Мемуары генерала барона де Марбо
Я поступил правильно, приказав немедленно уходить, так как справедливо предполагал, что беглецы уже предупредили соседние отряды, которые и гак были подняты по тревоге шумом перестрелки и полчаса спустя более полутора тысяч кавалеристов будут уже на берегу маленького пруда. За ними последуют несколько тысяч пехотинцев... Но к этому времени мы были уже далеко: примерно в 2 лье от того места. Наши раненые сумели выдержать быструю езду. Мы остановились ненадолго на вершине холма, чтобы их перевязать. И мы немало посмеялись, глядя сверху на то, как многочисленные вражеские колонны устремились за нами в погоню. Мы были уверены, что они не смогут нас догнать, потому что, боясь попасть в засаду, будут продвигатся вперед очень медленно, почти на ощупь. А мы находились теперь вне опасности.
Я дал Пертеле двух гусар из лучших наездников и приказал отправляться галопом, чтобы предупредить генерала Сера о результатах нашей миссии. Затем, построив по всем правилам отряд, поместив пленников, как всегда, в центр, я приказал неспешно отправляться в дорогу в сторону нашей вчерашней стоянки.
Невозможно описать радость моих товарищей и поздравления, с которыми они ко мне обращались во время нашего пути: «Ты правда достоин служить среди гусар Бершени, в первом полку мира!»
Но что же происходило во время нашей экспедиции в Сан-Джакомо? После нескольких часов ожидания генерал Сера в нетерпении получить известие заметил с высоты горы легкий дымок на горизонте. Его адъютант прижимает ухо к барабану, положенному на землю, и этим испытанным военным средством прислушивается к далекому шуму перестрелки. У обеспокоенного генерала Сера не остается сомнений, что отряд кавалеристов схватился с врагом.
Он взял полк пехоты20 и решил направиться в сторону постоялого двора. Прибыв туда, он увидел привязанную у сарая гусарскую лошадь. Это была лошадь унтер-офицера Канона. Появился хозяин гостиницы, и генерал узнал, что гусарский унтер-офицер не покидал постоялого двора и уже несколько часов находился в столовой.
Генерал направляется туда, и что же он видит? В углу около огня дремлет г-н Канон, а перед ним стоит огромная тарелка с окороком, две пустые бутылки из-под вина и чашка кофе. Бедного унтер-офицера будят, он, конечно, хочет извиниться, ссылаясь на свое внезапное нездоровье. Однако остатки сытного обеда, который он только что закончил, не позволяют поверить в его болезнь. Генерал Сера делает ему строжайший выговор. Его гнев увеличивается при мысли, что отряд из пятидесяти кавалеристов, порученный простому солдату, возможно, уже разгромлен врагом.
Но в этот момент появляется Пертеле с двумя гусарами и объявляет о нашем триумфе и о скором прибытии всех семнадцати пленных. Несмотря на этот счастливый конец, генерал Сера продолжает упрекать унтер-офицера Канона, но Пертеле обращается к нему и со своей грубой прямотой говорит: «Не ругайте его, мой генерал. Если бы этот трус нами руководил, никогда наша экспедиция не имела бы успеха!» Подобная попытка сгладить ситуацию только усложнила положение несчастного г-на Канона. Генерал приказал немедленно его арестовать.
В этот момент появляюсь я. Генерал Сера лишает несчастного Канона звания и приказывает ему спороть унтер-офицерские нашивки в присутствии целого пехотного полка и пятидесяти гусар. Затем он направляется ко мне и говорит: «Вы прекрасно выполнили это задание, которое обычно поручают только офицерам. Я очень сожалею, что власть дивизионного генерала не позволяет мне дать вам звание младшего лейтенанта. Только главнокомандующий имеет на это право, и я попрошу у него это звание для вас, но пока я вас называю унтер-офицером». И он приказывает своему адъютанту объявить об этом всему отряду.
Для того чтобы выполнить эту формальность, адъютант должен был спросить у меня мое имя, и только в этот момент генерал Сера узнал, что я сын его товарища генерала Марбо. Все это происшествие мне было чрезвычайно приятно, поскольку оно должно было доказать моему отцу, что он был не причастен к моему первому продвижению по службе.
