Алое и зеленое

— Ничего не понимаю.
— Он приезжал сюда, чтобы обольстить меня.
— Милли! Вы же не могли дать ему повода предположить…
— Нет, конечно, я не давала ему никаких поводов предположить. Я его живо выставила за дверь.
— Но не могло же ему просто взбрести в голову…
— Почему это ему не могло взбрести в голову? По-вашему, я что, недостаточно привлекательна?
— Нет, конечно, по-моему, вы достаточно привлекательны…
— Значит, и объяснять больше нечего, так?
— Милли, я удивлен до крайности.
— Чему же тут удивляться? Ничего не случилось, я просто прогнала его. Потому он так и торопился. Вы же мне верите?
— Конечно, я вам верю. Но я хотел сказать…
— А вам-то, Кристофер, почему взбрело в голову приехать?
— Мне нужно было вас повидать. Столько всего случилось. Простите, что я так поздно. Но, как я уже говорил…
— Да-да, велосипед. Расскажите же, что именно случилось.
— Ну… Во-первых, Франсис решила не выходить за Эндрю.
— А-а… — Милли выпустила из пальцев красный платок, и он скользнул по ее спине на пол. Она шагнула вперед и стала быстро подбирать осколки китайской вазы. — Холодно здесь, нужно бы затопить. — Она сложила черепки на стол. Подошла к камину и нагнулась поджечь бумагу и лучинки. — Передайте-ка мне пару полешков.
— Милли, вы слышали, что я сказал?
— Слышала, конечно, но что я должна ответить? Мне очень жаль. >
— Для нас, разумеется, это ничего не изменит. Вот это я и хотел вам сказать. Франсис я уговорю.
— А вы вообще говорили ей про нас? — Нет.
— Может, оно и к лучшему.
— Это еще почему?
— Кристофер, я, кажется, все-таки не могу выйти за вас замуж.
— Милли, да вы понимаете, что говорите?
— Просто не могу. Да я вам и не нужна.
— Это из-за Франсис?
— Нет, Франсис ни при чем. Я просто не могу, это было бы нехорошо. Мне вообще не следовало допускать этой возможности.
— Милли, не смейте так говорить. — Он поднялся неловко, на негнущихся коленях, протянул к ней руки. Милли по-прежнему смотрела вниз, на потрескивающие лучинки, и свет их, играя на ее лице, озарял усталую, успокоенную улыбку.
— Милли, родная… — Кристофер взял ее руку. Рука была тяжелая, вялая. Эта рука была ему хорошо знакома, и он, едва коснувшись ее, ощутил что-то необычное. Глянув вниз, он увидел на пальце кольцо с бриллиантами и рубином. Он узнал это кольцо.
Милли, заметив выражение его лица и направление взгляда, вскрикнула, отдернула руку и отошла от него.
— Милли, почему у вас на руке кольцо Эндрю?
Она быстро сняла кольцо и положила на стол.
— Потому что мое — на руке у Эндрю.
— Не понимаю.
— Где уж тут что-нибудь понять, когда все перепуталось. Я только что соблазнила вашего несостоявшегося зятя. Я не собиралась вам говорить. А про кольцо просто забыла. Никак у меня не выходит провиниться безнаказанно. Такая уж я невезучая!
— Милли, вы хотите сказать, что вы действительно…
— Да, когда явился Пат, я была в постели с Эндрю. Я. пригласила Пата себе в любовники, только не думала, что он снизойдет до меня, и решила, что и Эндрю сгодится. Все это получилось очень неудачно, и теперь я глубоко разочарованная женщина.
— Милли, вы серьезно говорите, что вы с Эндрю…
— Да! Кажется, я сказала это яснее ясного. Хотите, повторю?
— Как вы можете говорить таким тоном!
— Ну, знаете, если женщина попалась так, как я, какой-то тон ей надо выбрать, а сочетать обезоруживающую откровенность со спокойным достоинством не так-то легко. Какой тон вы бы мне предложили?
— Я просто не могу в это поверить.
— А вы постарайтесь. Суть в том, что я влюблена в Пата, влюблена как кошка, и уже давно, только это, разумеется, безнадежно и было бы безнадежно, даже если бы Эндрю не оказался сегодня здесь. И у нас с вами все было бы безнадежно, даже если бы вы не узнали про Эндрю. Пожалуй, вам лучше уехать, Кристофер. Ах черт, я забыла, у вас же нет велосипеда.
