Боксер: назад в СССР (СИ)

Посмотрел бы я на самого Сеню, если б его запихнули в ящик из-под обуви. Ящерица испытывала шок, и без должного ухода такая пленница не проживала больше недели. После того, как Сеня наиграется с новым питомцем и перед всеми похвастается, надо будет предложить ему идею, подкупающую своей новизной. Например, выпустить рептилию восвояси.
Сеня, который, оказывается, приехал на велике, аккуратно закрепил коробку с Драконом на багажнике и, звякнув звонком, укатил.
Мне надо заглянуть к Леве и посмотреть, как он справился.
А Лева справился, надо отдать ему должное. Когда я вернулся, он почти закончил. Мокрым пухом оказалось буквально забито ведро. И даже окна на здании были вымыты.
— Привет трудовой молодежи! — подошел я. — Даешь пятилетку за четыре года и двенадцать месяцев?
— Очень смешно, обхохочешься, — недовольно фыркнул Лев. — На! Сам заканчивай!
Я отнекиваться не стал. Подметать или мыть было больше нечего, а выбросить пух в мусорку, так и быть, помогу.
Я взял ведро и потащил его по дорожке, мусорка у нас располагалась неподалеку от главного корпуса, буквально в ста метрах от места, где Лев убирал пух. Там-то мы и встретились с Тамарой, выскочившей из-за угла. Она резко остановилась, держа в руках два стакана с молоком, накрытые овсяным печеньем.
— Вот они где, а я вам решила организовать перекус. Кто хорошо работает, тот хорошо куша…
Она запнулась и посмотрела сначала на меня, тащившего тяжелое ведро одной рукой, а во второй — метлу и совок. Потом на Льва, ничем не обременённого. Дружелюбная улыбка тут же пропала с её лица.
— Я не поняла, Лева ты опять Мишу заставил убираться, а сам тунеядничал⁈ — старшая пионервожатая строго сдвинула брови.
Кстати, одета она была снова в бесформенный и мешковатый спортивный костюм вместо так идущего ей платья.
— Тамара Ипполитовна, да нет же, это я все убрал, а этот… — попытался оправдаться Лев, но Тома его перебила.
— Не этот, а у него имя есть. Миша у нас такой же пионер, как и ты, и другие ребята, — старшая пионервожатая прочитала нотацию Льву. — А я-то думала, ты такой умничка, взялся за ум, все вместе убрали, но ты, оказывается, еще тот лоботряс.
— Тамара Ипполитовна, вы не так поняли…
— Все я так поняла! Никакого тебе молока и печенья, отдам обе порции Мише.
Она развернулась ко мне, протянула стаканы с молоком. Я не дурак, отказываться не стал. Тома взъерошила мне волосы, влажные после тренировки.
— Устал, аж вспотел весь. Не то что этот лоботряс!
— Мне молока… — протянул Лева.
— У нас кто не работает, тот не ест!
Тома развернулась и зашагала прочь, бросив напоследок, что Лева может, конечно, попросить меня поделиться.
— Но я бы на его месте, — кивнув на меня, добавила она, — ничем с лоботрясами не делилась.
Мы снова остались вдвоем. Лева предсказуемо попер на меня буром.
— Ты че молчал?
— Меня, так-то, никто не спрашивал.
— Охренел?
— Уже отвечал на этот вопрос, — я отпил молоко, довольно причмокивая. — С пенкой любишь?
— Ага…
— Ну, в следующий раз, может, достанется.
Такой выпад Лева уже не выдержал и бросился на меня с кулаками.
— Погоди так переть, я молоко разолью! — предупредил я.
— А мне так и так ничего не достанется! — обиженно возразил пацан.
Я не стал дальше шутить над пареньком и протянул ему его стакан с печеньем.
— Бери уже, заслужил. И запомни, кто не работает, тот ест. Учись студент, — я озорно подмигнул ему.
— Спасибо, — буркнул Лева. — Но я тебя все равно завтра уделаю!
  
Глава 22
 
Весь час, отведённый дневному сну, я спал как убитый. Стоило коснуться головой подушки, как меня вырубило. Оно и к лучшему. Какая-никакая, но у нас с Сеней была тренировка, и логично было восстановиться.
Кстати, залог хорошей формы — отнюдь не интенсивные многочасовые тренировки. Всегда говорил ребятам, тренирующимся по два раза в день — не переусердствуйте. Без должного восстановления такие тренировки только вредят
Снов мне, правда, не снилось, но стоило открыть глаза, как я тут же вспомнил, где нахожусь.
 
