Греховные уроки
Всё перешло к настоящей развращенности гораздо быстрее, чем я ожидала. На самом деле, я и представить себе не могла, что он скажет именно это, даже в самых смелых мечтах. И все же я помню чистый восторг в его глазах, когда он увидел, что порвал мне кожу своим хлыстом. То, как он пробовал мою кровь, словно дикий зверь.
Некоторое время я безучастно смотрю на него и могу ясно видеть нетерпение на его лице, пока он выжидающе хмурится. Дело в том, что то, о чем он говорит, должно вызывать отвращение, и все же это приводит меня в восторг. Болезненный бессмысленный восторг, и я киваю головой, прежде чем успеваю обдумать это.
— Хорошо.
Его плечи слегка расслабляются от облегчения, он притягивает меня к себе, глубоко целуя. Его поцелуи свирепы, как будто он пытается поглотить меня изнутри, совсем как монстр, о котором он предупреждал меня.
Я запускаю пальцы в его волосы, притягивая мужчину ближе, когда моя потребность в нем становится всё глубже.
Он гортанно стонет, с силой хватая меня за запястья и заводя их мне за спину.
— Что я тебе говорил?
Я сглатываю.
— Я не могу ничего делать без Вашего разрешения.
— Именно так.
Доминирующий тон его голоса заставляет мои бедра сжаться.
— Прошу прощения, сэр.
— Пришло время узнать, какое прекрасное произведение искусства ты создашь, malishka.
Он быстро целует меня еще раз, прежде чем оставить стоять полуголой в подвале, а сам идёт к стене, где висят его инструменты.
От мысли, что я позволю ему порезать себя, по спине пробегает дрожь. Я вспоминаю ходившие три года назад слухи о том, что студентка застала его и ассистентку преподавателя занимающимися сексом в этом подвале, пока он резал ее. Поговаривали, что студентка была травмирована тем, что увидела, но я никогда не знала, верить этому или нет. Слишком часто слухи раздувают или преувеличивают, но теперь я убедилась в том, что это действительно было правдой.
Гаврил Ниткин одержим идеей заставить меня истекать кровью. То, как загорелись его глаза, когда он размазал мою кровь по своим пальцам и слизывал ее, навсегда запечатлелось в моей памяти.
Его возвращающиеся шаги выводят меня из оцепенения, и моё сердцебиение учащается, когда я вижу большой зазубренный нож в его руке.
— Сэр, я не уверена...
— Пути назад уже нет, Камилла. - Его карие глаза, которые я всегда находила такими манящими, кажутся почти демоническими в тусклом свете подвала. — Ты ясно дала понять, чего хочешь. - Он склоняет голову набок. — Я не причиню тебе вреда, по крайней мере, не слишком сильного.
Когда он подходит ближе, мои внутренности крутит, как в стиральной машине на максимальной скорости отжима. Такое чувство, что меня сейчас стошнит, но я не могу сдвинуться ни на дюйм. Даже когда он приближается, я застываю на месте, как будто попала в паутину, полностью обездвиженная.
— Я не уверена, - говорю, несмотря на то, что в глубине души знаю, что какая-то часть меня хочет испытать это, но не могу отрицать, что я также боюсь мужчину передо мной. Потому что он не мужчина, он монстр. Из тех, кто процветает за счет боли и страданий.
Он тянется ко мне и проводит твердой рукой по моему горлу.
— Ты не можешь сказать мне "хорошо" в одну минуту, а потом отступить, malishka. - Он с силой сжимает руку. — Это не так работает.
Я с трудом втягиваю воздух в легкие, пока он давит на мое горло, словно пытается убить меня.
Темнота в его глазах заставляет меня вздрогнуть, когда он, наконец, ослабляет хватку.
— Будь хорошей девочкой и повернись для меня.
Холод разливается по моим венам, и я понимаю, что спускаться в подвал с монстром, где никто не услышит, как ты кричишь, – вероятно, ужасная идея. Я поворачиваюсь к нему спиной, как мне было велено, поскольку, похоже, не могу удержаться от того, чтобы не подчиниться его приказу. Это безумие, учитывая, что я знаю, насколько он опасен и что собирается сделать со мной.
