 
Маришка вроде бы слушается. По крайней мере, сначала. Встает из-за стола, благодарит за ужин. Позже происходит то, чего я меньше всего ожидала — наша стойкая девочка ломается и начинает капризничать.
— Пап, пап… Мне не хватит одного дня. Пожалуйста, давай останемся здесь завтра, послезавтра и после-послезавтра. До конца жизни.
Сквозь вполне будничное предложение прорываются всхлипы. Наиль хмурится и со всей внимательностью выслушивает Мышку, взяв её за плечи и развернув к себе лицом.
Я не знаю, как он будет разруливать. И понятия не имею, для чего всё это затеял. Больно всем, а особенно — ребёнку.
— Эй, малыш. Ну, ты чего? — Наиль заметно волнуется и запинается. Между бровей залегает глубокая морщинка. — Послезавтра у тебя первый звонок в новой школе. Помнишь?
Следует кивок и всхлип, который рвёт душу в клочья.
— Мы не в последний раз приезжаем в «Маятник». Здесь, конечно, здо́рово, но не до такой степени, чтобы оставаться на постоянку. Правда?
Муж пытается пошутить, но получается из ряда вон плохо.
Дочь запрокидывает голову к небу. Смаргивает, втягивает носом воздух. Но по щекам всё равно предательски катятся слёзы.
Я бы списала это состояние на усталость и сонливость, но ясно вижу, что дело вовсе в другом.
— Когда мы ещё приедем? Скажи, когда? — настойчиво требует.
Мое тело напряжено. Я замираю и не двигаюсь. В горле образовывается колючий ком, а вдохнуть я и вовсе не могу — по мне будто проехались катком.
— Когда захочешь, — сдается Наиль. — Можем сделать это нашей традицией. Возвращаться из года в год к истокам.
— Втроем? Ты, я и мама? Честно?
Я мечу взглядом в мужа. Сжимаю пальцы в кулаки. Какой ужас. Что мы натворили? Для чего организовали поездку? Чтобы ещё больше разбередить раны?
Театр был не только с нашей стороны — Мышка тоже прониклась и вполне неплохо сыграла. Я даже по-настоящему поверила.
Кровь молниеносно вскипает в венах и разгоняется по организму. Если бы не ребёнок, я бы стукнула Наиля чем-то потяжелее. И не только в колено.
Пусть даже не смеет объяснять. Хватит. Как он представляет себе исполнение ежегодной традиции? Как видит её с учётом того, что теперь у каждого из нас своя личная жизнь?
— Пойдем. Я уложу тебя спать, и заодно поговорим.
Наиль вместе с Маришкой уходит в дом, а я остаюсь одна. Становится пронзительно тихо и страшно.
Я складываю грязную посуду в одну стопку. Убираю продукты в холодильник. Действую на автопилоте, чтобы хоть чем-то себя занять и не свихнуться.
Взяв салфетки, вытираю стол. Расхаживаю из угла в угол. Управившись с уборкой, заглядываю в домик Наиля и мою руки в прилегающей ванной комнате, глядя в отражение зеркала и удивляясь тому, какой у меня всё-таки безумный вид. Щёки красные, шея бледная. Зрачки расширены и бегают из стороны в сторону. В голове бьётся одна-единственная мысль: зря, зря, зря.
Мы с мужем одновременно возвращаемся на веранду, а я к тому времени накручиваю себя всё сильнее. Нужно откровенно поговорить. Выбрать одинаковую тактику. Не отступать и не поддаваться, если не хотим наделать большей беды.
— Зачем? Господи… Зачем, Наиль?
Я срываюсь на претензии и повышаю тон. Мне уже не холодно, но под пристальным взглядом глубоких тёмных глаз по спине и предплечьям рассыпаются мурашки.
Наиль длинно выдыхает. Молчит. Как только я перестаю мельтешить и опираюсь о стол, решительно шагает навстречу и ставит руки по обе стороны об моих бёдер.
— Поль… Полька… Не злись.
Во рту становится сухо. Чувства воспалены. Откат измельчает меня в крошку. Хочется тоже стать маленькой девочкой и капризничать. Я чертовски устала быть сильной за эти два месяца одиночества.