Вокзал Двух Алтарей (СИ)
В субботу, в час дня, они добрались до дома Эльги. Услышали далекий крик сверху: «Поднимайтесь!», прокатились на лифте и вошли в гостеприимно распахнутую дверь. Эльга была такая красивая, что у Бранта ноги к порогу прилипли, но он все-таки вошел, снял куртку и первым делом незаметно обнюхал вешалку. Запаха другого альфы не было. Царил запах Эльги с редкой примесью запаха другой лисицы. А от самой Эльги сегодня пахло духами, и Брант расчихался — парфюмерия ему не нравилась.
Эльга не бедствовала, не теснилась. Огромные комнаты, высокие потолки, зашуршавшие от мимолетного сквозняка шелковые шторы. Причудливые цветы, оживлявшие подоконники пятнами зелени. Добротная, темная деревянная мебель, натертый мастикой паркет. И комнаты, и кухня сияли чистотой. На столике стоял огромный торт — на радость Айкену. Брант от обеда и торта сразу отказался — нельзя едва знакомую лисицу объедать — и согласился только на пустой чай. Эльга заметно расстроилась, спросила:
— Вы не едите баранину? Не любите сладкое? Посмотрите: вот сыр, овощи, колбаса.
Брант отрицательно замотал головой — «нет, нет, никакого сыра и колбасы».
Эльга настаивать не стала, захлопотала, выставляя на стол угощение для Айкена. Сын вертелся как волчок, исчезал из поля зрения, возвращался на кухню. Брант собрался сделать ему замечание — «не броди по квартире без хозяйки» — и чуть не свалился с табуретки, когда со стороны комнат раздался оглушительный вопль. Он вскочил, задев стол, побежать не успел — мелкий паршивец уже возник на кухне, потрясая большой коробкой.
— Это тот поезд? Да? Да? Ой, какой красивый! Пап, смотри! Тетя Эльга, можно я открою, потрогаю?
— Зайди в комнату, с остальными познакомься. Этот откроем сейчас, конечно.
Коробка шлепнулась на стол. Брант уставился на миниатюрный тепловоз и вагоны. Картонные ячейки были затянуты прозрачной пленкой, позволявшей рассмотреть детали и надписи. «Зимняя Олимпиада-80».
— Сувенирный, — объяснила ему Эльга. — Два дня назад из столицы прислали. Я не распаковывала, подумала, что Айкену будет интересно.
Из глубины квартиры неслись невнятные причитания и повизгивания.
— Он до железки добрался, — улыбнулась Эльга. — Посмотрите сами, там нет ничего опасного. Айкен не поранится.
Брант снова чихнул, прогоняя щекотавший ноздри аромат духов, пошел посмотреть. Не столько из опасений, сколько из любопытства. Заглянул и застыл на пороге комнаты, в которой жили взрослые игрушки. Большую часть пространства занимал стол. Камул милостивый, на нем была потрясающая копия настоящей железной дороги — крохотный, но гордый вокзал, расходящиеся во все стороны ветки, паровозы, вагоны, станции, деревья, семафоры, будки стрелочников, переезды. Айкен метался вокруг стола, тихо попискивая. Тянулся потрогать, тут же отдергивал руку, прятал за спину.
— Ну, как вам? — Эльга скрестила руки на груди, посмотрела вопросительно.
— Это… это как сказка, — честно ответил Брант.
— Как будто кто-то заколдовал! — подхватил Айкен. — Заколдовал вокзал и поезда, а ты их унесла к себе домой. Или это ты волшебница. Рассердилась на вокзал и заколдовала.
Эльга рассмеялась искренне, светлея лицом:
— За что на вокзал сердиться? Нет, я бы так колдовать не стала.
Айкен не желал отлипать от стола, и Эльга с Брантом нагрузили и принесли в комнату поднос с чаем, бутербродами и тортом. Эльга повесила на спинку стула влажное полотенце для Айкена — «вытирай руки, не заляпывай пути кремом» — сама села на другой стул, включила миниатюрный пульт, начала нажимать на кнопки. Игрушечное царство ожило. Тепловозы, деловито жужжа, потащили вагоны по рельсам. Семафоры замигали, на переездах опустились шлагбаумы.
— А куда новый поезд? — спросил Айкен, жадно следивший за каждым игрушечным движением.
— Поставим на этот путь, — Эльга постучала пальцем по одной из веток. — Пусть возит олимпийцев в порт. Мне должны прислать пассажиров. Пять колец, пять команд: лисы, люди, рыси, медведи и волки.
