Бытие

За Джеральдом, по другую сторону барьера из карантинного стекла, стояли члены международной комиссии, представляющие все государства, сословия и важнейшие интересы Земли. И конечно, все остальные – большая часть земного населения, которая прогуливала школу или работу или следила за всеми изменениями на экране, делая вид, что занята делом. Эффективность экономики падала, но, казалось, никому до этого нет дела.
«По одну сторону стадо, глядящее наружу, по другую суперстадо, глядящее внутрь, – думал Джеральд. – Положение неясное и двусмысленное, вызывающее у толпы наибольшее волнение». И действительно, у Джеральда иногда по-прежнему возникала пугающая иллюзия, будто это он и его товарищи заперты в тесном искусственном мире, а обитатели Артефакта смотрят на зоотеррариум через волшебные увеличительные стекла.
– Мы получаем все больше жалоб на качество передаваемого изображения, – сообщила генерал Акана Хидеоши. – Людям не нравится контрастная, поправленная и обработанная картинка, предлагаемая публике. Это неизбежно порождает теории заговора – будто мы показываем далеко не все, что видим.
Акана недовольно покачала головой.
– Ну, не знаю, что с этим делать, – ответила доктор Эмили Тан, специалист группы изучения интерфейса. – Наши политики просматривают протоколы и требуют, чтобы публике передавали четкую картинку. А что, если эта штука окажется «троянцем»? И с ее помощью чужаки запустят в наши информационные сети какой-нибудь вирус. Или запрограммируют тех, кто внимательно смотрит. Подобный код-паразит, заключенный внутри потока битов, вплетенный в него посредством стенографии, способен превратить благополучную картинку в возможный источник заражения. Компьютеры в этом здании находятся в карантине, и за ними внимательно наблюдают. То же самое с людьми, вступавшими в прямой зрительный контакт с чужаками. Но мы не можем позволить публике прямой доступ к непроверенным данным!
Эмили платили за подозрительность, хотя это порождало на той стороне параноидальные слухи, особенно среди откровенных фетишистов. «Не могу их упрекать», – подумал Джеральд.
Великий Договор разочаровал Джеральда – и миллиарды других людей, – когда оказалось, что он не удовлетворяет главному требованию четвертого, пятого и шестого сословий – полной прозрачности. Великий Договор означал конец тайнам. Мир, в котором политики, дзайбацу, гильдии, мафии и сверхбогатые торговцы должны были бы действовать в открытую, при ярком свете. Сохранив богатство, законную власть и преимущества, творцы политики лишились бы своей главной привилегии – возможности действовать тайно. Прежде всего всем пришлось бы открыто объявить, чем они владеют. Замечательная мысль, которая мгновенно воспламенила воображение всего мира…
…и от которой отказались, когда все высшие сословия объединились против нее. И что сейчас? Все знали, что Великий Договор – лишь сиюминутная мера, чтобы выиграть время и получить покой, пока обещанные чудеса техники не вернут оптимизм начала столетия. И чудеса появились! Но каждое приносило свой страх будущего, свои массовые требования отказаться от него. Все социальные модели, все дешевые версии, которые каждые два года все граждане могли загружать бесплатно, свидетельствовали, что Великий Договор распадется через пять лет. И никакие правда и открытость не возникнут.
Артефакт мог бы выбрать для своего появления другое время. Почти любое.
«Почему какой-нибудь астронавт раньше не выловил его? – думал Джеральд. – Например, в головокружительные дни «Аполлона»? Или в насыщенные первые годы этого столетия, когда все были спокойны, а ресурсов еще хватало, чтобы люди не вцеплялись в горло друг другу?
Даже те, кто ждет от встречи с межзвездной общиной только хорошего – ничего, кроме мудрости и благотворно влияющих технологий, – даже эти оптимисты знают, что и тогда не обойдется без раздоров и боли. А тем временем те, кто уже обладает властью, станут предлагать всевозможные объяснения. Причины считать, что любые перемены опасны».
