Священный роман
Когда Форест рассказывает о том, как они стали миллионерами, доверчивой доброй женщине на автобусной остановке, то спрашивает, желает ли она узнать, чем закончилась история с лейтенантом Даном. По мере того, как он описывает ей сцену, мы видим лейтенанта Дана, сидящего на перилах судна. Гнев и ужас, так долго не отпускавшие его, исчезли, и на их место пришло задумчивое удивление, как у человека, который был спасен самым необычным образом. «Форест, — говорит лейтенант тихим, даже застенчивым голосом, — я ведь так и не поблагодарил тебя за то, что ты спас мне жизнь». И после этого он переворачивается и падает за борт. Когда Форест бросается к нему, имея подозрения относительно его намерений, мы видим, что лейтенант рассекает воду с блаженной улыбкой. Камера удаляется, и мы оставляем лейтенанта Дана плыть в золотом отражении заката и слышим замечание Фореста: «Думаю, лейтенант Дан все же помирился с Богом».
И снова нас мучает вопрос. Что же понял лейтенант? Какое исцеление он получил, несмотря на то, что так и остался безногим?
Как и лейтенант Дан до своего исцеления, мы так часто чувствуем, что Бог не только глух к наши мольбам, но и настроен против нас. И иногда оказываемся правы. История лейтенанта Дана — яркое и наглядное изображение Божьего яростного стремления использовать как страдания, так и благословения, чтобы спасти нас от самоискупительных и самоочистительных историй. Действительно, в 17 главе Деяний Павел рассказывает афинянам удивительные новости о том, что любое событие в жизни как народов, так и индивидов совершается с одной целью — чтобы они могли искать Бога (Деян. 17:26–28). Это откровение требует некоторого размышления. Мы привыкли думать о великих событиях истории, и даже о происшествиях, касающихся наших непосредственных взаимоотношений, как о лишенных смысла, если не случайных. Но с Богом, Который знает о рождении каждого воробышка, перипетии нашей жизни становятся осмысленными и целенаправленными, чтобы привести нас к покаянию. Дни нашей жизни были сочтены и назначены, когда ни одного из них еще не было, написано в псалме (Пс. 138:16). И все же путь Его искупления часто заставляет нас трепетать от страха.
Фредерик Бучнер в своем романе «Сын смеха» вложил в уста Иакова призыв установить взаимоотношения с неистовым Богом. Путешествие Иакова завершило полный круг, маленькая история, которую он пытался прожить, используя хитрость и обман, была переписана заново, согласуясь с намерениями неистового Сочинителя — Бога. Иакову снова необходимо было искупление; его сыновья, Симеон и Левий, только что убили Еммора и Сихема и их людей за изнасилование своей сестры Дины. Иаков готов дать Симеону и Левию умереть, чтобы очистить (избавить) свою семью от проклятия тех домашних идолов, которые Рахиль (его жена) выкрала из дома своего отца, чтобы взять их с собой в путешествие в землю Ханаанскую.
Вместо этого Страх (единственное имя, под которым Иаков знал Бога) приказал ему принести в жертву рыжую телицу и использовать пепел, чтобы очистить сыновей и самого себя. Заметив, что они очистились только снаружи, Иаков жалуется, что идолы все еще имеют над ними власть благодаря своим обещаниям земных благословений. Он убеждает свою семью довериться Страху, даже если Он закопает всех домашних божков под тем самым дубом, где Авраам давным-давно построил алтарь в память о трех ангелах, явившихся, чтобы передать Божий завет. Вот слова Иакова, как представил их Бучнер:
Нечистой крови нет больше на наших руках, но божки все еще в нашем сердце. Они цепляются за нас серебряными пальцами, беспалыми ветвями деревьев и обожженной глиной. Как крысы, божки невнятно бормочут в наших сердцах о богатых дарах, которые они припасли для нас. Они дают дождь. Вымя, полное молока, и сладкий инжир, золотое зерно и истечение масла. Они дают сыновей. Лавану они дали хитрость. Они сказали мне свои имена у Иавока, тогда как Страх отказался назвать свое, когда я попросил. Божок приходит, когда ты позовешь его по имени, Страх же приходит, когда ему вздумается. И он призывает. Божки воздают за сделанные им подарки: за придушенного голубя, сожженную телицу или первые фрукты. Есть и такие, кто отдает им своих первенцев, младенцев, связанных и принесенных на алтарь для жертвоприношения, как Авраам связал Исаака, пока Страх из милости не приказал напуганному до смерти старику развязать сына. Страх воздает пришедшему с пустыми руками и с пустым сердцем, как мне с каменных ступеней он дал обещание и благословение, и дал их также Исааку передо мной, Аврааму перед Исааком, всем нам, простым скитальцам, пастухам и земледельцам, гонимым сменой времен года, как пыльная буря гонится ветром. В обмен на это Страх просит нас лишь довериться ему. Довериться ему несмотря на то, что мы не можем его видеть и не можем прикоснуться к его серебряным рукам. Довериться ему несмотря на то, что мы не знаем, каким именем призвать его, несмотря на то, что он набрасывается на нас из ночной тьмы, как незнакомец, чтобы покалечить и благословить.
