Классическая проза Дальнего Востока
Гость ночью, оказывается, ушел. Студент же пришел лишь после обеда. Смотрит: жена лежит. Спросил, в чем дело. Не отвечает, а только в глазах стоят чистые слезы. Служанка тогда все рассказала, как было. Студент страшно испугался, пристал с расспросами. Жена выслала служанку и выложила ему все по правде.
- Это мне месть за блудливость, - вздохнул он. - Какая тут может быть на тебе вина? К счастью моему, попался такой честный и хороший друг. Иначе как мне было бы жить по-человечески?
С этой поры студент ревностно занялся исправлением своего былого поведения. А затем и лисица перестала куролесить.
Как он садил грушу
Мужик продавал на базаре груши, чрезвычайно сладкие и душистые, и цену на них поднял весьма изрядно. Даос в рваном колпаке и в лохмотьях просил у него милостыню, все время бегая У телеги. Мужик крикнул на него, но тот не уходил. Мужик рассердился и стал его ругать.
- Помилуйте, - говорил даос, - у вас их целый воз, ведь там несколько сот штук. Смотрите: старая рвань просит у вас всего только одну грушу. Большого убытка у вашей милости от этого не будет. Зачем же сердиться?
Те, кто смотрел на них, стали уговаривать мужика бросить монаху какую-нибудь дрянную грушу: пусть-де уберется, но мужик решительно не соглашался. Тогда какой-то рабочий, видя все это и наскучив шумом, вынул деньги, купил одну грушу и дал ее монаху, который поклонился ему в пояс и выразил свою благодарность.
Затем, обратись к толпе, он сказал:
- Я монах. Я ушел от мира. Я не понимаю, что значит жадность и скупость. Вот у меня прекрасная груша. Прошу позволения предложить ее моим дорогим гостям!
- Раз получил грушу, - говорили ему из толпы, - чего ж сам не ешь?
- Да мне нужно только косточку на семена!
С этими словами он ухватил грушу и стал ее жадно есть. Съев ее, взял в руку косточку, снял с плеча мотыгу и стал копать в земле ямку. Вырыв ее глубиной на несколько вершков, положил туда грушевую косточку и снова покрыл ямку землей. Затем обратился к толпе с просьбой дать ему кипятку для поливки.
Кто-то из любопытных достал в первой попавшейся лавке кипятку. Даос взял и принялся поливать взрытое место. Тысячи глаз так и вонзились... И видят - вот выходит тоненький росток. Вот он все больше и больше - и вдруг это уже дерево, с густыми ветвями и листвой. Вот оно зацвело. Миг - и оно в плодах, громадных, ароматных, чудесных.
Вот они уже свисают с ветвей целыми пуками.
Даос полез на дерево и стал рвать и бросать сверху плоды в собравшуюся толпу зрителей. Минута - и все было кончено. Даос слез и стал мотыгой рубить дерево. Трах-трах... Рубил очень долго, наконец срубил, взял дерево, - как есть с листьями, - взвалил на плечи и, не торопясь, удалился.
Как только даос начал проделывать свой фокус, мужик тоже втиснулся в толпу, вытянул шею, уставил глаза и совершенно забыл о своих делах. Когда даос ушел, тогда только он взглянул на свою телегу. Груши исчезли.
Теперь он понял, что то, что сейчас раздавал монах, были его собственные груши. Посмотрел внимательнее: у телеги не хватает одной оглобли, и притом только что срубленной.
Закипел мужик гневом и досадой, помчался в погоню по следам монаха, свернул за угол, глядь: срубленная оглобля брошена у забора.
Догадался, что срубленный монахом ствол груши был не что иное, как эта самая оглобля.
Куда девался даос, никто не знал.
Весь базар хохотал.
Послесловие рассказчика
Послесловие рассказчика
Мужчина грубый и глупый. Глупость его хоть рукой бери. Поделом смеялся над ним базар.
Всякий из нас видел этих деревенских богачей. Пусть лучший друг попросит у него риса - сейчас же сердится и высчитывает: этого-де мне хватит на несколько дней.
Иногда случается его уговаривать помочь кому-либо в беде или накормить сироту. Он опять сердится и высчитывает, что этого, мол, хватило бы на десять или пять человек. Доходит до того, что отец, сын, братья между собой все высчитывают и вывешивают до полушки.
