Дневник странствующего проповедника 1-13

В настоящий момент, благодаря тому, что вы распространяли книги и прасадам, ситуация в городе слегка напоминает мир. Люди могут говорить, что мир установлен благодаря усилиям политиков. Но мы-то знаем, что, по крайней мере отчасти, он наступил благодаря вашим усилиям. Шрила Прабхупада однажды сказал: «Если всего лишь один процент населения Земли обретет сознание Кришны, то весь мир изменится к лучшему». Также он говорил: «Даже невозможно себе представить, насколько ужасна была бы эта планета, если бы не было Движения Шри Чайтаньи Махапрабху». Поэтому, пожалуйста, продолжайте свои героические усилия, и пусть вас благословит Господь Чайтанья».
После моего обращения к преданным мы собрались выйти на харинама-санкиртану, первый раз с начала войны в Сараево. Преданным в местной полиции дали разрешение на харинаму, и еще согласились послать сопровождение из двух-трех полицейских, на случай, если возникнут какие-нибудь проблемы. Но преданные не ожидали никаких проблем, поскольку отношения с местными мусульманами были хорошими.
Мы были так вдохновлены идеей выхода в город, что даже решили отложить обед и вкусить позже, во второй половине дня, когда вернемся. Я занимался тем, что собирал всех преданных, просил их взять с собой все яркие флаги и транспаранты, которые они сделали именно для харинамы. Через некоторое время Шри Прахлад уже вел всех нас (группу из шестидесяти преданных) в радостном киртане по улице. Мы едва ли могли догадываться, что шли прямо в львиное логово.
С самого начала я чувствовал что-то неладное. Я постоянно оглядывался на местных преданных и спрашивал: «Вы уверены, что это не опасно - вот так петь на улице? Не оскорбит ли мусульман то, что такая большая группа проходит с киртаном через их район?» В ответ преданные продолжали уверять меня: «Махарадж, не волнуйтесь, они нас любят. Во время войны мы здесь распространяли прасадам».
Но преданные в Сараево, несмотря на все их замечательные качества, наивны и молоды. Никто не сказал мне, что для мусульман это был святой день, и мы приближались к самой большой мечети в Сараево, как раз к завершению молитвенного часа.
Было покончено с войной, но не с чувством ненависти и желанием мести между разными группами населения этого региона (сербами, мусульманами, и хорватами), которые очень верны своим традициям. Все, что выходит за рамки их культуры, тут запрещено во избежание провокаций.
Совершенно не подозревая об этом, мы безудержно пели и танцевали. Киртан был очень громким и радостным. Некоторые люди улыбались, проходя мимо нас, а некоторые брали печенье, которое мы раздавали. Но большинство относились насторожено. Они в буквальном смысле слова прошли через ад, и им было сложно смириться с контрастом зрелища такого большого числа счастливых, поющих и танцующих людей. По мере того, как мы прокладывали через улицы свой путь, неожиданно впереди показались очертания мечети. В тот момент, когда я увидел ее, мне захотелось повернуть назад, но уже было поздно.
В толпе, выходящей из мечети, трое мужчин, в возрасте около тридцати, увидели нашу процессию и, перекинувшись несколькими словами, ринулись к нам, с лицами, искаженными ненавистью. Они бежали что было сил и уже через несколько мгновений были перед нами. Прияврата дас шел впереди харинамы, снимая шествие на свою видеокамеру. Он даже не видел, чем его ударили; человек, возглавлявший нападение, со всей силы нанес ему удар ногой в подбородок. Прияврату отбросило назад, его камера вылетела из рук, и он упал на землю. Тогда эти трое кинулись в центр нашей группы и начали яростно наносить преданным удары ногами и руками.
Киртан прекратился, и некоторые преданные начали отбиваться. Один из нападавших двинулся на меня, но я бросился ему на встречу, раскручивая караталами над головой, и он отступил. Слева от себя я увидел, как трое преданных дали отпор одному из нападавших, он ввалился в витрину магазина, разбив ее вдребезги. Хотя была пролита кровь, я заметил, что эти люди не чувствовали себя подавленно. Тем не менее, побежденные, они отступили.