Сначала я почувствовал, как что-то щекочет мой нос. Как будто вожу носом вдоль птичьего пера. Ощущения прекратились, и я было собрался доспать законное время, но через несколько секунд все повторились в районе лба. Я потер лоб ладонью…
— Какого…
По коже лба расползлось нечто мягкое, как будто желе, а в нос ударил резкий запах мяты. Разлепив нехотя глаза, я уставился на… перо! Висевшее на нитке перед глазами. Нитка соединялась с «удочкой» — тонкой веткой, которую кто-то сунул в палату через открытое окно.
Перо резко отдернули, а я спросонья уставился на свои вымазанные в чем-то белом руки.
Зубная паста!
— Эй, че за ерунда!
— Блин!
Со всех сторон послышалось недовольное бурчание сонных пионеров. Я вскочил с кровати, подбежал к окну, но шутников и след простыл. Что это за розыгрыши такие, когда до «королевской ночи», когда вымазюкивание пастой входит в обязательную программу, еще как до Луны?
Своя порция зубной пасты досталась и другим однопалатникам. Еще точнее — каждому пацану из соседей по кровате. Пионеры сидели на кроватях и, не до конца проснувшись, осматривали себя и друг дружку.
— Во козлы, подловили! — искренне возмутился Шмель.
У него зубная паста оказалась в волосах.
— Миха, засёк кого? — сквозь зубы зашипел Солома, у него паста была рамазана по скуле.
— Слиняли! — я еще раз выглянул в окно, но никого не увидел.
Выходит, шутник пробрался в палату через открытое окно. Кого-то вымазал сразу, а кому-то, как мне, показал «высший пилотаж зубопастового мастерства». Выдавил мне на ладони пасту и сделал со своей удочкой так, чтобы я вымазал сам себя.
Почему же я говорил о шутнике в мужском лице?
Да потому что девчонкам такой бы фокус вряд ли бы удался. А вот парням, еще и точившим на меня зуб… козлы, блин, малолетние! Это ж надо настолько филигранно подойти к выполнению розыгрыша. Ни я, ни другие пионеры даже не заметили ничего. Еще по прошлой жизни я знал, что если хочешь, чтобы пострадавший ничего не заметил, нагрей пасту до температуры тела, зажав тюбик под мышкой.
Видимо, шутники и такие нюансы знали.
Но мои умозаключения о хулиганах-пацанах разбились о слова Шмеля.
— Ребзя, это, по ходу, девчата! Зуб даю!
И Шмель в доказательство своих слов поднял перед собой девчачью заколку.
— Вот паршивки… — забубнили с галерки.
— Ниче се девки обнаглели! — поддержали другие.
— Так! — Шмель упер руки в боки и с важным видом сообщил: — Предлагаю не откладывать месть и сегодня же устроить к ним вылазку после отбоя!
— Операцию назовем «Возмездие»! — последовало рацпредложение.
Пионеры одобрительно загудели.
— А как же ежик-матерщинник? — вспомнил Солома. — Мы же его ловить собрались.
Черт, а я-то думал, они теперь про него благополучно забудут.
— Точно, — Шмель задумчиво поднял палец. — Ежика никто не отменял. Тогда операцию «Возмездие» проведем завтра. Так даже лучше.
— С чего это? — возмущённо переспросили с дальней кровати — там, видимо, руки отомстить чесались сильнее.
— Как раз никто не будет ожидать проникновения на вражескую территорию.
— Не, завтра долго ждать… — снова возникли возражения.
Вот так, пока я вытирал полотенцем пасту со лба, разгорелся спор. Кто-то считал, что надо обязательно идти и ловить ежа, и, что называется, «первым делом самолеты». Кто-то, напротив, полагал, что месть не должна быть холодной, а ежик-матерщинник никуда не денется. Меня лично устраивал второй вариант, который позволял не ломать голову над тем, как выкрутиться из нелепой истории со страшилками. Конечно, меня попросят показать его в следующий день, но я вполне обосновано скажу, что кина… тьфу ты, ежика не будет!
Однако пионеров надо было чуточку успокоить, поэтому я поднялся с кровати и захлопал в ладони, привлекая внимание.