Однако на разврат, на азартную игру, на суеверие он не скупится, - о нет, - хотя бы на это ушли все деньги. Ну-ка, пусть его голове угрожает нож или пила - бежит откупаться без разговоров.
Цяо-нян и ее любовник
В Гуандуне жил потомок чиновной знати, некий Фу. Когда ему перевалило за шестьдесят, у него родился сын, названный им Лянь. Мальчик был чрезвычайно толковый, но кастрат от природы, и в семнадцать лет у него в тайном месте было еле-еле - с тутовый червяк. Об этом по слухам знали не только поблизости, но и дальние жители, и никто не хотел выдавать за него дочь. Старик уже решил, что ему судьба остаться без продолжения рода, тужил, горевал дни и ночи... Однако положение было безвыходное.
Лянь занимался с учителем. Случайно учитель куда-то ушел, а в это время у ворот их дома остановился фокусник с обезьянкой. Лянь загляделся на него и забыл про своп науки. Потом, спохватившись, что учитель сейчас придет, весь в страхе бросился бежать.
На расстоянии нескольких ли от дома он увидел какую-то барышню, одетую в белое платье; вместе с маленькой служанкой появилась она откуда-то перед его глазами. Она разок оглянулась, - дьявольская, ни с чем не сравнимая красота! Лотосовые шажки ковыляли вяло, и Лянь ее обогнал. Девушка обернулась к прислуге и сказала:
- Попробуй спросить у этого молодого человека, не собирается ли он идти в Цюн.
Служанка, и в самом деле окликнув Ляня, спросила. Лянь поинтересовался узнать, зачем это было нужно.
- Если вы направляетесь в Цюн, - ответила девушка, - то у меня есть, как говорится, в фут длиною письмо, которое я попросила бы вас по дороге передать в мое село. У меня дома старуха мать, которая, между прочим, может быть для вас, как говорят в таких случаях, "хозяйкой восточных путей".
Убежав из дому, Лянь, собственно говоря, никакого определенного направления не брал. Теперь он решил, что может пуститься хоть в море, и обещал. Девушка достала письмо, передала его служанке, а та - студенту. Лянь осведомился, как имя и фамилия адресатки и где она живет. Ему было сказано, что ее фамилия - Хуа и что живет она в деревне Циньской девы, в трех-четырех ли от северных городских окраин. Студент сел в лодку и поехал. Когда он прибыл к северным предместьям Цюнчжоу, солнце уже померкло. Наступал вечер. Кого он ни спрашивал, о деревне Циньской девы решительно никто не знал. Пошел на север, отошел от города ли на четыре-пять. Уже ярко сияли звезды и луна. От цветущих трав рябило в глазах. Было пусто... ни одной гостиницы. В сильном замешательстве, увидев, что у дороги стоит чья-то могила, он решился как-нибудь у нее примоститься. Однако, сильно боясь тигра и волка, полез, как обезьяна, вверх, на дерево, и там прикорнул.
Слышит, как ветер так и гудит, так и воет в соснах. Ночные жуки жалобно стонут... И сердце юноши захолодело пустотой, а раскаяние жгло огнем.
Вдруг внизу раздались человеческие голоса. Лянь нагнулся, посмотрел. Видит - самые настоящие хоромы; какая-то красавица сидит на камне, а две служанки держат по расписной свече и расположились одна направо, другая налево от нее.
Красавица взглянула влево и сказала:
- Сегодняшней ночью так бела луна, так редки звезды. Завари-ка чашечку круглого чая - того, что подарила нам тетушка Хуа... Насладимся, право, этой чудесной ночью!
Студенту пришло в голову, что это бесовские оборотни, и по всему его телу волосы стали торчком, словно лес. Сидел, не смея дохнуть. Вдруг служанка поглядела вверх и сказала:
- На дереве сидит человек!
Девушка вскочила в испуге.
- Откуда это взялся такой смельчак, - сказала она, - что берется из-за угла подсматривать за людьми?
Студент страшно испугался. Укрыться было уже некуда, и он, кружась по дереву, спустился вниз. Упал на землю и умолял простить его. Девушка подошла к нему, всмотрелась и вместо того, чтобы разгневаться, выразила удовольствие. Взяла и потащила его сесть с ней вместе.