Мемуары генерала барона де Марбо

Не все дуэли, в которых участвовал Ожеро, заканчивались таким образом. Часто из-за абсурдного поклонения традиции между различными полками существовала непримиримая ненависть, причины которой были очень древними и часто даже непонятными. Но они передавались от поколения к поколению и приводили к дуэлям каждый раз, как только эти полки оказывались рядом. Между карабинерами и люневильскими жандармами эта война велась уже более полувека, хотя эти полки за это время ни разу не встречались. Наконец, в начале царствования Людовика XVI эти две части были собраны в Компьеньском лагере. Тогда, чтобы не показаться менее храбрыми, чем их предшественники, карабинеры и жандармы договорились драться между собой, и такое намерение выглядело настолько естественным, что командиры решили, что им ничего не остается, как закрыть на это глаза. Однако, чтобы избежать слишком большого кровопролития, они сумели отрегулировать некоторые условия, а именно что будет только одна дуэль. Каждая из частей должна была выбрать бойцов для предстоящего поединка, после чего должно было быть заключено перемирие. Самолюбие обеих сторон было так сильно, что выдвинутый боец просто не представлял себе поражения. Карабинеры выбрали двенадцать лучших своих фехтовальщиков, среди которых находился и Ожеро. Была заключена договоренность, что тот, кому надлежит защитить честь полка, будет указан жребием. В тот день судьба оказалась еще более слепой, чем обычно, поскольку она указала на унтер-офицера, имеющего пятерых детей, его звали Доннадье. Ожеро заметил, что на билетах не должны были указывать имя отца семейства, и попросил заменить его другим. Однако Доннадье заявил, что поскольку жребий выпал ему, то он пойдет сам. Ожеро продолжал настаивать. Наконец, эту борьбу великодушия прекратили остальные участники предприятия, принявшие предложение Ожеро. Оставалось узнать, кто будет сражаться со стороны жандармов.
Противником Ожеро был страшный человек, великолепный боец и профессиональный дуэлянт, который в предыдущие дни в качестве упражнения, ожидая решающей схватки, убил двух сержантов полка Французской гвардии. Ожеро, ничуть не испугавшись репутации этого драчуна, отправился в кафе, куда должен был прийти его соперник, и, ожидая его, уселся за стол. Жандарм вошел, и, как только ему указали на кандидата карабинеров, он откинул полы своего мундира и нагло уселся на стол, повернувшись к Ожеро задом. Тот же в этот момент пил довольно горячий кофе. Он осторожно приоткрыл клапан, существовавший в те времена на кавалерийских лосинах, и вылил кипящую жидкость прямо на ягодицы наглого жандарма. Последний в бешенстве вскочил. Вот и завязалась ссора! Оба тут же отправляются на площадку, а за ними следует толпа карабинеров и жандармов. Взбешенный жандарм, желая повеселиться над тем, кого он считал уже своей очередной жертвой, спросил у Ожеро насмешливым тоном: «Вы желаете, чтобы вас похоронили в городе или в деревне?» Ожеро не замедлил ответить: «Предпочитаю в деревне, я всегда любил свежий воздух». «Хорошо! — воскликнул жандарм, обращаясь к своему секунданту. — Ты зароешь его рядом с теми двумя, которых я отправил туда вчера и позавчера». Подобные заявления не внушали бодрости, и любой другой, кроме Ожеро, был бы по меньшей мере взволнован. Но он не проявил волнения, но был решительно настроен защищать до конца свою жизнь. Он дрался так сосредоточенно и так хорошо, что его противник, взбешенный тем, что никак не может его достать, окончательно вышел из себя и сделал два ошибочных движения, которыми Ожеро, оставаясь спокойным, тут же воспользовался и проткнул его насквозь, говоря: «Вы будете похоронены в деревне».
Пребывание в лагере было окончено, карабинеры вернулись в Со-мюр. Ожеро продолжал спокойно нести свою службу, когда одно фатальное событие бросило его в жизнь, полную приключений.
Молодой офицер благородного происхождения и вспыльчивого нрава обнаружил свое недовольство тем, как вычищены его лошади, и набросился на Ожеро. В приступе гнева он хотел ударить его хлыстом в присутствии всего эскадрона. Возмущенный Ожеро отбросил далеко хлыст неосторожного офицера. Тот, окончательно взбесившись, выхватил шпагу и бросился на Ожеро, воскликнув: «Защищайтесь!» Ожеро сначала ограничился тем, что парировал удар, но, будучи ранен, он кончил тем, что ответил со всей силой, и офицер упал мертвым.
