Обещание любви (СИ)
– Что ты мелешь? – взорвался Велорий, полностью утратив способность понимать ситуацию.
Оля вскочила с его колен и задрожала еще сильнее.
– Ненавижу тебя, Лорик! – крикнула она и рванула из комнаты.
Велорий помчался следом, боясь, что она свернет себе шею. Ее слова эхом звучали в ушах, и он в ужасе понял, что сам совсем недавно произносил их. Он почти догнал ее, когда она споткнулась на первой же ступеньке и стала падать. Велорий протянул руку, пытаясь удержать ее от опасного падения, но схватил лишь воздух.
Велорий сбежал за ней и упал на колени рядом с девушкой, замершей у подножия лестницы. Он трясущими руками стал гладить ее по лицу, шепча ласковые слова.
– Рыжик, вставай! – словно слепец он водил пальцами по ее щекам, лбу, губам, заклиная очнуться. – Не шути так, открывай глаза!
Девчонки выбежали из комнат и в ужасе замерли, осознав серьезность положения. Егор вызвал скорую, которая приехала через пять минут.
– Велорий! – позвал его Егор. – Отойди, врачи ей помогут!
Но Велорий, словно не слышал его и умолял Олю открыть глаза. Харламов не реагировал на просьбы отпустить Олю, продолжая укачивать ее неподвижное тело, словно ребенка. Девушки начали оттаскивать его от Оли, но он, словно обезумевший вырывался и рвался к ней.
***
– Девочка везучая, – весело сообщил врач семье Бестужевой.
Это заявление заставило всех недоуменно переглянуться: это же ходячее несчастье, а врач утверждает, что везучая. Насмешил!
– При падении она рассекла кожу на голове и отделалась легким сотрясением.
– И все? – удивленно спросил Велорий.
– Она скоро очнется. А через несколько дней заберете свою красавицу! – пообещал врач.
Все облегченно вздохнули.
– На этот раз ей и правда повезло, – вымученно улыбнулась мать. – Ох, и заставила же она нас поволноваться.
Велорий не мог не согласиться с Любовью Валентиновной. Несносный, глупый, неуклюжий Рыжик измучила его. Он ругал ее… и себя: ее – за то, что подслушивала чужие разговоры, себя – за то, что не предотвратил несчастье. Но он был безмерно рад, что она и дальше будет продолжать заставлять его волноваться.
После всех событий Велорий твердо решил, что пора ему открыть свои чувства Бестужевой, дабы в будущем пресечь все ее глупые догадки.
Но как только Оля очнулась, она снова заставила схватиться его за голову, обещая новые мучения. Это произошло вечером того же дня. Они всей семьей были в ее палате, когда она открыла глаза.
– Привет, – сипло, проговорила она, обращаясь к маме.
– Доченька, как же ты нас напугала! – воскликнула Любовь Валентиновна, целуя бледное лицо Оли.
– Да я сама испугалась! – со смешком проговорила та. – Дядя Костя, мама плакала? – спросила она у старшего Харламова, который тут же сдал жену с потрохами.
– Ты самая неуклюжая дуреха в мире! – раздался обвиняющий голос Велория.
Оля нахмурилась, перевела взгляд на него и словно впервые увидев, стала его разглядывать.
– Мам? – протянула она удивленно. – А это кто?
– Очень смешно, дорогая, – засмеялась Олина мать, но неподдельное удивление на лице дочери заставило ее засомневаться.
– Оля, ты не узнаешь Велория? – спокойно, чтоб не напугать ее, спросил Константин Васильевич.
– А должна? – непонимающе спросила девушка. – Вряд ли я бы забыла грубияна, посмевшего нахамить больному человеку.
Велорий задохнулся от возмущения, его отец сдавленно закашлялся.
После более детального обследования врач вынес свой вердикт – частичная потеря памяти, вызванная стрессом или шоком.
Но по прошествии нескольких дней стало понятно, что она помнит всех, кроме Велория и событий, связанных с ним.
Харламов сильно сдавил виски пальцами: Она не помнила! Как и грозилась, она забыла его, притом в самом прямом смысле этого слова – стерла все воспоминания о нем, вычеркнула из своей жизни.
Глава 18
Олю выписали из больницы через несколько дней. Мать окружила ее заботой, отчим баловал разными вкусностями, один Велорий ходил хмурый и озадаченный. Узнав, что он сын Константина, Оля задумалась: почему же она забыла только его, но на ум ничего путного не приходило, поэтому она не стала напрягать и так болевшую голову. Бесспорно, Велорий был невероятно красив, но его хмурый вид действовал ей на нервы.
– Велорий, – Оля прокашлялась, ей было неловко в его присутствии. – Странно, что я тебя не помню.
Парень метнул на нее сердитый взгляд.
– Я тебе не очень нравлюсь, да? – спросила Оля, от глаз которой не укрылся его раздраженный взгляд. – Жаль, что мы не поладили, все же сводные брат и сестра. Всегда хотела иметь брата!
Харламова передернуло: да уж, хорош братик, позаботился о ее сексуальном воспитании. Чего только не сделаешь ради любимой сестренки, – подумал он с иронией про себя. На его лице появилось убийственное выражение. Оля поежилась, удостоверившись, что о хороших отношениях между ними можно только мечтать.
Подруги навестили Олю, с трудом сдерживая себя, чтобы не ляпнуть что-то некстати про забытого ею человека. Врач запретил обращать внимание на Харламова, пообещав, что воспоминания постепенно сами вернутся.
Таня заметила, что потеряв память о Велории, Оля превратилась в ту веселую и беззаботную девчонку, которой была до того, как ее ослепила любовь к Харламову.
– Ты что-то вспомнила про Велория? – допытывались девушки у нее.
– Нет, – буркнула Оля. – Но я начинаю думать, что он меня на дух не переносит! И что я ему такого сделала?
– А что ты помнишь о своем падении с лестницы?
– Обычное дело! – отмахнулась Бестужева. – Я на ровном месте падаю, а ты говоришь о лестнице.
– Понятно, – расстроено вздохнула Тамара.
– Да ладно вам, девочки, скорее всего то, что я забыла, было не столь важно для меня, – успокоила Оля подруг, но после ее заверений они лишь тяжело вздохнули, на этот раз уже вместе.
Дни проходили, приближая осень. Оля так и не вспомнила Велория, но в его присутствии с ней творилось что-то странное: учащенное дыхание, бешенное сердцебиение и непонятное томление. Из-за этого состояния она стала избегать его, не понимая и пугаясь реакции собственного тела.
Но не столкнуться в одном доме было невозможно. Оля вышла на террасу и увидела, что в кресле сидит Велорий. Убегать было поздно, так как он уже заметил ее.