Мемуары генерала барона де Марбо
Пишегрю высадился с английского корабля на французский берег возле Трепорта и сразу отправился в Париж, где его ждали Жорж Каду-даль, г-н де Ривьер, оба Полиньяка и другие роялисты. Жорж Кадудаль был самым младшим из многочисленных сыновей мельника Морбиана, но, по очень странным обычаям, существовавшим в этой части Бретани, все имущество переходило последнему новорожденному в семье. Отец Жоржа был достаточно зажиточным человеком, и поэтому Кадудаль получил неплохое воспитание. Он был человеком невысокого роста, широкоплечим, с сердцем тигра. Его безрассудная смелость послужила тому, что его пригласили быть главнокомандующим всех банд шуа-нов33 34. После восстановления мира в Вандее он жил в Лондоне, но его фанатическая одержимость идеей защиты дома Бурбонов не давала ему ни минуты покоя, пока первый консул оставался во главе французского правительства. Он разработал план его убийства, рассчитывая атаковать его среди белого дня посередине дороги в Сен-Клу. Для этого он хотел использовать отряд из 30—40 хорошо вооруженных шуанов, посаженных верхом на лошадей и переодетых в форму Консульской гвардии. Этот проект имел тем более шансов удасться, что эскорт Бонапарта обычно состоял всего из четырех всадников.
Между Пишегрю и Моро состоялось свидание. Оно произошло ночью около строящейся церкви Святой Магдалены. Моро соглашался на свержение правительства и даже на смерть первого консула, но отказывался помогать восстановлению Бурбонов. Частная полиция Бонапарта прослышала о глухих слухах и переговорах, идущих в Париже, и приказала арестовать нескольких бывших шуанов. Один из них сделал довольно важные признания, очень серьезно скомпрометировавшие генерала Моро, арест которого был одобрен на Совете министров.
Я помню, что этот арест произвел самое тяжелое впечатление на публику, потому что не были арестованы Жорж и Пишегрю, никто не видел их во Франции, и многие считали, что Бонапарт придумал этот заговор, чтобы взять Моро. Правительство было, таким образом, крайне заинтересовано доказать, что Пишегрю и Жорж находятся в Париже и что они виделись с Моро. Все границы были закрыты в течение многих дней, был издан грозный закон против всех тех, кто скрывал заговорщиков. С этого момента им стало крайне трудно найти какое-нибудь пристанище, и вскоре Пишегрю, г-н де Ривьер и Полиньяки попали в руки полиции. Этот арест произвел в умах населения некоторый поворот в сторону реальности заговора. Арест Жоржа Кадудаля окончательно рассеял сомнения, которые могли еще существовать по этому поводу.
Во время допросов Жорж заявлял, что приехал с целью убить первого консула и что заговор должен был быть поддержан принцем королевского дома. Полиции было приказано определить места, где скрывались все принцы Дома Бурбонов. Стало известно, что герцог Энгиенский, внук Великого Конде, жил с некоторого времени в Эттенхайме, маленьком городке, расположенном в нескольких лье от Рейна, в Бадене. Не было никаких доказательств, что герцог Энгиенский был одним из руководителей заговора, но было очевидно, что он совершил ряд тайных поездок на территорию Франции. Как бы то ни было, но первый консул отправился тайно на Рейн, ночью, и приказал небольшому отряду под командованием генерала Орденера отправиться в Эттенхайм и похитить герцога Энгиенского. Его тут же привезли в Венсенский замок, где после краткого суда он был приговорен к смерти через расстрел еще до того, как хоть кто-нибудь узнал об этом аресте.
Эта казнь была осуждена многими. Считали, что, если бы принц был взят на французской территории, к нему можно было бы применить имеющиеся во Франции законы, но в данном случае смертная казнь быт ла неправомочна, поскольку он был взят за пределами Франции, в иностранном государстве, и это представлялось как недопустимое нарушение прав человека. Казалось, однако, что у первого консула не было намерения казнить принца, и он только хотел напугать роялистскую партию, не прекращавшую устраивать заговоры с целью его собственного убийства. Но генерал Савари, начальник полиции, из чрезмерного стремления угодить отправился в Венсен, захватил принца и расстрелял. Он сделал это для того, как говорил он сам, чтобы не ставить первого консула перед необходимостью самому давать приказ об убийстве герцога, чтобы не подвергать риску свою жизнь, оставляя в живых столь опасного врага. Позднее Савари отрицал такого рода объяснения, тем не менее эти слова им были произнесены. Многие свидетели слышали их. Можно почти с уверенностью сказать, что Бонапарт осудил поспешность Савари, но дело было сделано, и он вынужден был взять на себя все последствия.
