Классическая проза Дальнего Востока
Госпожа Ван умела читать, знала письмо, отменно владела кистью; не прошло и месяца, как она сполна постигла буддийский канон. Ван с почтением служила настоятельнице, и в недолгом времени ни единое дело без нее не решалось. Все в обители полюбили ее за мягкость и кротость нрава.
Каждый день свершала она несметное множество поклонений пред Белохитонною Гуань-инь, поверяя ей свои сокровенные мысли. Никогда - студеной ли зимою, жгучим ли летом - не оставляла она молитв. И редко кому доводилось созерцать ее лицо, ибо, помолясь, она тотчас уходила во внутренние покои.
В конце того года случилось одному человеку быть в упомянутых местах и забрести в монастырь. Он отведал монастырской трапезы и ушел. Но на другой день даровал он храму свиток с изображением лотосовых цветов. Настоятельница повесила картину на некрашеную ширму. Госпожа Ван увидела свиток и признала кисть мужа. Она стала выспрашивать у настоятельницы, откуда свиток. Та отвечала: "Сегодня один милостыиник одарил нас". Ван полюбопытствовала, кто благодетель сей, какого он роду, где живет и чем кормится? Настоятельница сказала: "Это Гу А-сю, младший брат моего односельчанина. Он переправляет лодки по реке. Недавно весьма разбогател. Люди поговаривают, что он грабит лодки, но не знаю, верно ли это". Ван спросила еще, часто ли он бывает. "Не часто", - было ответом. Более она ни о чем ее не спросила, но взяла кисть и написала на свитке:
"Мне кисть Чжан Би напоминали твои рисунки ранних лет; Теперь похож рисунок твой на живопись Хуан Цюаня. Как совершенны здесь цветы, Как нежен лотосовый цвет! То был предсмертный твой сюжет - О, если б знать о том заране!.. Цвета, что видел ты при жизни, безмолвный свиток сохранит, А мне, отверженной душе, кто скажет слово утешенья? Наперсница моих молитв, Простая ширма все молчит. Нить вашей жизни порвалась, И встретимся ль в ином рожденье?.. "
Это были цы - строки на мотив "Бессмертный у реки". Никто из монахинь не понял их смысла.
Однажды в монастырь наведался человек по имени Го Цинь-чунь по какому-то делу. Увидев свиток и надпись, он восхитился их изяществом и купил вместе с ширмою. Как раз в то время императорский ревизор Гао На-линь удалился от дел и обосновался на покое в Сучжоу. Был он большим любителем каллиграфии и живописи. Го Цинь-чунь подарил ему ширму. Сановник поставил ее во внутреннем зале, но расспросить о ней поподробнее как-то не удосужился.
Меж тем однажды явился к нему торговец и принес четыре свитка, исполненные скорописью. Они весьма напоминали работы кисти монаха Хуай-су, отличались чистотой, мощью и стремлением избежать обыденного. Сановник спросил у торговца, чьи они. Тот ответил: "Это мои прописи". Сановник поглядел на него - облик не простолюдина. Осведомился об имени и из каких мест он родом. Он, сокрушаясь, начал рассказывать: "Я из семьи Цуй, зовут меня Ин, прозвание Цзюнь-чэнь, уроженец Чжэньчжоу. За заслуги отца был пожалован должностью вэя в Юнцзя. С женой и домашними я отправился к месту службы, но в пути был не осторожен, лодочник замыслил недоброе и сбросил меня в реку. С той поры я не видел ни богатств своих, ни жены. К счастью, с детства умея плавать, я глубоко нырнул и долго плыл почти незаметно. Лишь когда лодка была далеко, я выбрался на берег. Прибрежные люди меня приютили. Я был мокр и без единого гроша. Старик хозяин явил ко мне доброту, снабдил платьем, напоил вином, накормил и одарил деньгами на дорогу. Прощаясь, он сказал мне:
"Вас обокрали. Было бы разумно заявить об этом властям, но я не смею оставить вас у себя, потому что боюсь быть замешанным в уголовное дело". Я выяснил у него дорогу, отправился в Пин-цзянскую управу и подал жалобу. Но вот уже год, а из управы никаких вестей. С тех самых пор я продаю свои рисунки и надписи и тем добываю пропитание. Я никогда не считал себя искусным каллиграфом и потому удивлен тем, что моя пачкотня удостоится внимания высокого сановника".