— Надо построить Антанамо, — Айкен показал на свободный угол стола. — Вот тут. Немножко моря и еще один вокзал.
— Если захочешь — сделаем.
Брант следил за движением поездов, слушал разговор и соскальзывал в дрему — наработался за неделю, устал. Квартира Эльги умиротворяла, дарила ощущение безопасности. Может быть, потому что хозяйка — добродушная лисица. А может, из-за игрушек и цветов на подоконниках.
«Салфетки и герани», — вспомнил он.
Эльга разбудила его, когда стрелки часов подбирались к пяти. Брант дернулся, перехватил коснувшуюся плеча руку. Тут же извинился, да толку мало было — безобидная лисица испугалась, отступила, пошатнувшись, схватилась за стол.
— Я поставила чайник. Айкен согласился съесть еще кусочек торта. Может быть, вы тоже перекусите?
— Нет, — Брант провел ладонями по лицу, прогнал следы мутного сна. — Спасибо. Я не голоден.
На самом деле есть хотелось ужасно, и он едва вытерпел, пока Айкен расправится с тортом. Вторую серию игр с железной дорогой Брант запретил и потащил сына домой. Во время прощания произошло что-то непонятное — Эльга ухитрилась впихнуть ему большой пакет с едой, а он не смог отказаться. Присмирел под её строгим взглядом, выслушал: «Это для Айкена» и растерял возражения.
— Надеюсь, вы приведете его в следующий выходной, чтобы он поиграл вдоволь.
Брант сказал «да» и загнал себя в ловушку — его перестали спрашивать «Можно или нельзя?» и только назначали даты.
Они пришли к Эльге в следующее воскресенье. И потом, на неделе, в среду, потому что из столицы приехала посылка с коллекционными олимпийцами. А после среды в субботу, чтобы достраивать второй вокзал. Брант каждый раз отказывался от обеда или ужина — негоже альфе есть хлеб лисицы, не принося ничего взамен и не отрабатывая. Айкену поесть не запрещал, не для ребенка эти принципы.
Эльга молча принимала его заскоки. Ни на чем не настаивала, спрашивала дозволения, прежде чем подарить Айкену какую-нибудь мелочь, не пыталась зазвать в дом без Бранта. О себе почти ничего не рассказывала, и с расспросами не лезла. Только однажды, когда утомившийся Айкен заснул за столом под жужжание паровозов, задала вопрос:
— Не будет ли проблем со стороны матери? Она не против того, что вы приходите ко мне в гости?
— Нет, — ответил Брант.
На этом тема личной жизни была закрыта. Брант этому и радовался, и сожалел одновременно. Симпатия к Эльге росла, пускала корни, прорастая в душу, как цепкий и неистребимый хмель, заплетавший деревенские заборы. Не было полыхнувшей страсти, как с Ильзе — тогда будто бензина в костер кто-то плеснул — зато крепло желание оберегать, расширить невидимый круг защиты, объединить Айкена с Эльгой. Бранту приходилось себя одергивать, подавлять желание носить Эльгу на руках.
Лис постоянно твердил: «Позови ее к нам в гости, я поймаю ей мышь». Брант эти речи игнорировал — глупость хвостатый придумал, Эльга в их развалюху не пойдет, а если и заглянет на минутку, то сморщит носик и уедет, брезгливо содрогаясь при слове «мышь». Не надо ей такое, слишком городская.
Брант понимал — кремовую красавицу интересует только Айкен. Наверное, материнский инстинкт проснулся. У самой-то лисят нет, и лиса нет, это совершенно точно. Заведет, не заведет, а с ребенком хочется повозиться. И Айкен к Эльге ластится, тянется… Брант тут сбоку припеку. Уйди, оставь их вдвоем, мигом о нем забудут. Эту прорывающуюся ревность Брант тоже подавлял. Отвлекался ежедневной работой и делами. Мотался с Айкеном по магазинам, покупая ему осенние и зимние вещи, относил документы в подготовительную школу и поликлинику, в Дом Культуры железнодорожников, где они долго выбирали дело по душе. Айкен не захотел заниматься спортом, после нескольких пробных уроков остался в изостудии. Брант понимал, что это влияние Эльги, но не препятствовал, не запихивал сына на бокс. Рисовать научится — хорошо. А бокс этот — забава. Брант без всякого бокса ударом кулака любого противника укладывает. И Айкен уложит, если припрет.