Классическая проза Дальнего Востока
После этого дней десять от Ин-ин не было никаких вестей. И вот однажды Чжан принялся сочинять стихи в тридцать строк на тему "Встреча с небесной феей". Не успел закончить, как вдруг пришла Хун-нян. Он вручил ей листок со стихами, чтобы она передала их своей барышне. С этих пор Ин-ин стала снова допускать его к себе. Утром он тайком выходил из ее комнаты, вечером, крадучись, приходил. Почти месяц длилось их счастье в западном флигеле. Когда Чжан спрашивал, что будет, когда узнает мать, Ин-ин отвечала:
- Я ничего не могу поделать! - и старалась прекратить разговор.
Через некоторое время Чжан собрался ехать в Чанъань. Он заранее сказал об этом Ин-ин. Она ничего не возразила ему, но вид ее был так печален, что тронул бы любого. Две последние ночи перед отъездом Чжану не удавалось ее повидать, и он так и уехал на запад, не простясь с ней.
Прошло несколько месяцев, и Чжан снова приехал в город Пу. Свидания с Ин-ин возобновились, они встречались много раз.
Ин-ин была превосходным каллиграфом и отлично владела литературным слогом. Чжан много раз просил ее что-нибудь показать ему, но она отказывалась. Он пробовал своими стихами вызвать ее на ответ, но безрезультатно. Тем она и отличалась от других, что, обладая выдающимися талантами, делала вид, что ничего не умеет. Будучи красноречива, редко вступала в разговор. Питая глубокие чувства к Чжану, не выражала их в словах. Когда ее охватывала сильная тоска, она умела казаться безразличной, и выражение радости или гнева редко появлялось на ее лице.
Иногда вечерами Ин-ин в одиночестве играла на цитре. Мелодии были так печальны, что надрывали душу. Подслушав ее игру, Чжан просил ее продолжать, но она не захотела больше играть. Это еще больше усилило его страсть.
Близилось время государственных экзаменов, и Чжану надо было ехать в столицу. Вечером, накануне отъезда на запад, Чжан не говорил больше о своей любви, а лишь грустно вздыхал, сидя рядом с Ин-ин. Зная, что близка разлука, Ин-ин, сохраняя почтительный вид, мягко сказала: - Сначала обольстили, потом бросили! Так оно и должно было случиться. Я не смею роптать! Вы обольстили, вы и бросаете, - воля ваша. Теперь конец всем клятвам в верности до самой смерти! К чему же вам печалиться, уезжая? И все-таки вы огорчены, а мне нечем вас утешить. Вы часто говорили, что я хорошо играю на цитре, а я все стыдилась играть при вас. Но теперь вы уезжаете, и я исполню ваше желание.
Она приказала смахнуть пыль с цитры и тронула струны. Играла она мелодию "Из радуги яркий наряд, из сверкающих перьев убор", но почти сразу же звуки стали такими скорбными, что напев сделался неузнаваемо печальным. Все, до кого доносились звуки этой музыки, грустно вздыхали. Ин-ин вдруг прервала игру, оттолкнула цитру, по щекам ее текли слезы. Она убежала в комнату матери и больше не выходила.
На рассвете Чжан уехал.
В следующем году он потерпел неудачу на экзамене и решил остаться в столице. В письме к Ин-ин он излил все волновавшие его чувства. Вот ее ответ - в моем неискусном изложении:
"Я прочла Ваше письмо, полное глубокой любви ко мне. В чувствах любящих радость слита с грустью. Вы были так добры, что прислали мне в подарок пару резных заколок и пять цуней губной помады, чтобы я украшала свою прическу и красила губы. Хотя я очень благодарна Вам за внимание, но для кого мне теперь украшать себя? Я гляжу на Ваши подарки, и меня охватывают воспоминания, а тоска моя все растет. Вы заняты делом в столице, Вам необходимо оставаться там, чтобы добиться успеха на экзаменах. Я недостойна Вас, мне остается только испытывать боль от нашей разлуки. Но такова судьба, что тут еще можно сказать!
С прошлой осени я живу как в тумане, словно утратив себя. На людях заставляю себя говорить, улыбаться, а ночью, когда остаюсь одна, не перестаю лить слезы. Даже сны мои и те полны слез. Иногда во сне мы становимся близки, как прежде, и печальные мысли о разлуке снова бередят душу, но видение обрывается, прежде чем кончается тайное свидание. Опустевшее место на ложе еще кажется теплым, но тот, кто в моих мыслях, по-прежнему далеко.
Кажется, будто мы расстались вчера, а новый год уже пришел на смену старому. Чанъань - город соблазнов и наслаждений, захватывающий в путы чувств. Какое счастье, что Вы не забыли меня, недостойную, и постоянно вспоминаете! Никогда я, ничтожная, не сумею по-настоящему отблагодарить Вас за это. Клятву же нашу о вечной верности я не нарушу! Раньше, благодаря нашему родству, нам довелось встретиться на пиру у моей матери. Служанка уговорила меня повидать Вас, и это привело к тайным свиданиям. Юноша и девушка не сумели совладать со своим чувством. Вы вели себя, подобно тому, кто увлек женщину игрой на цитре; у меня же, презренной, не хватило сил бросить в Вас челнок. Я стала преданно служить у Вашей подушки и циновки, чувство мое все росло. По своей глупости и простоте я полагала, что так будет всегда. В тот день, когда мы узнали друг друга, я не смогла совладать с собой и вот до какого позора дошла! Больше уже я не могу надеяться подавать полотенце и гребень. Пока жива, буду жалеть об этом. Но слова напрасны, остается лишь сдерживать рыдания!
