Казаки на Кавказском фронте 1914–1917

 
«Мы таманьци… запорожци… Украина наша маты».
 
Вот отсюда и вытекала разность психологии и быта этих двух полков одной бригады. Интересно, что подобная психология у таманцев исходила от многих старших господ офицеров, которые не только что с казаками, но и в жизни говорили на своем языке черноморского (запорожского) казачества.
Мы стоим на окраине Маку. Чтобы пойти казаку-кавказцу в город за покупками, он спрашивает разрешения командира сотни, идет в черкеске и при шашке, а у таманцев в город отпускает вахмистр сотни и казак идет туда в бешмете и только при кинжале. Командиры сотен у таманцев считали, что по таким пустякам нечего их тревожить, да еще одеваться казаку в черкеску и быть при шашке.
Эта разность понимания ярко сказалась на войсковом празднике 5 октября.
Молебен и парад всей бригады — в пешем строю тут же на биваке. Головным полком проходили таманцы. В хороших, новых темно-серых черкесках разного оттенка и в черных высоких папахах. Вид отличный. За ними проходят кавказцы. Все сотни в абсолютно одинаковых светло-серых черкесках, в небольших, одинакового размера светло-серых папахах и с красными башлыками за плечами. Картина была, безусловно, выигрышная. Казаков угостили улучшенным обедом с вином. Господа офицеры бригады, числом до 80 человек, справляли праздник за общим столом, заняв места по старшинству чинов. Много тостов — коротких, патриотических. Много выпито. В разгар веселья кто-то выбросил громко предложение — сделать общую джигитовку. Наш командир полка кивнул в мою сторону. Хорунжие Кулабухов, Некрасов, Леурда, Винников бросились со мной в полк, и через пять минут человек 30 джигитов-кавказцев в черкесках и красных башлыках немедленно же появились на плацу и открыли джигитовку. Мы, пять хорунжих, выступили первыми перед своими казаками. Появились и таманцы, но — ни одного не было в черкеске. Из господ офицеров-таманцев выступил только хорунжий Пахомов и тоже без черкески.
Картина и сама джигитовка кавказцев оказались несравнимо лучше, чем могли тогда показать таманцы.
— Почему вы так одеты? — спрашивали мы потом казаков-таманцев.
— Та щоб лэхче було джыгытувать… — отвечали они.
1-й Таманский полк, как и всякий первоочередной полк Кубанского войска, был отличный и очень интересный по своему внутреннему укладу жизни, где воинский устав занимал как бы второе место. У них в полку — многое от Запорожской Сечи. Мы же, кавказцы, были «служаки», как острили над нами офицеры-таманцы. Поэтому неудивительно, что штаб бригады считал наш полк более дисциплинированным, что так и было. Командиры сотен обоих полков не имели между собой большой дружбы, но зато мы, многочисленные хорунжие полков и часть сотников, исключительно дружны между собой, составляя всегда как бы одну семью.
Для истории даю полный список офицеров обоих полков, выступивших на войну.
1-й Таманский генерала Безкровного полк
Bp. командир полка войсковой старшина Титус.
Командиры сотен: 1-й — сотник Обухов. 4-й — есаул Братухин.
2-й — есаул Закрепа. 5-й — сотник Бабаев.
3-й — подъесаул Каменский (старший). 6-й — подъесаул Соколов.
Младшие офицеры:
1. Сотник Козинец. 7. Хорунжий Василев.
2. Сотник Крыжановский. 8. Хорунжий Семеняка.
3. Сотник Горпищенко. 9. Хорунжий Пахомов.
4. Хорунжий Скрябин. 10. Хорунжий Лопатин.
5. Хорунжий Зекрач. 11. Хорунжий Абашкин.
6. Хорунжий Демяник. 12. Хорунжий Просвирин.
Начальник бригадной пулеметной команды подъесаул Каменский (младший).
Полковой адъютант сотник Науменко (младший брат генерала Науменко).
1-й Кавказский наместника Екатеринославского генерал-фельдмаршала князя Потемкина-Таврического полк.
Командир полка полковник Мигузов (терский казак). Помощник командира полка есаул Ерыгин.
Командиры сотен: 1-й — подъесаул Алферов. 4-й — есаул Калугин.
2-й — подъесаул Пучков. 5-й — есаул Успенский.
3-й — подъесаул Маневский. 6-й — есаул Флейшер.
Младшие офицеры:
1. Подъесаул Беляевский. 7. Хорунжий Некрасов.
 