 
Генерал граф де Мальсен, командующий полком карабинеров от имени Месье, был немедленно проинформирован о произошедшем, и, хотя свидетели договорились утверждать, что Ожеро был несправедливо спровоцирован и вынужден был законно защищаться, генерал, симпатизировавший Ожеро, посчитал более разумным отправить его подальше. Для этого он позвал карабинера Папона, уроженца Женевы, время службы которого истекало через несколько дней, и предложил ему передать свой путевой лист Ожеро, обещая, что он ему достанет другой, новый. Папон согласился, и Ожеро, крайне благодарный ему за это, покинул полк. Когда Ожеро приехал в Женеву, то узнал, что военный совет, несмотря на заявления свидетелей, приговорил его к смертной казни за то, что он осмелился обнажить шпагу против офицера.
Семья Папона поставляла большие партии часов на Восток. Ожеро решил сопровождать посыльного, которого они отправляли, и добрался с ним до Греции, откуда через Ионические острова проследовал в Константинополь, и затем на побережье Черного моря. Во время его пребывания в Крыму один русский полковник, судя по манере держаться Ожеро, понял, что он военный, и предложил ему звание сержанта. Ожеро согласился и прослужил несколько лет в русской армии, которая под командованием знаменитого Суворова сражалась против турок, и был ранен при осаде Измаила1. После подписания мира между Портой и Россией полк, в котором служил Ожеро, был направлен в Польшу, но Ожеро не хотел больше оставаться среди русских, в то время полувар-варов. Он дезертировал, добрался до Пруссии, где он служил сначала в полку принца Генриха, а потом из-за своего высокого роста и красивого лица был взят в знаменитый полк гвардейцев Фридриха Великого. Он служил там уже два года, и его капитан обещал ему продвижение по службе. Но однажды король во время смотра гвардейцев остановился перед Ожеро и сказал: «Какой красавец гвардеец! Из какой же он страны?» — «Он француз, Ваше Величество». — «Тем хуже, — ответил Фридрих, который стал ненавидеть французов в такой же степени, в какой раньше их любил. — Тем хуже. Если бы он был швейцарцем или немцем, мы бы из него кое-что могли сделать».
С этого момента Ожеро был уверен, что в Пруссии он никогда никем не станет, поскольку услышал эти слова из уст самого короля. Он решил покинуть и эту страну. Но это было крайне сложно, поскольку, как только имело место дезертирство солдата, об этом объявлялось пушечным залпом, и население бросалось на его поиски в надежде получить обещанную награду. Если дезертира ловили, то его расстреливали без суда.
Чтобы избежать подобного несчастья и обрести свою свободу, Ожеро знал, что примерно треть гвардейцев из иностранцев, как и он, мечтала только о том, чтобы покинуть Пруссию. Он постарался договориться с шестьюдесятью гвардейцами из наиболее смелых, которым он по- 28 29 30 31 старался объяснить, что, дезертируя поодиночке, они терялись, потому что хватало одного-двух человек, чтобы их захватить. Но если бы они ушли все вместе, с оружием в руках и амуницией, чтобы иметь возможность защищаться, конец мог бы быть совсем другим. Именно это они и сделали под предводительством Ожеро. Эти решительные люди по дороге были не раз атакованы крестьянами и даже целым отрядом солдат, потеряли нескольких своих товарищей, но убили больше врагов, чем понесли потерь сами, и за одну ночь добрались до саксонских владений, находившихся в каких-то 10 лье от Потсдама. Ожеро отправился в Дрезден, где начал давать уроки танцев и фехтования. Там он и пробыл до того дня, когда родился первый наследник Людовика XVI. Его рождение праздновалось французами очень торжественно, и по этому поводу были амнистированы все дезертиры, что позволило Ожеро не только вернуться в Париж, но даже снова примкнуть к карабинерам. Поскольку судимость с него была снята, генерал де Мальсен призвал его к себе как одного из лучших унтер-офицеров корпуса. Таким образом, Ожеро вновь вернул себе свое звание и положение до того, как в 1788 году неаполитанский король, чувствуя необходимость привести в хорошее состояние свою армию, попросил французского короля прислать ему в качестве инструкторов некоторое количество офицеров и унтер-офицеров, которым он мог бы дать более высокое звание. Всеми инструкторами, направленными в Неаполь, руководил г-н граф де Поммроль, ставший впоследствии генералом и префектом Империи. Ожеро входил в этот отряд и по прибытии в Неаполь получил звание младшего лейтенанта. Он прослужил там несколько лет и только что был назначен лейтенантом, как влюбился в дочь греческого негоцианта и попросил ее руки. Отец не хотел соглашаться на подобный союз, и двое возлюбленных поженились тайно, а затем, сев на первый корабль, отбывавший из Неаполя, отправились в Лиссабон, где прожили очень спокойно, в мире и согласии, в течение некоторого времени.