Ключик (СИ)

— Хотелось бы сказать добрый день, лейтенант, но это будет сейчас не в тему, — как можно более бодро сказала она. Эмме хотелось надеяться, что она прозвучала достаточно уверенно. Но даже собственный слух отказывался дарить ей такую иллюзию. Ну и плевать!
Сделав еще пару шагов, она поставила на стол поднос с пищей и обернулась. СС лежал совершенно обнаженный, а его спина и даже верхняя часть ягодиц представляли из себя сплошное кровавое месиво. Буквально ни единого клочка не изодранной в лохмотья и не обожженной кожи. Ведь если Эмма правильно понимала, то электроплеть не только секла кожу и рвала мышцы, она еще и оставляла ужасные ожоги. Все это засохло сплошной кровавой коркой и производило кошмарное впечатление. Эмму едва не вывернуло, и всё нутро свело болью от такого зрелища. Её собственная спина вдруг взорвалась фантомной болью, словно беря на себя хоть часть этих ужасных ран. Эмма сжала до хруста зубы, потому что потеря самообладания сейчас бы все испортила моментально, и единственное, что ей бы оставалось — позорное бегство, без права повторной попытки.
— Убирайся отсюда! — рявкнул Сеймас и попытался приподняться, отчего струп в нескольких местах треснул, и выступила свежая кровь. — Кто тебе позволил сюда вообще войти?
— Я стучала. Вы не ответили. Я вошла. И прекратите уже дергаться, вы делаете только хуже, лейтенант! — Эмма придала своему неожиданно осипшему голосу всю возможную повелительность, на которую только была способна.
Но, судя по лицу мужчины, это нисколько не сработало. Ну что же, стоило ведь попытаться?
— Я приказал тебе убираться! — заорал упертый вояка.
— Ну, как сможете стоять самостоятельно, тогда и будете опять приказывать, лютовать и отыгрываться на мне. А пока вам нужно обработать раны и поесть, — Эмма старалась звучать невозмутимо, хотя внутри ощущала себя дрожащим трусливым зайчишкой.
Глупо не понимать, что даже в таком состоянии Сейму ничего не стоит вышвырнуть её из этой комнаты. Причем так, что она, наверное, до ворот базы лететь будет, пересчитывая все неровности ландшафта.
Мужчина замер, уставившись на неё настороженным взглядом, словно ожидая какого-то подвоха. Он буквально буравил шахты к её нутру этими своими карими бритвенно-острыми лезвиями, словно желая увидеть, из чего же она на самом деле сделана. Эмма ощущала себя микробом на предметном стекле электронного микроскопа, но не отводила глаз и ничего не прятала. В этот момент даже страх отступил, уступая место нежданной откровенности. Спустя минуту, показавшуюся Эмме целой эпохой, Сеймас раздраженно выдохнул и перевел взгляд на медицинскую сумку на её плече.
— Ты вообще в курсе, сколько правил сейчас нарушаешь? — его голос по-прежнему был громким и хриплым, но звучал уже без первоначальной ярости. Но это не значило, что он стал хоть чуточку дружелюбней.
— Нет, но вы, как мой командир, мне обязательно об этом расскажете, пока я буду вашу спину обрабатывать, — Эмма двинулась в его сторону, вынимая необходимое из сумки.
— Ты не дотронешься до моей спины! — рыкнул он, вкладывая в голос столько угрозы, что девушка с трудом преодолела желание броситься прочь.
От этого мужчины даже в таком состоянии исходила властная энергия такой силы, что приходилось прикладывать гигантские усилия, чтобы принудить собственное тело подчиняться своему разуму, а не его повелениям.
— Почему? Я ведь доверила вам обрабатывать мои повреждения на задании. Так почему бы вам не сделать мне ответную любезность? Я в курсе, насколько раздражаю вас, так что обещаю, что не прикоснусь больше, чем необходимо, и исчезну, как только закончу.
— Джимми, заткнись и вали отсюда! Запрещено оказывать медицинскую помощь тем, кто получил дисциплинарное взыскание! Это нарушение! — снова постарался надавить лейтенант.
— Ну, допустим, я была не в курсе, — отмахнулась девушка.
— Я тебе сказал только что!
— Вы были без сознания, когда я пришла, так что я ничего не слышала!
— За обман тоже положено наказание, глупая девчонка! — опять попытался перейти на устрашающий рык лейтенант. — Тебя запрут в долбаном карцере на одной воде…
— Лейтенант, меня нельзя запереть. Забыли? — отмахнулась Эмма, но почувствовала укол страха внутри.