Если по своему великодушию Вы не забудете меня, одинокую и несчастную, и снизойдете ко мне, то и после смерти я буду питать к Вам благодарность. А может быть, Вы, считающий себя выше всяких условностей, отвергнете мою любовь, погонитесь за большой удачей, пренебрегая тем малым, что принадлежит Вам, и прежнюю нашу близость сочтете для себя позорной, а наши клятвы - недостойными внимания. И все равно, даже когда кости мои истлеют, чувство мое к Вам не ослабнет, и моя душа, носясь по ветру и блуждая по холодной росе, будет вечно верна Вам. Живая и мертвая я буду верна Вам, больше мне нечего сказать. Слезы падают на бумагу, а чувство мне не излить! Берегите себя! Умоляю, берегите себя!
Яшмовый браслет - эту игрушку моих детских лет - я посылаю Вам, чтобы Вы носили как украшение на поясе. Яшмовый - потому, что яшма тверда и чиста, браслет - потому, что непрерывен, не имея начала или конца. Еще посылаю Вам моток спутанного шелка и бамбуковую ступку для измельчения чайных листьев. Эти вещи не стоят и взгляда, но они выражают мои желания: пусть будете Вы неподдельны, как яшма, пусть воля Ваша будет цельной, как этот браслет. На бамбуке следы моих слез, смятение моей тоски - как спутанный шелк. Я посылаю эти вещи как знак моей вечной любви к Вам. Сердце мое рядом с Вами, хотя тело мое далеко от Вас и на встречу нет надежды. И все же тайные мечты могут соединить две любящие души, разделенные расстоянием в тысячу ли. Берегите себя! Весенний ветер так опасен, ешьте побольше и теплее одевайтесь, чтобы не простудиться. Будьте осторожны в речах и берегите себя, обо мне же, недостойной, не беспокойтесь излишне".
Чжан показал это письмо кое-кому из своих приятелей, поэтому многие его современники узнали эту историю. Друг его Ян Цзюй-юаиь, прекрасно писавший стихи, написал "Стихи о девице Цуй". Вот они:
"Ты прекрасней Пань-лана. Что яшма в сравненье с тобой? В саду зацвели орхидеи, Едва лишь растаял снег. Поэт отзывчиво-чуткий, Ты болен весенней тоской. Прочел письмо от любимой: В каждой строке печаль".
Юань Чжэнь из Хэнани написал продолжение к поэме Чжапа "Встреча с небесной феей". Стихи его гласили:
"Лунный прозрачный луч Проник сквозь плетеные шторы. Уже огоньки светлячков В густой синеве замелькали. Край отдаленных небес Начал тускнеть и меркнуть. Ближних деревьев листва Все темней и плотнее. Среди бамбука в саду Дракон на свирели играет. Возле колодца поет Феникс на ветке утуна. Влажны шелка одежд, Вечерней овеяны дымкой. Подвески тихо звенят, Колеблемы легким ветром. Держит пурпурный жезл в руке "Страны металла" хозяйка. Духом парит в облаках Юноша, чистый, как яшма. Поздняя спустится ночь - Сердце его тоскует, Ранний блеснет рассвет - Слезы дождем польются. Играют жемчужин огни На туфлях ее узорных. Дракон меж пестрых цветов Горит на расшитой одежде. На яшмовой шпильке летит Феникс в огненном оперенье. На шарфе прозрачном ее Красная радуга блещет. "Здесь город, - сказала она, - Зарос, словно пруд, цветами. В столицу вернуться хочу, Где стоит чертог государя. Долгий-долгий вел меня путь К северу мимо Лояна. Случай забросил меня На восток от дома Сун Юя... " Сперва на его мольбу: "Нет!" - отвечала сурово, Но в юном сердце ее Уже пробудилась нежность. Склонила голову вниз, Тень порхнула цикадой. Тихо пошла - и летят Нефритовые пылинки. Лицо обратила к нему - Сыплется снег лепестками. В томленье легла на постель, Сжала подушку в объятьях. Утка с селезнем в тростниках Шеи свои сплетают. Зимородков чета Наслаждается счастьем в клетке. Черные брови слились В одну черту от смущенья. Алые губы мягки И горячи, как пламя. Дохнула - и пролилось Благовоние орхидеи. Сияет во тьме нагота Безупречною белизною. Не распрямиться. Не встать. Не приподнимешь руку. После боренья страстей Сразу отхлынули силы. Бегут по ее лицу Бисером капельки пота. Черные пряди волос Разметаны в беспорядке. Думалось, радость любви Тысячи лет продлится. Вдруг - мерно удары гудят... Пробили пятую стражу. Любовь оставляет всегда Горечь воспоминаний. Чем сильнее горела страсть, Тем больнее ранит разлука. На усталом ее лице Следы глубокой печали. Она находит слова Одно другого прекрасней. Дарит ему браслет В знак верности нерушимой. Клянется, что никогда Своей любви не изменит. Слезы и ночью видны Там, где смыты белила. Как летящий прочь светлячок, Лампа едва мерцает. Время любви бежит, Словно конец свой торопит. Уходит счастливая ночь, Пришло нежеланное утро. Он аиста оседлал И к дальней Ло возвратился. Звуки свирели ввысь На гору Сун улетели. Еще одежда его Хранит аромат знакомый. Еще на подушке его Следы румян багровеют. В печальных скитаниях он Заглохший пруд посещает, Но думой стремится туда, Где чистый сияет лотос. Простая лютня поет О журавле одиноком, А взор поневоле следит, Как лебеди тянутся к югу. Необъятна стремнина вод. Не переплыть вовеки. Далека небесная высь. Никогда ее не достигнуть. Облачко вдаль унеслось. Разве его удержишь? Смолкла музыка... Сяо Ши Скрылся в высокой башне".