Зеленое солнце (СИ)
— Ну я откуда знаю. Говорит, что в офисе показали. Слу, может, с утра извиниться? Он такое любит. Типа все по его чтобы.
— Ну попробуй, вряд ли может быть хуже. А мать чё говорит?
— Обещала успокоить, но ей тоже досталось, — хохотнула Милана, снова оглянулась на дверь и приглушила голос: — Типа это она виновата, — и, не сдержавшись, снова прыснула: — А я, между прочим, на его бабку похожа. Так что это его гены виноваты, что я красивая!
— Да красивей некуда. А если он не смягчится, что делать будешь?
— Изображать послушную дочурку. Ну а какой выход? Без денег, без хаты. Ну ладно, в универе можно попробовать на бюджет перевестись. Но блин! Я туда поступала, потому что он заставил. А теперь, плати, грит, из своих гонораров. Оно мне надо?! Да и нормальные бабки пока только один раз и заплатили, за эту как раз съемку.
— Ну да… но ты ж в курсе, если что, по-братски моя койка — твоя койка! И потом я целыми днями в студии торчу.
Сам Олекса уже полтора года как съехал от родителей и снимал квартиру на скромный заработок парикмахера. Но ему повезло — родители помогли ему с открытием собственного салона красоты и смотрели сквозь пальцы на то, что занимался он совсем не тем, чем они бы хотели. Впрочем, везение было относительным. И сам Олекса отдал бы все свои мечты и планы скопом за одну-единственную. Чтобы его сестра все еще была жива и они зажигали, как раньше. И черт с ним, учился бы на теплоэнергетика, по заветам папы.
Они когда-то все втроем дружили. Милана, Олененок и Олекса.
Девочки познакомились на конкурсе «Мини-мисс Кловск» еще в детстве, когда Милане было семь, а Лене девять лет. Олекса, как порядочный брат-близнец, хоть и внешне будто подкидыш, околачивался повсюду рядом, куда его девать. Так и подружились. Ни одна из них конкурса не выиграла, но это не мешало вместе готовиться к следующему, и к следующему, пока Олененку не надоело, а Милана не победила.
А потом сестра ушла. Всего за несколько часов, они даже опомниться не успели. С утра не поехала в школу, потому что подхватила ОРЗ и слушала лекцию матери о необходимости ношения шапки. А после уроков Милана вызвонила Олексу, чтобы вместе отправиться к нему, проведывать подружку с высоченной температурой. Когда пришли, у Лены жар поднялся до 39,8, а родители испуганно вызывали скорую. На их глазах начались судороги, и она потеряла сознание. Детей в больницу, конечно, не взяли, они сидели дома на телефоне и ждали новостей. Бросить Олексу Милана не могла. Тогда же был первый и единственный раз, когда она видела, как он плачет.
Олененок всегда была самой быстрой. Охотно за все бралась, до потери пульса впахивала, перегорала, бросала, приступала к следующему.
Ей было всего семнадцать. А они сидели в комнате, где на столе осталась раскрыта книга, которую она читала. Маргарет Митчелл, «Унесенные ветром». На той странице, на которой она остановилась вчера.
И их теперь было двое, так вдвоем и жили как брат и сестра, будто бы им вместо Олененка небо друг друга по наследству оставило. Она отвечала за него, а он за нее, как если бы каждый из них для другого заменил Лену. Что ж тут может быть логичнее, чем позвать жить к себе?
Но и Милана была очень правильной «сестричкой».
— Не, это на совсем крайний случай, — отмахнулась она, — а то девчонок твоих жалко.
— Охренеть, мне не жалко, а ей жалко, — расхохотался Лекса.
— Ну тебя жалко, — уточнила Милана, — не хочу мешать твоей бурной сексуальной жизни.
— Разберемся! Ладно, если он тебя сейчас сразу не убил, то вряд ли хуже будет. И правда, не выгонит же из дому!
В принципе, как Олекса сказал, так и случилось. Папа Милану из дома не выгнал. Папа придумал лучше. У папы в принципе фантазия была не самая бедная, даром что депутат и торчал в комитете по градостроительству.
***Мать сунулась к ней уже с утра пораньше, разбудила, тронув за плечо, и взволнованно зашептала:
— Миланка, вставай. Быстро одевайся, умывайся и спускайся завтракать. Отец хочет тебя видеть.
