Довмонт: Неистовый князь. Князь-меч. Князь-щит
Первобытно-темная языческая душа кунигаса подчинилась приказу жрицы безоговорочно. Все так же холодно кивнув, Сауле пропустила ребенка вперед и, чуть задержавшись, протянула руку:
– Дай твой кинжал.
Все так же покорно кунигас отстегнул от пояса ножны…
Солнце уже давно скрылось за деревьями, оранжево-золотистым закатом растекаясь по дальнему краю неба. Стояла звенящая тишина, даже птицы не пели, лишь где-то далеко, на болоте, пару раз вскрикнула выпь.
Взявшись за руки, Солнышко и мальчик поднимались к старому дубу. Юная жрица и юная жертва – подарок богам. Вот оба исчезли за деревьями… Немного погодя послышался смех… какая-то песня… и крик! Резкий, тут же и оборвавшийся.
Игоря всего передернуло – ну как же так? Вы люди или… Однако же языческая душа Даумантаса была вполне довольна и полна гордости. В том числе и за мальчика, жертву. Быть подарком богам – это же такая честь!
Когда Сауле спустилась к частоколу, уже начинало темнеть. Сбросив окровавленный плащ, жрица вытерла кинжал о подол платья и неожиданно улыбнулась:
– Жреческую одежду придется оставить здесь. Тут нынче и заночуем. Жаль, нельзя жечь костер – могут заметить.
– Так ведь не холодно… А кинжал, пожалуйста, пусть у тебя будет! – поспешно добавил Игорь. – Подарочек… от меня. Не все ведь богам.
– Не все, – Солнышко покусала губу. – Знаешь, этот Мажюлис… Как он радовался! Даже попросил не завязывать ему глаза… и лишь нечаянно вскрикнул.
– Надеюсь, он не мучился, – передернул плечами князь.
Девушка отмахнулась от комаров только что сорванной веткой:
– Конечно, не мучился. Я же жрица. Знаю, как… и умею.
– Не сомневаюсь. Ну, что, пойдем спать?
– Сначала поедим. В сарае осталось немного молока и сыра. И еще – вяленый окорок. Правда, совсем чуть-чуть.
– Ты ешь.
Игорь-Довмонт так и не смог заставить себя проглотить хоть кусочек. Молоко, правда, выпил – что-то пересохло в горле.
– Сейчас давай спать, кунигас, – Сауле указал на брошенную в углу солому. – Утром же надо будет избавиться от убитых.
– Похоронить?
– Похороним лишь подарок богам, – тихо пояснила дева. – Остальных просто сбросим в трясину.
Князь вдруг улыбнулся и тряхнул головой:
– Все в концы – в воду, ага! Точнее говоря – в болото.
Они уснули вместе, в одном углу. Сразу же, как только легли, так и провалились в темную, без всяких сновидений, яму тяжелого сна. Так чаще всего и бывает либо с большой усталости, либо от нервных потрясений, либо от того и другого вместе. Спали, дрыхнули без задних ног, а наутро обоих ждал прекрасный денек, брильянтовые капли росы и чистое, умытое внезапным ночным дождем солнышко.
Первым делом сбросили в болото трупы. Старуху и чернобородого парня, Азуоласа. Деревенского дровосека… и дурачка – по словам Солнышка.
– Интересно, почему он на нас напал? – вытерев руки травою, Игорь-Довмонт задумчиво смотрел, как смыкается над мертвыми телами зеленая болотная ряска.
– Ты еще не понял? – насмешливо обернулась жрица. – Мажюлис, подарок богам – это его сын.
– Сын? Вот как… Теперь понятно.
Вообще-то, язычники не должны были бы протестовать, когда их детей приносят в жертву. Наоборот, радоваться должны бы! А этот вот сельский дровосек почему-то не радовался. И впрямь дурачок, права Сауле.
Так считал Даумантас, дикий литовский кунигас, язычник… Но Игорь думал иначе. Он даже зауважал этого Азуоласа, пожалел даже. Что же касается Сауле – на ее руках была кровь невинного ребенка, быть может, даже не одного… ну да – она же жрица! Язычница, служительница жуткого культа. Вместе с тем эта девушка искренне боролась за свободу своего народа и не жалела ради этого даже собственной жизни, в любой момент готовая умереть самой лютой смертью под пытками орденских палачей. Впрочем, что для язычника жизнь или пытки? Так, пыль. Благоволение богов куда как важнее.
