Боксер: назад в СССР (СИ)
Начальник лагеря, как раз полезший по второму кругу за фляжкой, вздрогнул от неожиданности и замотал головой. Тренера тоже промолчали. Старшая пионервожатая кивнула и с сияющим улыбкой лицом повернулась к нам.
— На вас, дети, возлагаются большие надежды. Вы — лучшие молодые спортсмены со всей области, и именно вы…
Я ждал концовки организационно-приветственной речи:
— … Будьте готовы!
— Всегда готовы! — ответил я вместе с хором других голосов.
— И еще! Руководство лагеря всячески поощряет общественно-значимую активность. На ежедневных линейках мы будем выявлять отличников, не только среди отдельных пионеров, но и среди отрядов. Лучшие из вас получат ленточку на флаг и конфету «Ну-ка отними!».
Тамара вытащила из кармана конфету и показала на всеобщее обозрение. На обертке стояла девочка в синем в горошину платье с конфетой в руке, дразнящая белую собачку. Я сдержал смешок.
— Ну а сейчас мы идем на завтрак!
Закончив, Тамара захлопала в ладоши, и из динамиков заиграла решительная и радостная музыка. Барабанщики отбивали дробь. Линейка закончилась, и мы строем пошли в столовую.
Кстати, Тамара, помимо того, что была старшей пионервожатой, тренировала девочек. Именно она вела в столовую отряд Искорок.
— За мной, спортсмены!
Перед нами вырос уже знакомый мне мужчина, именно он отвозил Аллу в город на «Москвиче». На линейке он не был, но успел вернуться на обещаниях конфет и ленточек. Рожа его так и светилась от счастья. Еще бы! С такой красоткой кактался.
— Ты знаешь, что Роман Альбертович за сборную выступал? Прыжки в длину! — сообщил мне Шмель, которого до сих пор распирало от гордости, что именно ему доверили поднимать флаг.
Шмель снял галстук и сунул его в карман. Так делали и остальные, что формально являлась нарушением, но никто из тренеров, включая Тамару, не ругался. Я, не долго думая, снял свой галстук. Лето было впереди, и что-то мне подсказывало, что оно может стать самым удивительным в моей жизни.
Глава 5
Я понял, что старик, с которым не так давно у меня состоялся разговор, никакой не сторож и даже не завхоз и, конечно, не садовник. Он возглавил отряд Орлят — то есть, был тренером по боксу. Вот удивил… И надо сказать, что ребята в его отряде, включая и Леву, ходили у него по струнке.
Я несколько раз бросил взгляд на старика, сгорая от любопытства. Интересно, чем я так ему приглянулся, что он меня звал, скорее всего, теперь я это понял, на тренировку. Как-никак, я шахматист, попавший в спортлагерь по блату, да и то в отряд легкоатлетов… может, одной своей необычностью? Бог любит троицу, и когда я украдкой зыркнул на старика в третий раз, тот поднял глаза и подмигнул мне в ответ. Как бы к нему в отряд попасть? Не скажешь ведь в лоб, что я мастер спорта…Да и в нынешних кондициях «шахматиста», я толком сам не знаю, на что мое тело способно. Скорее всего, ничего выдающегося не получится показать. Техника техникой, а мышечная память, может, и вовсе у меня здесь отсутствует. Да и физика в боксе не последнее дело. Надо бы как-то себя испытать. Тело испытать…
Столовая располагалась в одноэтажной постройке из белого кирпича… Здание было построено в 1973 году, о чем свидетельствовали выложенные на фасаде цифры из кирпича красного цвета. Свежевыкрашенные деревянные окна столовой были распахнуты, и оттуда доносился запах выпечки, способствующий обильному слюноотделению.
Я не удержался и сделал глубокий вдох через нос. Сразу понял, что у меня урчит живот. Юношеский организм за время, что прошло с пробуждения, успел как следует проголодаться и требовал топлива. Потому завтрак был в тему.
Отряды, давно потеряв строй, гурьбой ввалились в столовую, но Тамара, как разъяренный тигр, выросла в проходе, расставив руки.
— Стоять!
— Чего стоять-то, жрать хочется, — забурчал кто-то из борцов, ему повезло, что старшая пионервожатая не услышала его наклёвывающийся басок. Да и говорил он так, чтобы не быть услышанным.
