Жена неверного маршала, или Пиццерия попаданки (СИ)

Ну да, разумеется, простых не принимает, а своего любимого маршала – это с нашим удовольствием.
Так, ладно. Сейчас главное – не отчаиваться и не показывать, что я собираюсь ему уступить.
Значит, буду задалбливать регпалату новыми и новыми прошениями.
Я тоже кое-что знаю о борьбе с бюрократической машиной. А там, глядишь и Авл свои посещения откроет.
Не надо унывать! Все равно ему не дамся.
Но как тут не унывать, когда Кайран схватил меня за запястье, изо всех сил сжав руку. Я готова была вскрикнуть от боли, но сдержалась, чтоб не доставить мерзавцу такого удовольствия.
– Ты вернёшься ко мне, Манон.
– Серьезно? Теперь называешь меня золотком? Называешь меня по имени? Может быть, как и раньше будешь звать бракованной, а? – ухмыльнулась я, бросая ему вызов.
– Ты не бракованная, – мужчина низко склонился к моему лицу, и я вдруг увидела в его глазах новое, странное выражение. – Отныне, каждый, кто посмеет так назвать тебя или выказать тебе малейшее неуважение, дорого за это заплатит.
– Великолепно! Тогда можешь начать прямо сейчас. С себя. Как платить будешь, серебром, золотом? В бумажном эквиваленте?
– Хочешь, чтобы я извинился за то, что тебя так называл?
Черты лица Кайрана приняли жестокое, хищное выражение, а голос стал хриплым. В стальных глазах вспыхнули кровавые отблески.
– Не забудь при этом встать на колени, – бросила я. – Только я все равно тебя не прощу.
Взгляд мужа стал похож на грозовую тучу, в которой мелькали отблески багровых молний. Еще немного – разразится такая буря, что никто не уйдет живым!
– Я никогда в жизни ни перед кем не извинялся. И есть лишь один человек, перед которым я преклоню колени – и это Его Величество Император, – процедил муж. – Ты прекратишь это представление, пойдешь со мной и будешь делать то, что я скажу. Станешь моей женой. Моей лаури. И больше никогда не посмеешь даже слова мне поперек сказать.
– Я – человек. У меня есть гордость, честь и достоинство. После всего, что я пережила, я не переступлю порог твоего дома и не позволю тебе даже пальцем себя тронуть.
– Ты не человек. Ты – женщина. А женщина должна принадлежать мужчине. Всегда.
– Надевай шкуру, забирай дубинку и отправляйся обратно в пещеру, неандерталец! – фыркнула я.
Кайран метал громы и молнии.
Но я не была бедненькой забитой Маней, которая боялась малейшего повышения голоса. Я понимала, что если отступлю сейчас перед ним, дам слабину и покажу, что боюсь, он победит.
– Хорошо, – муж ухмыльнулся обольстительно-порочной усмешкой. – Но только вместе с тобой.
Как же он меня бесил!
– Ну да, ну да… А это ты видел?
Я резко взмахнула зажатой в руке кисточкой и начертила на новенькой безупречной форме Кайрана большой жирный крест как раз в области сердца.
– Я ставлю на тебе крест, понял? Для меня ты отныне умер. Отправляйся к своей дешевке, а меня оставь в покое. Вот пусть она и забирает излишек твоей магии!
Договорить я не успела. Кайран изо всех сил рванул меня за руку и поволок к своему фаэтону. На него даже смотреть было страшно. В этот момент муж напоминал беспощадного робота-убийцу, терминатора.
Сколько же в нем было злости и силы!
Сам дьявол сейчас, наверное, побоялся бы пойти ему наперекор.
Дьявол бы побоялся, а маленькая худенькая девочка – нет.
– Манон, Манон! – закричала Миша и, подбежав ко мне, обняла меня за пояс, пытаясь удержать. – Уйди отсюда, нехороший! Уйди, отстань! Не смей забирать нашу Манон!
Ее детская защита была нелепа – вряд ли Кайрана сейчас что-то могло остановить. И тут из глаз Миши градом потекли слезы. Она выкрикивала наивные ругательства и проклятия.
Но в этот момент Кайран вдруг остановился. Он перевел взгляд с меня на рыдающую девчушку и вдруг почему-то…
Вдруг отпустил мою руку.
Я тут же обняла Мишу, крепко прижимая к себе и бормоча слова успокоения.
– Мы с тобой не закончили, ферай, – процедил муж. – Ты будешь моей.
Громко хлопнув дверью, Кайран опустился на водительское сиденье и черный фаэтон уехал.
Немало времени у меня ушло, чтоб успокоить Мишу и пообещать, что я буду рядом, и никто не посмеет меня забрать.
 