— Не переживай, найдут способ воспитания. Или, думаешь, папашка прикроет? — едко уколол мужчина и все же поднялся. Эмма поспешно отвела глаза от обнаженного тела. Но, похоже, недостаточно быстро. Черт, то, как выглядит этот мужчина совершенно голым, было последней вещью, которую Эмма хотела бы помнить. Но, судя по всему, теперь этого уже не избежать. Сеймас же молниеносным движением схватил простынь в ногах койки и прикрыл бедра.
— Нет, лейтенант, я надеюсь, что ко мне будут относиться так же, как ко всем, — затараторила девушка. — Просто я считаю, что вы пострадали из-за моей ошибки, и поэтому…
— Не до хрена ли ты на себя берешь? — ухмыльнулся мужчина. — Если командование решило, что в том, что случилось, моя вина, кто ты такая, чтобы оспаривать это?
— Я ничего не буду оспаривать! Я просто собираюсь сделать так, чтобы вам было не так больно, и на этом все.
— Я приказал тебе выметаться отсюда! — тон мужчины снова стал угрожающим. Но было видно, что силы предают его, и поэтому он звучал уже не так устрашающе. Его плечи слегка сгорбились, а голова так и норовила упасть на рельефную, словно вылепленную рукой гения грудь. Рельефную? Да что с ней такое? Перед ней страдающий от боли мужчина, формы тела которого её не могут заинтересовать ни за что! Не в этой жизни уж точно!
— Я не уйду! — уперлась девушка, переводя глаза ниже, на мускулистые бедра лейтенанта. Плохая идея.
— Джимми, ты знаешь, чем грозит прямое не подчинение приказу?
— Да, я знаю, командир. Как только сможете ходить, то пойдете и донесете на меня!
— Размечталась! Сам до полусмерти загоняю!
— Ваше право! Только я все равно не уйду раньше, чем сделаю то, зачем пришла.
— А я тебя сейчас возьму и вышвырну!
— Можете попробовать, — покорно кивнула девушка. — Только… вы точно знаете способ, который помешает мне возвращаться снова и снова?
Несмотря на то, что Сеймас старался казаться злобным и сильным, Эмма заметила, что его стойкость на исходе. Болезненная дрожь то и дело пробегала по его мускулистому телу, выдавая, как трудно мужчине дается и сам спор, и даже просто нахождение в вертикальном положении. Его взгляд, хоть и упирался прямо в неё, но становился немного расфокусированным от усилий сдержать стоны.
— Командир, пожалуйста! — четко попросила Эмма, стараясь, чтобы он не услышал в её голосе жалость, и его мужское эго опять не решило встать на дыбы.
Долгие годы проживания с таким же суровым и немногословным отцом научили Эмму тому, как неохотно подобные мужчины принимают помощь. Малейший намек на жалось они воспринимали агрессивно, считая, что приять помощь или сочувствие — это все равно, что продемонстрировать слабость. Они будут терпеть и боль, и свои неприятности, и проблемы, но ни за что на свете не поделятся ими с окружающими. Не зря Сеймаса прозвали Стальным. Для всех окружающих он и был неким ребром вечной жесткости, опорой. Он всегда готов поддержать окружающих, но никогда не позволяет другим сделать то же самое. Отец Эммы тоже такой, но постепенно она приловчилась подкрадываться к нему на мягких лапах. Между ними никогда не было эмоциональных бесед и проникновенных диалогов. В детстве она даже по-настоящему боялась сурового мужчину в моменты его дурного настроения. Но со временем Эмма научилась безошибочно понимать, когда отец был зол, когда расстроен, а когда смертельно уставал или просто болел. И как вести себя в каждый такой момент тоже выучилась. Иногда нужно просто отвалить и исчезнуть с глаз, иногда говорить ни о чем, не ожидая ответов, а иногда просто молча подойти и размять окаменевшие плечи. Бывали моменты, когда они просто безмолвно ужинали, в сотый раз смотря одни и те же старые фильмы. Но случалось и такое, что, когда отец заболевал, Эмме приходилось волевым решением навязывать свою помощь, забивая на рычание и постоянные отказы от её попыток лечить его. Вот и сейчас она прямо смотрела в карие глаза лейтенанта, настойчиво демонстрируя, что не уйдет, испугавшись его угроз. Она не предлагала ему жалость или слезливые утешения. Она пришла помочь и не намерена была отступать. А после пусть как и её отец изображает опять сверхсущество, у которого нет эмоций, и никогда ничего не болит. Очередной поединок их взглядов закончился победой девушки. Сеймас, как ни странно, первым отвел глаза и устало протяжно вздохнул.