Он берет меня за талию и перемещает руку к пуговицам на передней части юбки, расстегивая их до тех пор, пока ткань не падает на пол, оставляя меня в одном белом лифчике и стрингах в тон. От его прикосновений по каждому сантиметру моей обнаженной кожи бегут мурашки. А затем его пальцы цепляются за застежку лифчика на спине, расстегивают его и сдергивают с меня, прежде чем я успеваю понять, что произошло.
— Повернись, - приказывает он.
С тревогой я прижимаю руки к груди, потому что ни один мужчина никогда раньше не видел меня такой обнаженной. Находясь в столь беззащитном виде перед таким человеком, как Гаврил Ниткин, я нервничаю больше, чем когда-либо за восемнадцать лет своей жизни. И все же не могу ослушаться его приказа, словно запрограммирована делать все, что он скажет.
Я с трудом сглатываю и поворачиваюсь.
Он мгновенно хватает меня за запястья и дергает за руки вниз, полностью обнажая меня перед собой. Прекрасные карие глаза расширяются, когда он фиксирует внимание на моей груди, разглядывая ее, словно шедевр в Лувре. Это заставляет меня чувствовать себя более желанной, чем когда-либо прежде, хотя мой желудок сжимается, когда глаза останавливаются на клинке, который он заткнул за пояс.
— Такая чертовски красивая, - бормочет он глубоким и хриплым голосом.
Жар разливается по моим щекам, пока я стою перед ним почти полностью обнаженная. А потом он протягивает руку и щиплет мой правый сосок, заставляя меня стонать. Изысканная смесь боли и удовольствия вызывает у меня трепет глубоко внутри.
— Ты идеальный холст для создания шедевра, - говорит он почти отсутствующим тоном.
Я хмурю брови.
— Что Вы имеете в виду?
Гаврил отрывает взгляд от моего тела и встречается со мной глазами, выражение в них заставляет меня содрогнуться. Мрачное и садистское, он сжимает левый сосок еще сильнее, заставляя меня вскрикнуть от неожиданности.
— Резать - это искусство.
Другой рукой он впивается в мое правое бедро, и дергает меня вперед, так что я чувствую, как холодный металл лезвия на его поясе вдавливается в мою кожу.
— Кровь - моя краска, а кожа - мой холст, Камилла. И я никогда не видел более прекрасного холста.
Я заглядываю ему в глаза и понимаю, что он абсолютно серьезен. Серебристый укол страха разливается по моим венам, оседая глубоко в сердце, и я задаюсь вопросом, почему профессор Ниткин такой, какой он есть. Только теперь я понимаю, что этот человек на самом деле не человек, а зверь. Он предупреждал меня об этом, но я не верила ему до сих пор, пока он не продемонстрировал мне свою жажду боли и кровопролития.
Он отпускает левый сосок и тянется к ножу на поясе брюк, осторожно прижимает его между моих грудей и плавно проводит зазубренным краем вниз по моей коже, оставляя лишь красную царапину. Это почти не причиняет боли, заставляя меня нуждаться в нём сильнее, чем когда-либо прежде, в то время как он не сводит глаз с ножа и отметин, которые оставляет на моей коже – его холсте.
Давление нарастает по мере того, как он опускает его ниже, мимо грудной клетки и чуть выше пупка. Я опускаю взгляд, замечая, что, хотя он и не порезал кожу, следы покраснели. Мое дыхание сбивается, когда он снова опускается ниже, направляясь прямо к моим трусикам.
Ниткин делает паузу, встречаясь со глазами и наклоняя голову в сторону.
— Я чувствую, что ты начинаешь возбуждаться, а я еще даже не порвал кожу.
В этом темном подземелье его глаза выглядят демонически, когда он слишком пристально наблюдает за моим лицом, как будто пытается заглянуть сквозь меня в мою душу.
Давление на нож усиливается, и я чувствую, как мое сердце колотится в предвкушении со скоростью тысячи миль в час. А затем он слегка взмахивает запястьем, разрезая кожу чуть выше пояса моих белых трусиков.
— Красиво.
Гаврил не может оторвать глаз от маленького надреза, который он сделал, и капель крови, стекающих на ткань и пачкающих ее. Он подцепляет ножом мои трусики и медленно срезает их с тела, заставляя меня возбудиться так, как никогда прежде.