Рабыня: без права на любовь (СИ)
— Ты снял с меня медальон. Я не обязана подчиняться. — хотелось сказать это, гордо вскинув глову, но вышел комариный писк.
— Мне не нужно подчинение.
— Что?
— Все, что заставлял тебя делать медальон. Ты сама этого хочешь. Ищешь достойное оправдание, чтобы сделать нечто отвратительное и избежать ответственности.
Он подошел к ней вплотую и, грубо схватив за шею, притянул к себе, заставил девушку смотреть в глаза. Медленно провел большим пальцем по приоткрытым губам. Обнаженным телом она касалась жесткой, плохладной ткани его халата. Пальцы мужчины проникли в гриву волосы, медленно перебирая их. Подобие нежности кончилось, её с силой рванули за волосы, заставив откинуться назад. Шею обожгли горячие поцелуи, болезненные покусывания. Оливия дернулась в попытке освободиться, но получила только новую порцию боли и чувствительный укус в нежную кожу шеи.
— Нет, хватит. Я не хочу. — как она мечтала произнести эту фразу весь год, когда её ласкали чьи-то руки, заставляли выгибаться и насаживаться, доставляя удовольствие.
Амон отпустил ее. Лив отпрянула и отбежала на несколько шагов. Он и не стремился её удержать, явно наслаждаясь процессом, улыбался.
— Красивая, взлохмаченная, пылающая и убегающая, — эти слова мужчина произносил, снисходително и великодушно, как будто объяснял маленькому ребенку устройство вселенной. — Ты инстинктивно заводишь мужчину, сама этого не осознавая. Твои желания бегут впереди осознания их. И уж тем более, впереди принятия. У тебя только одна проблема…Возбуждение. — последнее слово, как холодная команда кристаллу, но его нет. Лив согнулась пополам, когда низ живота свело судорогой. Часто задышала.
— Что…Что это? — она дышала с трудом, сгорая от внезапно напавшего на нее возбуждения, в разы сильнее и быстрее, чем когда на шее висел кристалл.
— Встать прямо. — Лив подчинилась, сжав дрожание от возбуждения бедра. — У меня всегда есть запасной вариант. А у тебя, Лив, есть мой маленький подарок. Он будет тебя развлекать, напоминать о желаниях, что прячутся на темной стороне твоей души.
— Не…навижу, — с трудом выдавила из себя Оливия. Ей дали мнимую свободу, показали конфету и тут же отобрали. Лишили надежды.
Он снова подошел слишком близко. Рука попыталась протиснуться между плотно сжатыми бедрами.
— Подумать только, как ты напряжена, как чувствительна. Будь другом, сделай это сама…Я не хочу приказывать, а ты хочешь меня. Зачем лишние принуждения, малышка Лив?
Короткий поцелуй в шею, туда, где точно останется след от укуса. Она послушно развела бедра. Этот садист был прав. Хотела, хоть кого-нибудь там, внутри. Сильного, стремительного. Хотела, чтобы эластичные стенки обхватили нечто упругое и подвижное. Хотела слышать над ухом учащенное дыхание и чувствовать запах пота и страсти. Она едва слышно пискнула, когда палец мужчины коснулся её и начал медленно массировать.
— Знаешь, что еше умеет мой подарок? — горячее дыхание над ухом. Лив до боли закусила губу, когда что-то внутри начало ее чувствительно и дразняще покусывать, словно маленькие электрические импульсы. — Твое возбужение пахнет так приятно, что я взял бы тебя прямо сейчас. Губо. На полу.
Фантазия живо нарисовала эту сцену, колени задрожали. Этот тип вил из неё веревки, как хотел. Из тела, только тела. В ней все еще был кристал, но не такой заметный, зато более искусный. Надо найти способ вытащить его.
— Но еще рано, — улыбка амона обжигала, — ты не готова. Стоять на месте.
Лив сквозь туман желания слышала журчание воды. Что он задумал? Утопить её? Внутри клокотал гнев. Она не могла ослушаться приказа, снова.
***
Оливия мягко опустилась в ванну. Горячая вода и ароматная пена с запахом лаванды, разгоряченное желанием тело наслаждалось и страдало одновременно. Хотелось успокоиться, наконец, расслабиться. Но "подарочек" заявлял о себе стоило напряжению спасть. В пену шлепнулась губка. Лив подняла взгляд.
— Помойся, ты воняешь борделем, — небрежно бросил амон. Она вопросительно на него смотрела, ожидая, когда он выйдет. Мужчина явно не собирался оставить её один на один с мочалкой. — Начинай. Медленно. — присел рядом и шепнул в самое ухо, — кончи для меня. Сама, без приказа.