— Заходим по отрядам! Сначала идут Искорки. Так, Белозубов, нечего на меня так смотреть волком, мальчики всегда пропускают девочек!
— Ага, — зашептал недовольно Шмель. — Ща Шульц с девчонками пойдет и все сожрет, кабан. Видел, какой он Робин-Бобин⁈ Говорят, что за раз сжирает тройную порцию.Прикинь!
Я не удержался и хохотнул. По отрядам прокатился смешок. Сеня потупив взгляд, начал делать движения носком сандаля, как будто тушит окурок. Господи, ну какая ерунда их занимает.
Сеня действительно заходил с девчатами, так уж сложилось с построения, и это ему не особо нравилось. Обычно в столовых в пионерлагерях существовала очередность — у каждого отряда было своё время, отведённое на прием пищи, чтобы избежать столпотворения и нехватки мест. Сейчас же острой надобности в этом не было, поскольку пионеров у нас было примерно раза в три меньше, чем в обычном среднестатистическом лагере. Но старшая пионервожатая все же снова решила вставить пять копеек и взяла инициативу в свои руки.
Тренерам было до лампочки происходящее. Они встали чуть в сторонке и о чем-то переговаривались, пока Тамара налаживала дисциплину. А получалось у нее крайне неплохо.
Первыми через двустворчатые дверцы зашли Искорки и Сеня. Следом поплелись боксеры, а за ними борцы. Мы, легкоатлеты, зашли последними и минут десять переминались с ноги на ногу у входа.
— Угадаешь, чем нас сегодня будут кормить? — Шмель был занят тем, что принюхивался к запахам, добегавшим до дверного проёма.
— Запеканка творожная, — чётко определил я. — Ты в первый раз в лагере?
Мой последний визит в лагерь датировался десятилетиями назад, но сейчас все прежние воспоминания толика за толикой всплывали в голове. И я прекрасно помнил, что единственное, что могли подавать на завтрак пионерам из выпечки, были знаменитые творожные запеканки.
— Э… да, — нехотя признался Шмель. — Раньше меня родители к бабушке в деревню отвозили на все лето.
Домашний мальчик — вот это было не круто. Хотя тут всё зависит от того, какие приключения можно было найти в бабушкиной деревне.
— Как же тренировки? Пропускал? Бегунам нельзя пропускать. Да вообще, никому не желательно. Только шахматистам можно. Ха!
— А я ж только пошел на «легкую», — Шмель коротко пожал плечами.
Он снова принялся принюхиваться.
Столовка изнутри дышала свежестью, была хорошо освещена, на широких подоконниках кустилась герань и зеленели фикусы. Нас встречал самодельный плакат с надписью: «Приятного аппетита». На нем был изображен молодой улыбающейся поваренок. А второй плакат гласил: «Когда я ем, я глух и нем». Стены столовой были разукрашены олимпийской символикой и рисованными сценками с участием юных спортсменов. Чем мне всегда нравились такие рисунки, так это своей неповторимостью. Каждый был не похож на другой, и я, побывав в разных лагерях отдыха, мог это с уверенностью сказать. Вообще, в Союзе всегда умели создать свою атмосферу детства.
— Двери закрывайте, мухота налетит!
Слова Томы предназначались мне и Шмелю. Я решил особо не торопиться и все как следует рассмотреть, поэтому зашел в столовую в числе последних. Ну и теперь оглядывался, как баран на новые ворота. Ощущения, когда перед тобой оживает все то, что ты так хорошо знал когда-то, а потом не видел много много лет и считал исчезнувшим с лица земли, были несравненные. Будто заново родился. Хотя, это так и есть… Родился же? Не совсем, конечно, младенцем, но оно и лучше. Есть задел — возраста подросткового и мягкого. Лепи из тела что хошь…
Вернувшись, я плотно затворил двери. Вместо доводчиков в СССР ставили пружины или резинки, но здесь ничего подобного не было предусмотрено. Потому дверь нужно было вручную прикрывать.
— Ха! Ты был прав, запеканку подают!
Шмель, облизав губы, чуть не свернул голову, провожая одного из пионеров, уже усевшегося за стол. У него стояла тарелка молочного супа, стакан молока и творожная запеканка.