Генерал Пишегрю испытывал огромной стыд, будучи причисленным к убийцам, и, не желая показываться на публике, знавшей его как покорителя Голландии, во время суда над преступными шуанами, повесился в тюрьме на собственном галстуке. Говорили, правда, что он был задушен мамлюками гвардии, но этот факт не был подтвержден. К тому же Бонапарту не нужно было подобное преступление, он был более заинтересован показать Пишегрю публично униженным перед судом, чем убивать его втайне. „п.
Жорж Кадудаль был приговорен к смерти так же, как многие из его соучастников, и был казнен. Братья Полиньяки и г-н де Ривьер были включены в тот же список, но высшая мера наказания им была заменена пожизненным заключением. Запертые в Венсенском замке, через несколько лет они добились разрешения жить, отпущенными под честное слово, в доме для больных, но в 1814 году при приближении союзников они сбежали, чтобы присоединиться в Франш-Конте к графу д’Артуа. Затем в 1815 году они были самыми яростными преследователями бонапартистов.
Что касается генерала Моро, он был приговорен к двум годам заключения. Первый консул его помиловал при условии, что он навсегда отправится в Соединенные Штаты, где он и жил в полном забвении до 1813 года, когда он вернулся в Европу и присоединился к врагам своей страны. Он умер, сражаясь против французов и подтверждая своим поведением все те обвинения, которые выносились против него в эпоху заговора Пишегрю.
Французская нация устала от революций и, видя, насколько Бонапарт был необходим для поддержания порядка, готова была забыть ужасное дело герцога Энгиенского и возвести Бонапарта на вершину власти, провозгласив его императором 25 мая 1804 года. Почти все дворы признали нового суверенного правителя Франции. По этому случаю 18 генералов из наиболее известных были возведены в ранг маршалов Империи. Из них в действующей армии находились Бертье, Ожеро, Массена, Ланн, Даву, Мюрат, Монсей, Журдан, Бернадотт, Ней, Бесьер, Мортье, Сульт и Брюн. В Сенате это были Келлерман, Лефевр, Перинь-он и Серюрье.
Глава XXII 1805 год. Утверждение ордена Почетного легиона. — Булонский лагерь. —
Я становлюсь лейтенантом. - Миссия. — Смерть моего брата Феликса. — Россия и Австрия объявляют нам войну
После суда над Моро мы возвратились в Брест, откуда вскоре опять уехали в Париж. Маршал должен был присутствовать 14 июля при раздаче крестов Почетного легиона — ордена, который император установил, чтобы вознаграждать все виды заслуг перед родиной. Я должен в связи с этим напомнить одну историю, которая наделала немало шума в то время. Чтобы в награждении участвовали все военные, которые отличились в войнах Республики, император приказал учесть все подвиги тех, кто получал прежде в награду почетное оружие. Он назначил для получения ордена Почетного легиона многих из тех, кто уже довольно давно вернулись к гражданской жизни.
Г-н де Нарбонн, вернувшийся из эмиграции, жил в то время спокойно в Париже на улице Мирамениль, в доме, соседнем с домом, где жила моя матушка. В день раздачи крестов г-н де Нарбонн, узнав, что его камердинер, бывший участник Египетской экспедиции, был награжден, в момент, когда все садились за стол, сказал: «Неудобно, чтобы кавалер Почетного легиона подавал тарелки. И еще менее удобно, чтобы он снимал свой орден для выполнения своих обязанностей. Поэтом)' садитесь, пожалуйста, рядом со мной, и мы будем обедать вместе. В дальнейшем вы будете занимать должность сторожа охотничьих угодий, в чем нет ничего удивительного, эта должность вполне соответствует уровню вашей награды».