А потом она вдруг сказала:
– Так странно… Почему этот злой человек назвал тебя так ласково?
– О чем ты? – не поняла я.
– Он сказал ферай. Это значит «мой лунный свет». Ты разве не знала, Манон?
– Не-а. Давай лучше мебель раскрашивать. Потратим всю краску, которая у нас осталась!
Если честно, я была удивлена, что Кайран отступил. Я была уверена, что он грубо оттолкнет Мишу и запихнет меня в фаэтон. Но нет…
Что-то мелькнуло в его глазах, когда он посмотрел на девчушку. Что-то… человеческое?
Жалость, понимание, тоска?
Да нет, не может быть, бред какой-то…
  
ГЛАВА 42
 
Кайран 
Мой отец, генерал Александр Альберон, был великим полководцем. Его молодость пришлась на славные времена самого расцвета империи.
Отец провел десятки успешных военных кампаний и присоединил к Орлании тысячи и тысячи акров новых земель.
За особые заслуги перед отечеством тогдашний император Терентий представил его к особой награде – он подарил отцу бриллиантовый меч, который с тех пор является реликвией нашей семьи.
Несмотря на то, что отец был носителем силы меньшего класса, чем у меня, ему не было равных в боевой и стратегической магии.
После того, как он захватил и присоединил к Орлании Лесную долину друидов, очень хорошо укрепленную и оборудованную магическими ловушками, которую, казалось, невозможно взять, про отца стали говорить – этот человек никогда не проигрывает.
Никто не знал, что он уже проиграл.
Но не на поле боя.
В моем детстве отца никогда не было рядом. Он постоянно находился в походах, в самой гуще сражений, командовал армиями, побеждал, завоевывал, покорял.
Война была его стихией.
Он возвращался домой ненадолго, обычно на два-три дня, максимум – неделю, чтобы снова отправиться в поход.
Но и в это время не покидал своего кабинета, до поздней ночи засиживаясь над картами, планами и военными сводками.
Человек крайне суровый и жесткий, Александр Альберон никогда не позволял даже малейшей нежности к своей жене – моей матери и ко мне, своему сыну.
Я часто смотрел на его портрет, висящий в гостиной, и говорил себе – мой отец великий воин, я должен им гордиться.
И ничего, что я вижу его раз в два-три месяца. Стране он нужен больше, чем нам.
Но никак не мог избавиться от противной, омерзительной зависти, когда мои товарищи рассказывали, как их отцы проводят с ними время. Для одного из них было нормально, что отец учит его ездить верхом. Другому папа мастерил штаб на дереве. С третьим его отец каждый вечер играл в шахматы.
Да, для них было совершенно нормально и естественно то, о чем я даже мечтать не мог.
В такие минуты я отчаянно хотел, чтобы мой отец не был никаким великим полководцем и завоевателем.
А стал самым обычным нормальным отцом.
Я мечтал и ненавидел себя за эти мысли.
В такие моменты мама хорошо понимала меня. Обнимала и говорила:
– Наш папа женат, в первую очередь, на Орлании. И мы, как истинные патриоты своей страны, должны поддержать его и уважать его выбор.
Да, мама, как могла, пыталась компенсировать постоянное отсутствие отца и его суровое отношение заботой и вниманием.
Сейчас я понимаю, насколько сильно она была одинока в нашем огромном пустом доме бок о бок с равнодушными слугами.
Мужняя жена, но без мужа. Мать, но без сына, потому что львиную долю моего времени занимали занятия со специально нанятыми отцом для меня учителями. Бесконечные тренировки, медитации, зубрежка, муштра, и экзамены, экзамены, экзамены, о результатах которых учителя тут же докладывали отцу в письмах.
И если результаты его не удовлетворяли, то я получал короткие, по-военному сухие выговоры в письмах, как будто адресованные провинившемуся солдату, а не сыну.