Глава X
Мы присоединяемся к генералу Шампионне в Пьемонте. — Генерал Макар. — Сражение между Кони и Мондови. — Захват шести пушек. — Мне дают звание младшего лейтенанта. — Я становлюсь адъютантом своего отца, посланного в Геную, а затем в Савону
Сведения, добытые генералом Сера от пленных, утвердили его во мнении, что нужно двигаться вперед, и на следующий день он отдал приказ своей дивизии спуститься с вершин Сан-Джакомо и раскинуть бивуак вечером того же дня на постоялом дворе. Пленные были отправлены в Финале, а что касается лошадей, то они по праву принадлежали гусарам. Лошади были все в хорошем состоянии, но согласно обычаю того времени офицерам, у которых были плохие лошади, пленная лошадь продавалась не более чем за 5 луидоров. Это была фиксированная цена, и ее обычно выплачивали живыми деньгами. Как только весь лагерь обустроился, началась торговля. Генерал Сера, офицеры его штаба, полковники, батальонные командиры из полков его дивизии очень быстро разобрали наших семнадцать лошадей. Мы же получили сумму в 85 луидоров. Все деньги были переданы моему отряду, который уже шесть месяцев не получал зарплаты и поэтому был в полном восторге от такой удачи.
У меня было с собой несколько золотых, поэтому я, чтобы отметить мое новое звание унтер-офицера, не только отказался от своей доли в вырученных деньгах, но даже купил у владельца гостиницы трех баранов, огромный сыр и бутыль вина и устроил пиршество для всего отряда. Таким образом, 10 фримера VIII года стал одним из лучших дней в моей жизни.
На следующий день и еще в течение нескольких дней у дивизии генерала Сера было несколько стычек с противником, во время которых я продолжал командовать своими пятьюдесятью гусарами и, к большому удовольствию генерала, снабжал его необходимыми сведениями.
В своем докладе генералу Шампионне генерал Сера очень красочно описал мое поведение и сделал то же самое перед моим отцом. Когда же через несколько дней я привел свой отряд в Савону, отец принял меня с выражением самой большой нежности. Я был в восторге! Я отправился на бивуак, где уже собрался весь полк и куда прибыл и мой отряд. Кавалеристы рассказали о наших подвигах, в которых большую часть они приписывали мне. Меня приняли громкими приветствиями товарищи унтер-офицеры и дали мне нашивки унтер-офицера.
Именно в этот день я впервые увидел младшего Пертеле, он возвратился из Генуи, где провел несколько месяцев. Я быстро сблизился с этим изумительным человеком и очень пожалел о том, что не он был моим наставником с самого начала, поскольку теперь я получил от него несколько очень ценных советов, которые сделали меня более спокойным и помогли мне порвать с парнями «клики».
Командующий Шампионне, желая провести несколько операций внутри Пьемонта, в направлении Кони и Мондови, и не имея в достаточном количестве кавалерии, попросил у моего отца прислать ему 1-й гусарский полк, который к тому же не мог больше оставаться в Мадонне из-за отсутствия кормов. С большим сожалением я расстался с отцом и уехал с полком.
Мы отправились вдоль Карниза до Альбенги, несмотря на обилие снега пересекли Апеннины и вступили наконец в плодородные долины Пьемонта. В окрестностях Фоссано, Нови и Мондови мы выдержали несколько сражений, из которых одни были удачными, другие наоборот.
Во время этих сражений у меня был случай увидеть бригадного генерала Макара, выслужившегося из рядовых. Революционная буря вознесла его из солдат прямо в генералы. Генерал Макар — настоящий тип офицера, созданного случаем и личной храбростью, который проявлял свои незаурядные качества перед лицом врага, но из-за отсутствия образования не был способен занимать высокие посты подобающим образом. Этот человек имел одну странную особенность. Этот странный тип, настоящий колосс, обладающий исключительной храбростью, находясь во главе войск, никогда не упускал случая, чтобы не прокричать: «Смотрите, сейчас я стану зверем!» Он снимал с себя одежду, куртку, рубаху и оставлял только шляпу с султаном, штаны и огромные сапоги. Оголившись таким образом до пояса, генерал Макар открывал всем свое волосатое, как у медведя, тело, что придавало его облику очень странный вид. Превратившись в животное, как не без оснований заявлял он сам, генерал бросался сломя голову с саблей в руке на вражеских кавалеристов, безбожно ругаясь. Но ему редко удавалось их настигнуть, потому что при виде такого страшного гигантского существа, наполовину покрытого волосами, в таком странном одеянии, бросающегося на них с жутким рычанием, враги бежали во все стороны, не разобрав как следует, с кем они имели дело — с человеком или с каким-то кровожадным животным.