Покончив с трупами, беглецы поднялись к дубу. Мертвый мальчик лежал на плоском сером камне – жертвеннике. Светлые, широко распахнутые глаза его были устремлены в небо, на губах застыла улыбка. Похоже, и впрямь он умер, не мучаясь. Юная жрица хорошо знала свое дело.
– Закопаем его здесь, под дубом, – погладив мертвеца по голове, попросила-приказала Сауле.
Князь хмыкнул:
– Закопать? Руками?
– Там, в кустах, есть лопаты. Специально для таких случаев.
Дело справили быстро. Выкопали неглубокую яму, забросали труп землею и дерном.
– Прощай, Мажюлис, – негромко молвила жрица. – Удачи тебе в мире богов. Не забывай нас. Помогай, если сможешь. И мы будем помнить тебя.
– Ты и в самом деле их помнишь? – Довмонт не удержался, спросил. – Всех, кого ты… всех своих жертв.
– Они не мои, – сверкнула глазами дева. – Они все – подарки богам. Это добрая и славная смерть, кунигас.
– Знаю.
Сауле неожиданно улыбнулась:
– Здесь есть одно местечко с чистой водою. Идем, я покажу.
В самом деле, смыть с себя грязь было бы сейчас очень даже неплохо, да и выстирать испачканную в болотной тине одежду тоже бы не мешало. Заодно – отвлечься от разных дум.
У дальнего подножия пильнякальниса оказалось нечто вроде большой лужи с чистой водою, этакий небольшой болотный заливчик с бьющим где-то на дне ключом. Подойдя ближе, Солнышко, ничуть не стесняясь, сбросила с себя одежду и, покусав губу, решительно ступила в воду… резко присела, выскочила, подняв тучу брызг и, обняв себе за плечи, лукаво взглянула на князя:
– Ну, что же ты, кунигас?
Довмонт тоже не стеснялся. Разделся, разбежался… У-у-у-ух! Ух, и студено же! Ух! Пару раз окунувшись, князь вроде бы как привык к холоду, но все равно больше пяти минут не выдержал, выскочил… Право слово, совсем другой человек! Отдохнувший, посвежевший, радостный… и без всяких там «кровавых мальчиков в глазах».
Сауле быстро постирала одежду, и свою, и княжескую, да принялась развешивать на ветвях росшей неподалеку корявой сосны – сушиться. Восхитительно красивая нагая лесная нимфа с медным водопадом волос и белою тонкою кожей!
Князь подошел сзади, обнял, погладил грудь. Девушка не сопротивлялась, наоборот, повернулась, накрыла губы князя своими пухлыми и теплыми губками. Поцелуй, терпкий и долгий, тут же вызвал желание, так что не надо было никаких предварительных ласк. Беглецы предались любви сразу же, здесь же – юная жрица лишь нагнулась, обхватив руками янтарно-смолистый ствол… выгнулась… застонала…
Потом они уселись в траву – обсыхать и греться на солнышке.
– Куда нам теперь? – обняв деву за талию, тихо спросил Довмонт.
– Мне – в орденские земли, тебе – домой, – Солнышко улыбнулась. – Ну, знаешь же.
– Знаю, – согласно кивнул князь. – И все же… ты могла бы пойти со мной.
Жрица дернулась:
– Нет! У меня своя дорога… и своя судьба.
– Откуда ты знаешь?
– Вижу… А ну-ка, посмотри мне в глаза!
Князь чуть повернулся, положив левую руку девчонке на талию, всмотрелся. Исхудавшее лицо его отразилось в больших жемчужно-серых глазах… и Сауле вдруг отпрянула!
– Ты не один, кунигас!
Довмонт резко обернулся…
– Нет, здесь никого нет. Кто-то есть в тебе… Кто – я не вижу, – дева прищурилась, будто бы желая разгадать тайну кунигаса до конца… и вдруг улыбнулась. – Он не враг тебе, нет. Скорей – друг. Но – чужой, чуждый… родившийся далеко отсюда.
– Да кто же он?
– Ты сам знаешь.
Да уж, юную жрицу нельзя было обмануть. И впрямь Игорь все прекрасно знал. Впрочем, нет, не все…
– А… этот чужой… он может вернуться обратно?
Сауле всмотрелась еще пристальнее, так, что взгляд ее, казалось, ввинчивался в мозг! На лбу девушки, прямо над шрамом, выступили крупные капли пота, слезы показались в уголках глаза… И вдруг взор жрицы погас!
– Не знаю… не вижу… – со вздохом призналась девушка. – Скажу больше – даже наши боги не в силах помочь. Можно и не просить – уж это я вижу.