Дочь распахнула глаза — ясные, ярко-серые, будто и не спала вовсе, и резко села.
— Ты знаешь, что он собрался делать? — спросила она быстро.
— Судя по настроению, ультиматумы ставить. Со мной говорит сквозь зубы, с утра уже у себя в кабинете сидел, с кем-то по телефону что-то решал. Но немного успокоился, раз тебя зовет… Может, придумал, как снять тираж с продажи, не знаю…
— Ну если ему больше нечем заняться, — вздохнула Милана и выбралась из постели.
Не то чтобы сильно торопилась к отцу, но и знала, что раздражать его на ровном месте вовсе не стоит. И потому спустя минут двадцать явила себя родителю умытой, причесанной и даже коленки прикрыла спортивными брючками.
Брагинец уже восседал во главе стола и намазывал на тост масло и мед. Солнечные зайчики бегали по столу и золотистыми пятнышками отражались на приборах. Даже Александр Юрьевич в целом выглядел сносно, дым из ноздрей не валил, шерсть на загривке не вздымалась. В общем, со стороны беды ничего не предвещало.
— Как спалось? — ехидно поинтересовался он, завидев свою прилежную дочь.
— Нормально, — аккуратно ответила она и села на свое место — справа от него. Налила себе кофе из изящного серебряного кофейника и повернулась к отцу, кивнув на его чашку: — Налить?
— Да, пожалуйста.
Она наполнила его чашку и принялась намазывать маслом тост для себя. Наталья Викторовна неслышно сидела напротив мужа, делая вид, что занята завтраком. Тишину нарушал лишь шорох листвы за открытым окном, да какая-то пичуга покрикивала с одинаковым интервалом, словно в нее был встроен метроном.
— Па, — подала голос Милана.
— Кстати, вот твой телефон, пользуйся! — словно бы спохватился Александр Юрьевич и, торжественно вынув гаджет из кармана пиджака, придвинул к Милане по столу.
— Спасибо, — кивнула она и подняла на отца глаза. — Па, понимаешь… На самом деле, это же просто… ну, работа. Вот такая… Понимаешь?
— Понимаю. Я надеюсь, на каникулах ты работать не планируешь? У тебя ведь когда там каникулы? Со следующей недели?
И впрямь — заботливый папочка, ни дать, ни взять. Только почему-то от тона его по пояснице холодок пробегал. Наталья Викторовна буквально сжалась вся и слилась со стулом, а Светлана куда-то исчезла из столовой, хотя еще недавно что-то заботливо подносила на стол и расставляла по скатерти.
— Сейчас пока предложений нет, — осторожно проговорила Милана, будто по тонкому льду пробиралась, — а в июле же я в Испанию лечу, помнишь?
— Конечно, помню. Но, думаю, с Испанией не получится в этом году.
— Па-а-а… — вздохнула дочка. — Там же уже все оплачено. И деньги не вернут!
— Ничего страшного, не обеднеем. Тем более, ты у нас теперь зарабатываешь. У меня есть идея получше на твои каникулы, уверен, что ты оценишь.
Милана глянула на мать. Та уткнулась в свою чашку и глаз не поднимала. «Все она знает!» — успела подумать Милана, прежде чем услышала голос отца, выносивший ей приговор:
— Мы с матерью решили, что самое лучшее для тебя сейчас будет пожить на воздухе, на природе, подальше от шума мегаполиса, довольствуясь малым и думая над своим поведением. Помнишь дядю Стаха Шамрая?
«Малым подальше от мегаполиса?» — была ее следующая мысль, повергшая в ужас. Если, конечно, она правильно поняла отца. Но врожденное упрямство не позволило ей показаться ему испуганной.
— А должна? — спросила она самым спокойным тоном и громко захрустела огурцом, попавшимся в салате.
— По идее должна. Наш друг из Рудослава. Он давно не приезжал, правда. Лет семь уже, да, Наташ? — Брагинец глянул на супругу.
— Да как Ира с Митенькой погибли… — закивала та, и огромные материны глаза заволокло печалью.
— Потому не придуривайся. Все ты помнишь. Между прочим, он тебе твоего британца подарил, когда ты в первом классе ныла, что хочешь кота.