 
Преданные неподвижно стояли посреди улицы. Мы запели молитвы Нрисимхе, боясь ступить вперед, но в то же время не желая оставаться на месте. Я оглянулся и увидел, что в нашей группе у многих были разбиты лица и носы. Матаджи кричали: «Нрисимха! Нрисимха! Нрисимха!»
За считанные минуты к тем троим, кто нападал сначала, присоединилась большая группа крепких мужчин. Окинув их взглядом, я понял, что это были не просто юные уличные хулиганы. Позже нам стало известно, что все они были солдатами, которые только что вернулись с войны с сербами. Они были закоренелыми убийцами.
Женщина-репортер местного телевидения снимала происходившее, но неожиданно один человек выхватил у нее камеру и разбил об землю. В эту же секунду около тридцати человек бросились на нас. Это были хорошо спланированные действия - они направились в центр нашей группы, и мы разбежались к краям улицы. Тогда нападавшие повернулись к преданным и прижали их к стенам, выбирая в первую очередь тех, кто выглядел покрепче.
Первой жертвой был мой ученик Нрисимха Кавача дас. Один из головорезов (бывший солдат, который однажды допрашивал Джануканьяку и пообещал убить ее) направил пистолет прямо в лицо Нрисимха Каваче, угрожая нажать на курок, но вместо этого ударил его рукояткой пистолета по голове. Нрисимха Кавача упал без сознания на землю, из раны хлынула кровь. Пока он лежал в луже крови, четверо человек пинали его по ребрам.
Посреди этого хаоса, когда все преданные боролись за свою жизнь, Тхакур Бхактивинода дас попытался спасти Нрисимха Кавачу - но несколько человек одолели его, один из них достал нож и ударил Тхакура Бхактивинода в спину. Я прекратил сражаться и закричал, чтобы все матаджи убегали. Повернувшись направо, я увидел, как четверо человек одолели бхакту Колина и ударили его ножом в спину. Полицейский патруль попытался остановить сражение, но нападавшие встретили их ударами в лицо и отбросили на край дороги.
Повсюду на улице была кровь, я не знал, где находились все преданные. Нрисимха Кавача все еще лежал без сознания в двадцати метрах от нас, но попытка спасти его означала неминуемую смерть. Мы начали отходить назад по улице, но люди шли за нами с криками: «Аллах Акбар! Аллах Акбар! Бог велик!» Когда они ударили ножом одного местного преданного, мы бросились бежать, унося с собой раненых преданных.
Когда мы оказались у центральной улицы, нас увидели двое дорожных полицейских и остановили проезжавшую мимо машину. Они усадили Тхакура Бхактивинода и другого преданного на заднее сиденье и попросили водителя отвезти их в больницу. Когда Тхакур Бхактивинода садился в машину, меня поразило то, что на спине его курта вся была пропитана кровью. Потом я попросил полицейских спасти Нрисимха Кавачу.
Когда мы вернулись в храм, все были в полном смятении, я попытался подсчитать преданных, которые были на харинаме. Мы обзвонили все больницы в Сараево, спрашивая, поступали к ним преданные или нет. В течение часа все были найдены.
Владелец одного магазина затащил Нрисимха Кавачу с улицы внутрь, а потом отвез его в больницу (в ту же самую, в которой оказались Тхакур Бхактивинода и местный преданный, бхакта Эдвин), тем временем еще один водитель остановил свою машину и отвез Колина в другую больницу.
Я немедленно поехал навестить пострадавших преданных. Некоторые предупреждали меня о том, что не стоит ехать в больницу в вайшнавской одежде, поскольку нападавшие все еще могли бродить по улицам, но ни у кого не было ни рубашек, ни брюк, да и к тому же, у нас было мало времени - я не знал, жив ли Нрисимха Кавача или нет.
Я был поражен состоянием первой больницы, когда мы подъехали к ней. Как и большинство других зданий в Сараево, она была частично разрушена. Некоторые части здания были разрушены взрывами бомб, пули изрешетили все стены, во многих местах все было черным от пожаров. Когда мы с моим водителем-преданным оказались у главного входа, нас не впустили. Администрация давно прекратила доступ посетителей, поскольку зачастую они были солдатами, переодетыми в гражданскую одежду, и пытались проникнуть в больницу с намерением убить своих врагов. Но в конце концов меня согласились впустить, поскольку поверили, что я - монах.