Бытие

Молодой человек внезапно ахнул, и лицо его стало оранжевым: он что-то увидел за плечом Лейси. Остальные тоже закрывали глаза руками.
– Какого дьявола? – выбранился профессор Нузон.
Лейси обернулась, желая понять, откуда такое яркое свечение, когда свет догнал звук – низкий рокочущий гул, а с ним волна вытесненного воздуха. В ее сознании сразу возникли мысли о Дне ужаса – и в сознании всех остальных тоже.
«Но тогда почему я все еще на ногах?» – подумала она и, обернувшись, увидела круглый сгусток пламени в небе за Пентагоном, чуть выше по реке – возможно, в Виргинии. Закатное солнце мешало смотреть, но огненный шар быстро поблек, и Лейси с облегчением поняла: это что-то не такое страшное, как ядерный взрыв. Пусть маленький.
Но эту утешительную мысль прогнал новый взрыв. Потом еще один. И Лейси осознала, что, когда доходит до взрывчатки, размер – это далеко не все.
ОТРЕЧЕНЦЫ
Что можно сказать о понятии «неизбежный прогресс»?
 
Несколько десятилетий назад Чарлз Стросс писал: «Даже если вы считаете, что наступает эра Удивительного Единства, это не должно отражаться на вашем поведении или на вашей способности решать текущие проблемы».
 
«Приманки для тупиц – космическая колонизация и прочее – скорее всего не оставят равнодушными 99,999 процента человечества, разве что нам страшно не повезет, – писал Стросс. – Если это произойдет и заинтересует нас, все наши планы вылетят в окно. Если же не произойдет, просто сидеть, ожидая, когда ир спасет нас от поднимающегося уровня моря / недостатка нефти / разумных, созданных биоинженерией термитов, – поистине Глупость.
 
Лучший подход к необычному – обратное применение пари Паскаля, то есть действия на основе предположения, что ничто не спасет нас от себя самих».
 
Из книги Тормейса Анубис-Фейджела «Откровенное движение»
 
28
 
Умная толпа
 
Вашингтон подобен старику, обрюзгшему и опустившемуся, но с претензиями. Большая его часть лежит за пределами окружной дороги, на пустыре, в сторону которого в День ужаса не дул ветер.
Но ветер не дул и от него.
Когда золотая молодежь бежала из невидимых облаков, окутавших Фэрфакс и Александрию, и дороги опустели, эти на короткое время обезлюдевшие города-призраки быстро вновь заполнились иммигрантами, стремящимися к свободе и готовыми смириться с небольшой радиацией в обмен на прекрасные квартиры с пятью спальнями (такую квартиру могут делить пять семей). Просторные гостиные начинали вторую жизнь, жизнь магазинов. Гаражи на четыре машины обернулись мастерскими, газоны становились огородами. Бассейны превратились в смрадные выгребные ямы – пока правительство не опомнилось настолько, чтобы начать наводить порядок.
Пролетая над всем этим, Тор со своего места в первом классе на борту «Духа Чула-Висты» видела признаки возрождения пригородов – например, плавательные бассейны. В большинстве этих почковидных углублений теперь блестела чистая жидкость – в основном вода (что подтверждал сканер в ее очках), привлекая толпы детей, которые плескались там в полуденную жару; темнокожие, они легко переносили солнце.
«А ведь считалось, что ядерные – «грязные» – бомбы автоматически делают местность непригодной для рождения детей», – подумала она. Пусть яппи бросают свои прекрасные виллы из-за небольшого количества стронциевой пыли. Жители Конго и Целебеса с удовольствием поменяют место работы.
Разве это не Америка? Назовем это решимостью – или упрямством, но после трех восстановлений статуя Свободы по-прежнему манит к себе.
Недавние иммигранты, заполонившие пустыри Вашингтона, не невежественны. Они могут читать предупреждающие надписи и данные медицинской статистики, вывешенные на всех фонарных столбах и на всех вир-уровнях. Ну и что? В Джакарте в дорожных авариях и от случайных пуль гибнет больше народа. И вообще, через несколько лет после Дня ужаса уровень радиации упал настолько, что достиг уровня Киева. А у Вашингтона гораздо больше привлекательных черт.
 