Услышав рассказ Ина, сановник Гао преисполнился к нему глубоким сочувствием. Он сказал: "Сколь злые беды обрушились на вас! Но, увы, здесь я бессилен. Но, быть может, вы останетесь у меня домашним наставником и научите внуков моих искусству владения кистью. Согласны ли вы?" Ин высказал искреннюю ра-дость. Сановник повел его во внутренние покои, угостил вином, как вдруг Ин увидел ширму и на ней свиток - с лотосовыми цветами. Слезы хлынули у него из глаз. Удивленный Гао спросил его о причине плача. Ин сказал: "Это одна из вещей, бывших со мною в лодке. Мой почерк. Как свиток попал к вам?!" Затем он вслух прочел стихи и добавил: "А стихи написаны моею женой". Гао спросил: "Отчего вы так полагаете?!" Ин ответил: "Узнал ее манеру письма. А также по смыслу стихотворения. Да, это, вне сомнения, стихи моей супруги!" Гао тогда сказал: "Коли так, то почту за долг и возьму за обязанность поймать разбойника. Однако храните это до времени в тайне". После чего поселил Ина при своем доме.
На другой же день сановник зазвал к себе Го Цинь-чуня и спросил, откуда у того появился свиток. Тот сказал: "Я купил его в такой-то обители". Сановник послал его к монахине, дабы окольными путями выведать, кто принес ей свиток и чьи это стихи. Через несколько дней Цинь-чунь доложил: "Картину пожертвовал Гу А-сю из здешнего уезда. Имя монахини, написавшей стихи, - Хуэй-юань". Сановник отправил к старой монахине посланца со следующими словами: "Супруга моя любит читать вслух святые сутры, но в доме нет никого, кто бы разделил ее благостные занятия. Я слышал, будто почтенная Хуэй-юань проникла в глубины Учения. Почтительно зову ее быть наставницей, уповая, что не останется без внимания моя просьба". Настоятельница отказала ему. Однако Хуэй-юань, узнав об этом, исполнилась глубокой надежды на то, что удастся отомстить за обиды. Настоятельница не смогла удержать ее.
Сановник прислал за Хуэй-юань паланкин и поселил ее в одном помещении с женой. Та, едва представился случай, стала расспрашивать Хуэй-юань о ее жизни. Госпожа Ван, сдерживая слезы, поведала ей всю правду, рассказала и о стихах на свитке с лотосовыми цветами. Она сказала: "Грабитель, видно, недалеко. Если госпожа передаст мой рассказ господину, разбойникам не уйти. Я искуплю позор и отомщу за погибшего мужа. О, сколь велико будет ваше благодеяние!" (Госпожа Ван еще не знала, что муж ее жив.)
Госпожа сановница передала мужу разговор с монахиней и заверила его, что Хуэй-юань не чужда учености, весьма добродетельна и не простого рода. Гао утвердился в мысли, что монахиня Хуэй-юань и есть жена Ина. Он просил жену быть с монахиней мягче и ласковей. Однако Ин до времени об этом ничего не знал. Не желая действовать опрометчиво, Гао На-линь решил сам следить за домом Гу А-сю и за его отлучками, наказав жене исподволь уговорить госпожу Ван отрастить волосы и вернуться к мирскому платью.
Минуло еще полгода. К тому времени императорским ревизором был назначен один цзиньши - по имени Сюэ Ли, по прозванию Бо-хуа. Он прибыл с ревизией в тот округ. Некогда Бо-хуа служил под началом сановника Гао, и тот, зная его твердость и неподкупность, подробно рассказал ему о деле.
Разбойник был схвачен, и у него найдены были бумаги о назначении Цуй Ина на должность и все его добро. Осталось неизвестным лишь местопребывание госпожи Ван. Строго пытали Гу А-сю, но тот говорил одно: "Я и вправду хотел выдать ее за второго сына, но не уследил: в восьмую луну на Праздник средины осени она от меня сбежала. Куда, не ведаю!" Бо-хуа нашел Гу А-сю виновным и приговорил к казни, а награбленное добро вернул Цуй Ину. Тот собрался ехать на службу и пришел проститься с сановником. Сановник Гао сказал: "Повремените несколько! Я намерен быть вашим сватом. Женитесь и тотчас поедете. А сейчас - не торопитесь, успеете, уверяю вас!"
Растроганный Ин ответил ему: "Долго я жил с женой в бедности. Как говорят, отруби вместе ели! Кто знает, жива ли она, покинутая ныне в чужом краю. Поеду один, буду ждать луны и годы, пока земля или небо не смилостивятся надо мной. Если жена еще жива, то есть и надежда, что мы встретимся вновь. Я взволнован добротой и щедростью господина, но до самой кончины буду помнить свою жену, оттого и нет у меня желания говорить о новой супруге". Сановник Гао печально промолвил: "Ну что ж! Если столь глубока ваша любовь и привязанность, всеблагое Небо непременно поможет вам. А я не осмеливаюсь принуждать вас силою. Однако разрешите мне все же устроить ваши проводы!"