 
– К тому же есть и другие заботы, связанные с безопасностью, – добавила Эмили. – Мы с Тигрицей предложили несколько возможных теорий той дезорганизации, того способа создавать хаос, источником которых нам представляются чужаки из Артефакта, так называемого эффекта толпы.
Ксенобиолог группы Геннадий Горосумов отвел взгляд от экрана, на котором работал со своими моделями – растущими подобиями всех разнообразных типов чужаков из Артефакта, которые показались до сих пор; он пытался понять их, делая вивисекцию архетипов, построенных на основе только внешних данных. Горосумов бросил на поднос груду отсоединенных частей тела. Созданные только из света, они быстро соединились в искусственную модель кентавроподобного чужака.
– Вот что интересно. Как объяснить то, что эти существа толкаются и отпихивают друг друга? У них как будто нет никакого представления о порядке или сотрудничестве – определенно нет понятия очереди или вежливости! Даже когда создается группа для связного общения с нами, она всегда временная. И хотя этот очаровательный хаос напоминает мне родину, не могу сказать, что он положительно характеризует галактическую цивилизацию, к которой нас приглашают присоединиться.
– И не позволяет нам задавать больше одного вопроса зараз.
– Возможно, это и есть их цель, – ответила Эмили.
Когда все посмотрели на нее, она кивком показала налево.
– Пусть объяснит Тигрица.
Джеральд и все остальные повернулись к столу для совещаний; в конце его трехмерный экран показывал лицо – лицо, в котором множество прекрасных женских черт сочеталось с пушистой кошачьей мордой, с мягкой полосатой шерстью и острыми зубами, сверкавшими, когда ир улыбалась. Эта улыбка заставляла вас радоваться, что искусственное существо на вашей стороне. По крайней мере ир была запрограммирована так, чтобы вам казалось – вы ей нравитесь.
«Не следует забывать, что эффект толпы может быть уловкой, – заметил виртуальный ир-дроид. – Способом заставить нас говорить, чтобы мы предоставили максимум информации о себе, а они в обмен дают ее очень мало».
Джеральд и раньше, в миллионах дискуссий, слышал эту теорию.
– Значит, они совсем не так стремятся сотрудничать, как кажется? Думаете, притворяются, чтобы помешать нам достигнуть согласия?
– Или, возможно, их вообще нет.
Это сказал Хайхун Мин, новый представитель Великого Китая, только сейчас присоединившийся к обсуждению. Заменивший друга Джеральда, бывшего астронавта Вэна Куангена, Хайхун Мин пока помалкивал. Но коль скоро он – представитель могущественнейшей державы Земли – заговорил, разумно было прислушаться.
– Что вы хотите этим сказать?
Хайхун Мин снял вир-очки, которые надел, чтобы постоянно находиться на связи со своим начальством в Пекине.
– Я хочу сказать, что хотя это болтливое разнообразие раздражает, разве оно при этом не дает нам мнимого успокоения? В конце концов, чего мы со страхом ждем от крупной галактической цивилизации? Как только будет установлено, что никто не думает вторгаться или убивать нас, какой окажется наша следующая тревога в перечне страхов?
Остальные члены комиссии несколько секунд обдумывали вопрос, потом Рамеш Триведи, представитель Индийского содружества, наконец произнес:
– Единство. Конформизм. Настойчивое требование, чтобы малые и слабые новички вроде нас придерживались строгих правил, оказавшись в самом низу установленной галактической иерархии. Требование подчинить наши традиции, законы и образ жизни гораздо более древним образцам. Вот что покажется нам почти таким же отвратительным и страшным, как прямое вторжение, – страх, который делает осязаемым наша собственная история контактов человеческих культур здесь, на Земле.
– Как когда европейцы заставляли азиатов есть за столами и сидеть на стульях? Пользоваться ножами и вилками? Мылом и электричеством? – язвительно спросила Эмили. Но Рамеш не поддался на насмешку профессора из Ванкувера. Он улыбнулся и покачал головой.