— Влюблены в Пата. Вот оно что.
— Да, до безумия. Готова целовать землю, по которой он ходит. Если б я пожелала себе самого лучшего и осталась ему верна, оно бы ко мне пришло. Оно и при шло, да я-то сплоховала.
 
— Но вы сказали, что это все равно было безнадежно. И представление о самом лучшем у вас довольно странное. Одна ночь в постели с Патом Дюмэем. Вы же понимаете, наутро он бы вас возненавидел.
— Да, Пата вы раскусили. Но вот меня-то не очень. Таких вывертов, как у меня, вам и не вообразить. Может быть, мне и одной ночи было бы довольно, может быть, она дала бы мне все, что я хочу, а может быть, такая ненависть была бы чище самой чистой любви. Но теперь все пропало. Я изменила собственному кредо. Это вы меня сбили, вы и денежные соображения. А теперь он меня презирает, и вы, наверно, тоже. Выпью-ка я виски.
— Значит, вы завладели Эндрю. И поэтому Франсис ему отказала. Теперь все ясно. Это из-за вас. Я знал, что вы порядком безответственны, но не думал, что вы насквозь порочны.
— О Господи, вы это подумали? — Милли шваркнула бутылку на стол. — Не настолько уж я дурная. Я не трогала Эндрю, мне это и в голову не приходило, пока он сам не сказал мне, что Франсис дала ему отставку. Честное слово, Кристофер. Неужели вы правда думаете, что я способна…
— К сожалению, Милли, я думаю, что вы способны на все.
Они молча смотрели друг на друга. Потом Милли снова взяла бутылку и, дрожащей рукой наливая себе виски, сказала тихо:
— Смешно. Сейчас я, кажется, почти влюблена в вас. Говорю же я вам, что я со странностями.
— Вы с ним явно что-то скрывали во вторник, когда он пил у вас чай с Хильдой. Я уже тогда подумал, что он держится очень странно. Но мог ли я предположить…
— Ах, это! Это я с ним просто сыграла глупую шутку. Даже объяснять не стоит.
— У Франсис не могло быть никаких других причин отказать ему. Все было решено.
— Вовсе не все было решено. И причин отказать ему у нее могло быть сколько угодно. Он не особенно умен. Он даже не бог весть как красив.
— И это вы говорите сразу после того, как затащили его к себе в постель?
— Ладно. Пусть я не только порочна, но и вульгарна. Но это правда.
— А где он, кстати, сейчас?
— Надеюсь, что на полпути в Дублин. Он должен был испариться сразу после того, как я спустилась к вам во второй раз. Жалость какая, вы могли бы попросить у него велосипед. — Милли засмеялась было, но тут же осеклась. Не может быть, что вы так думаете, Кристофер, не может быть, что вы верите, будто я стала бы соблазнять Эндрю, пока он был женихом Франсис. Не могла я поступить так жестоко. Я не жестокая, я просто глупая. Да и потом, я не меньше вашего хотела, чтобы Франсис вышла замуж за Эндрю, — из-за вас.
— Но вы сказали, что влюблены в Пата и что наше дело все равно было безнадежно.
— Да… Здорово я запуталась, а? Но клянусь, я не…
— Вы могли это сделать нарочно, чтобы расстроить помолвку Франсис, и тогда у вас был бы предлог отделаться от меня. Я считаю вас женщиной сумасбродной и вредной. Всегда считал.
— Тогда нечего было затевать на мне жениться.
— Совершенно с вами согласен.
Теперь они стояли, глядя друг на друга через стол. Что же это делается, спрашивал себя Кристофер, почему мы так кричим, или это во сне? От усталости, от промокшей одежды, от крепкого виски у него покруживалась голова. Фигура Милли виделась ему до жути отчетливо, трехмерный предмет на плоском фоне. Он пошатнулся, сделал шаг к стулу и тяжело сел.
— С этим-то теперь покончено, — сказала Милли тусклым голосом. Она стала пальцем двигать кольцо по столу. — Поделом мне. Когда ведешь себя безобразно, нечего жаловаться, если другие не понимают, до какой степени безобразия ты способна или не способна дойти. Но вы должны мне поверить, Кристофер. Эндрю был у меня, рассказал, что Франсис его отставила, и тогда я, просто, понимаете, чтобы его подбодрить, предложила…
— И сколько времени это продолжалось?