2. Подъесаул Зеленский. 8. Хорунжий Маглиновский.
3. Подъесаул Доморацкий. 9. Хорунжий Леурда.
4. Сотник Дьячевский. 10. Хорунжий Винников.
5. Хорунжий Кулабухов. 11. Хорунжий Поволоцкий.
6. Хорунжий Елисеев. 12. Хорунжий Мацак. Полковой адъютант сотник Гридин. Командир обоза 2-го разряда подъесаул Ламанов.
Начальник команды службы связи подъесаул Бабаев. Полковой казначей подъесаул Авильцев.
4-я Кубанская казачья батарея.
Командир батареи войсковой старшина Яновский.
Старший офицер батареи есаул Белый.
Подъесаул Мраморов. Сотник Миронов.
Сотник Макаров (терец). Хорунжий Миронов (братья).
Штаб бригады:
Начальник бригады Генерального штаба генерал-лейтенант Николаев (оренбургский казак).
Начальник штаба бригады Генерального штаба капитан Сычев (донской казак).
Старший адъютант подъесаул Удовенко (1-го Кавказского полка).
Начальник конно-саперной команды сотник Пенчуков (1-го Кавказского полка).
  
На разведке
 
Разведочная служба началась на второй день от нашего полка. Одна сотня выступала на сутки к самой персидско-турецкой границе, и от нее на 12 часов высылался поочередно офицерский разъезд силою в один взвод казаков безостановочно курсировать по всем тропам. Выйдя из Макинского ущелья, мы вновь увидели наш библейский Большой Арарат, но уже с юго-восточной стороны. Его нарядная белая шапка никогда не тающего снега дышала суровостью, недоступностью и какой-то мистической таинственностью. Малый Арарат, который теперь ближе к нам по расстоянию, темный, мрачный, почти конусообразный, был словно детеныш против Большого Арарата и страшил своею дикостью. В провале между ними сходился стык трех государств — России, Турции и Персии. За ними было наше Отечество, почему кровь так тепло пробежала по всему организму… Это, конечно, заговорило, пронизало организм любовное чувство к Родине, так как здесь мы почувствовали себя так далеко и сурово отрезанными горами от России, до которой, казалось, и не доскачешь.
Солнце клонилось к западу, когда мой взвод оторвался от сотни и двинулся на север, к Арарату, вдоль границы. По долине кочевья курдов. Их черно-бурые громадные шатры привлекали взор. Мы ехали к ближайшему. Из него высыпало все семейство. Глава дома вышел нам навстречу с барашком в руках, подбежал почти вплотную к моему коню, быстро положил барашка на землю, выхватил нож и — бедный барашек лежит уже с перерезанным горлом.
Это у них означает знак глубокого гостеприимства. Турецкие посты пограничной стражи перед нами как на ладони, но нас разделяет болотистая местность, усеянная громадными валунами. Они нам машут своими фесками, чтобы мы не приближались к ним.
Всю ночь блуждаем мы по ущельям, по каменьям, по валунам, охраняя границу и свой отряд. Ночи стали холодные. Усталость дает знать. И вот остановишь взвод где-либо под каменной глыбой, спешишь казаков, и так тебе хочется спать… но тебя всего трясет от холода, ты борешься со сном и тревожно всматриваешься в темноту, думая о турках, которые могут напасть. Их же мы видели днем в какой-нибудь версте от нас. И местность им так знакома здесь. Курды живут по границе и там и здесь. Проводников и шпионов им можно набрать сколько хочешь. Турки ведь храбрый народ! И жестокий. И вспоминаешь — и историю, и дедовские рассказы в станице о бесконечных войнах с турками, об их янычарах, о вылазках и хитростях их и даже о «Делибаше» Пушкина.
Мне турки представлялись сильными, храбрыми и жестокими, почему я и бодрствовал. Казаки же, свалившись с седла, тут же засыпали крепким сном, накинув повод уздечки на руку. Молодецкие урядники — сплошной пример бодрости, выносливости и послушания. В первую ночь вдруг мы слышим: «пу-гу…пу-гу…» И подумалось — не условный ли это турецкий знак? Молча толкаю урядника и кивком указываю направление — дескать, не турки ли это? А потом этот звук слышится уже в другом месте. Потом еще дальше, но — то был ночной филин.