Огонь полыхнул внизу. Взвился, обжог языками пламени тело, коснулся напряженной груди и лег на плечи. Тело точно полыхало, без приказа. Само. Лив взяла губку и медленно начала водить ей по телу, как и требовал амон. Он смотрел. Пристально, изучая её неумелые движения. Подобного она никогда не делала, даже клиенты в борделе ничего такого не просили. Губка медленно скользнула к обнаженной груди.
— Не так, — её руку поймала другая, более сильная. — Если не хочешь заставлять меня ждать долго, а ты не хочешь, удели внимание самой чувствительной точке. — мягкое управление рукой, губка дразнит чувствительную грудь. Круговые движения, медленные, становятся все более сладкими и томящими. Больше огня добавляет осознание, что руками управляет не она, а кто-то другой. Вторая грудь. Лив напряженно ерзает в горячей ванне.
Мужчина медленно двигает её руку вниз по животу. Невольно Лив выгибается, стремясь ускорить процесс. Он был безжалостен в своем темпе, тщательно намыливая живот, медленно и щемяще.
— Аты говорила, что ненавидишь. Говорила свое гордое "нет". Где правда, Лив?
Девушка выгнулась и развела ноги, облегчая доступ своей руке и губке. Внезапно мучитель убрал руку. Лив распахнула глаза, котрые несколько секунд назад зажмурила от чувственного удовольствия.
— Сама. Из-за тебя промок халат.
Губка мешала и Оливия отбросила ей в сторону, коснувшись себя пальчиками. Мужчина сбросил отчаянно промокший халат. Сквозь пелену, она видела его тело. Сильное, сухое, словно состоящее из четко обрисованных мышц. Не огромный, не внушительный, зато пугающе сильный. Девушка облизнула губы, что в один миг стали сухими, и погрузила в себя один пальчик.
— Тебе стоит потропиться, я начинаю терять терпение. Рекомендую два. — рука амона погрузилась в воду, пальцы мгновенно нашупали набухщий клитор и принялись ласкать, сжимая и чуть оттягивая. Лив воспользовалась его советом и через мгновение взорвалась, громко вскрикнув. Её тут же заткнули жестким поцелуем, она даже ударилась головой о край ванной. Несильно, но чувствительно. Губы властвовали, порабощали и будоражили, не давали и секунды вдохнуть.
Внезапно что-то произошло. Перемкнуло. Лив обхватила его шею рукой и прижала к себе, выхватывая инициативу и в поцелуе, и во всем происходящем. С силой впилась в его губу, прикусила до крови. Да, так и нужно. Только сила, раз он её так любит. Иллюзия была такой манящей, но обманчивой. Лив потерялась в ней и вернулась в реальность, когда её вытащили из ванной и мокрую, покрытую пеной, бросили на кровать.
Она рассчитывала на продолжение, но амон не подошел.
— Утром. Ты завтракаешь со мной, — холодная фраза, в которой, кажется, сквозило одобрение. Лив сделала то, что нужно? Или ей показалось? Чего хочет этот тип?
Он ничего не объяснил и ушел из клетки, не посчитав нужным одеться.
Глава 4. Завтрак
"Воевали племена сотни и тысячи лет. Рекой лилась кровь, жестокость царила в мире. Пока не пришла великая Ева. Искушенная и искусительная. Показала она племенам диким неведомую доселе радость, научила хитростям премудрым, дарующим её. И да родился из чрева её Первый амон. Научил он женщин любви, а мужчин власти. Одарил он людей камнями волшебными. Самым бравым и сильным даровал камни цвета крови ими в сражениях пролитой, женщинам — золотом блестящие, червям земельным — цвета травы и полей, что дают пищу миру. Прекратились войны на земле. Установился порядок в мире. Стали повелевать доблестные и огненные амоны над стадом своим, чтобы царил мир на земле".
Оливия дочитала страницу и захлопнула книгу. Бред. Как она поняла, это местный аналог Библии, где людям объясняют, почему надо подчинять и как распределены камни. Большего идиотизма придумать невозможно, неужели они этому верят? Ладно, если быть честной, она и к Библии своего мира относилась с большим недоверием. Так что, скепсис по отношению к этой книженции скорее подтверждал правило. В любом случае, это стадо баранов, окружающее ее последний год, в это отчаянно верило и с превеликим удовольствием предавалось соблазнам. Лив передернуло и, укутавшись в одеяло, она заснула. К черту всех этих извращенцев, по крайней мере, до утра!