К тому же жителей пустырей гораздо меньше заботили мелочи вроде зон загрязнения. Это упростило строительство новых дорог в те невезучие города, которые накрыло радиоактивной пылью. Инновации вскоре превратили эти транспортные узлы в процветающие поселки. Какая ирония, что все это возникло в результате террора и саботажа. Особенно когда небо Северной Америки стали пересекать небесные поезда.
Летя на восток на борту «Духа Чула-Висты», Тор в свое широкое окно видела десятимильную разделительную полосу перед Западным руслом Коридора; навстречу по Коридору двигались колонны грузовых цеппелинов, громоздких, как киты, но в сотни раз больше. Сцепленные в одну линию и тяжело нагруженные, дирижабли летели в трехстах метрах над землей, покорно следуя за буксирами-локомотивами. Буксирные тросы казались невероятно тонкими: ведь они тащили через континент пятьдесят бегемотов. Но небесные поезда движутся не быстро, они приспособлены для громоздких грузов и побеждают все другие способы транспортировки грузов среднего размера.
И пассажиров. Тех, кто готов потратить немного времени в недорогой роскоши.
Тор перенесла внимание на длинную величественную тень «Духа», скользящую по пригородам, такую огромную, что цветы начинали закрываться и птицы засыпали, как будто наступила ночь. Не нуждающийся в двигателях небесный лайнер почти бесшумно плыл над холмами и долинами, не такой быстрый, как реактивный самолет, но полет на нем обходился гораздо дешевле, а с борта открывались прекрасные виды; ему не мешали ни слои углерода, ни бремя озона. Переключив очки на максимальное увеличение, Тор скользила взглядом по буксирному тросу «Духа», тянувшемуся вдоль восточного экспресса вслед за буксиром «Умберто Нобиле».
Что привлекло ее внимание в этом аппарате легче воздуха? Да, конечно, у большинства оболочка позволяет программировать им любой внешний вид. Пролетая над населенным пунктом, даже над возникшей ниоткуда деревней, конвой грузовых судов может переключаться с одной яркой рекламы на другую: с местной сувенирной лавчонки на заказ по почте товаров из Бразилии. Порой, когда заказов на рекламу нет, дирижабли могут превращаться в облака… или в летящих свиней. В конце концов, капризы – новейшая валюта. На вир-уровнях все это делают.
Но только с цеппелинами можно занять своими капризами все настоящее небо.
Тор покачала головой.
Нет. Дело не в этом. Даже серые и однообразные, их нельзя не заметить. Молчаливые, гигантские, абсолютно спокойные, цеппелины демонстрируют ту грацию, то изящество, которого люди не знают в своей лихорадочной, безумной жизни.
Она грызла покрытый активными элементами ноготь – думала об Уэсли, который на причале ждал ее прибытия, и пыталась представить себе его лицо, – когда ее отвлек голос наверху.
– Хотите еще что-нибудь, мадам, до прибытия в Федеральный округ?
Тор взглянула на слугу – почти квадратный доставочный ящик, – который цеплялся за собственный тонкий рельс, не мешая проходить пассажирам.
– Нет, спасибо, – машинально ответила Тор – привычка к вежливости, выработанная многими поколениями. Молодежь научилась не обращать внимания на автоматических слуг, обращаясь к ним, только когда что-то требуется. Тор находила это странным: ведь ир становились все умнее.
– Не знаете, когда мы прибудем?
– Конечно, мадам. Сейчас мы замедляем ход по причине усиления мер безопасности. Поэтому можно ожидать некоторой задержки при пересечении кольцевого пути. Но для тревоги нет оснований. Благодаря попутному ветру в Аппалачах мы идем с опережением графика.
– Хм. Повышенные меры безопасности?
– Из-за конференции по Артефакту, мадам.
Тор нахмурилась. Она надеялась, что Уэсли пройдет на причал без затруднений. У них отношения и так напряженные, без дополнительных раздражителей. Он обычно сердится и негодует, когда его просвечивают и прощупывают сотрудники службы безопасности – гражданские служащие, которые обязаны проверять любой багаж и выискивать какой-либо непорядок.