Сын смеха
«Есть ли Тебе до меня дело, Господь?»
Можем ли мы довериться этому незнакомцу, который набрасывается на нас? Может ли сосуществовать Его слава и наше благополучие в одном и том же сценарии?
Если бы мы могли лучше понять Его сердце…
Глава 6. Бог — Вечный Рассказчик
Воображая себе, что это мы ищем Бога, мы зачастую падаем духом. Ведь все наоборот — это Он ищет нас.
Можно ли сомневаться в чем-то больше, чем в этом? Мы так хотим, чтобы жизнь была лучше, чем она есть. Мы хотим, чтобы красота, любовь и приключения были всегда и чтобы кто-то сильный и добрый показал нам, как избавиться от Стрел. Мы надеемся, что Бог будет нашим героем. Как никто из людей на земле, Он смог бы остановить Стрелы и послать чуть больше благословений для нас. Он может вращать землю, изменять погоду, свергать правительства, уничтожать армии, воскрешать из мертвых. Неужели, когда мы просим вмешаться в нашу историю, мы просим слишком много? Но Он кажется далеким, почти безразличным к нашим стонам, совершенно не поддающийся нашему влиянию. Разве нам станет хуже, если Бога не будет? Если бы Он не существовал, мы бы по крайней мере не обманывались в своих надеждах. Мы бы поняли раз и навсегда, что одиноки во вселенной и начали бы борьбу за выживание, рассчитывая лишь на свои силы.
Именно так на самом деле заканчивают свою жизнь многие богословы — становясь практическими агностиками. Возможно, Господь и существует, а возможно — нет, поэтому я буду обманут, если стану жить, веря, что Он есть. Лучше я уклонюсь от прямого ответа, и если Он проявится, что ж, очень хорошо. Попросту говоря, это безбожие. Как влюбленный, с которым обошлись плохо, мы бережем свое сердце от возможных будущих разочарований.
На втором курсе института я (Джон) влюбился в красивую первокурсницу по имени Джой. Наши первые свидания были романтическими, волнующими и полными неожиданных открытий. Я отдал ей свое сердце. Однажды, спустя несколько месяцев, в течение которых наши отношения развивались, я безрезультатно пытался поймать машину, чтобы доехать до дома, как вдруг заметил ее приближающуюся машину. Мое сердце радостно забилось в предвкушении встречи, но Джой со свистом промчалась мимо в своей шикарной машине, за рулем которой сидел другой парень. Чтобы поиздеваться надо мной, итак уже убитым горем, она весело помахала мне рукой. Я почувствовал себя полным дураком, как это часто происходит с нами, когда нас предают. Я никогда не смог ей этого простить.
Все когда-нибудь так или иначе сталкивались с предательством. Это жестокий удар, который мы ощущаем самым нутром; довериться другому и стать тем самым уязвимым только затем, чтобы он причинил нам боль, — это одно из самых горьких человеческих страданий.
Иногда то, как обходится с нами Бог, кажется нам предательством. Мы попадаем в опасный мир, в котором не способны утолить жажду наших страждущих душ. Веревка, которую нам дают, не достаточно длинная, чтобы наше ведро коснулось дна колодца. Мы знаем, что Господь может достать для нас воду, но зачастую Он этого не делает. Мы чувствуем себя несправедливо обиженными. Ведь разве не в Писании сказано, что если рука твоя в силе сделать благодеяние нуждающемуся, то ему нельзя отказывать (Прит. 3:27)? Так почему же Господь этого не делает?