Ангелотворец
Для Джошуа Джозефа, возлежащего на шелковых подушках с липкими от сахара и корицы, шоколада и джема пальцами, Ночной Рынок – место, где восхитительно кормят и творят тайную магию. И все это великолепие теперь в его полном распоряжении: выбирай что хочешь. Со временем он узнает, что он – бездарный живописец, зато вполне сносный реставратор, что особого таланта к взламыванию замков у него нет, зато он без труда может справиться с любой поломкой. Математика ему не дается, и никогда ему не быть букмекером (так что нечего и пытаться), зато он становится принцем среди детей младше десяти лет, вершит правосудие и узнает о пользе нагоняя за липкие от сахарной пудры руки во время действующего запрета на пончики (ему тут же преподают урок по уничтожению липких и любых других «пальчиков»). Мэтью Спорк на седьмом небе; в его счастье обретает свое и Гарриет. Не рад лишь отец Мэтью, Дэниел. Дедушка Спорк опасается, что пострадает учеба, да и вообще недолюбливает Ночной Рынок, хоть и не говорит прямо, почему.
Учеба Джо, кстати, не страдает. Наоборот, только выигрывает. По мере того, как получаемые в школе знания все чаще находят практическое применение в его новой жизни, Джошуа Джозеф становится все более прилежным учеником. Какой частью числа 120 является число 2? Да кому какое дело? Но: найди полтора процента от ста двадцати английских фунтов (округлив для простоты)? Прилично ли заплатить столько курьеру? Вот такие расчеты уже куда интересней.
Той ночью Джошуа Джозеф Спорк, наследник воровского престола, лежал на спине, глядя на сводчатый кирпичный потолок, и наконец уснул под тихий шепот Тэмовой счетной машины, пересчитывающей краденые деньги.
А сейчас, вспомнив папин урок о трех картах монте, Джо Спорк сползает по стене парадной у входа в квартиру Билли, садится на корточки и прокручивает в уме все, что ему известно о Книге Гакоте и почему ради нее кто-то пошел на убийство. Если ты видишь, что происходит вокруг…
Нет. Не видит и не понимает. На помощь приходит очередное правило монте: если не можешь выявить среди присутствующих лопуха, значит, лопух здесь ты.
Женщина по имени Брайс в бумажном костюме и голубой медицинской маске требует, чтобы Джо разулся и отдал ей обувь. В ее тоне нет подозрительности или желания допытаться до истины – лишь глубокая, неизбывная тоска. Жизнь Рут Брайс проходит в изучении следов, оставленных неряшливыми убийцами, и наверняка сейчас она воочию видит, как гигантский ботинок Спорка втаптывает в грязь место преступления и уничтожает крошечные, но критически важные для следствия улики.
Джо, не желая показаться грубым и препятствовать следствию, снимает и отдает обувь. Мерсер, конечно, по прибытии немедленно обзовет его идиотом, а десять секунд спустя превратит его непростительную оплошность в огромное преимущество. Передавая ботинки (из магазинчика за углом, изрядно потертые несмотря на ярко-желтые бирки «Ева-Ню»), он отчетливо сознает, что заодно лишает себя всех путей к отступлению. Через полчасика он мог бы незаметно уйти – «Ах ты, я и не знал, что до сих пор вам нужен, простите, ради бога!» – но босиком это сделать проблематично. Придется торчать тут до конца. Возможно, отчасти он даже хочет впутаться в это дело. У Джо Спорка не так уж много близких людей, и он не отречется от мертвого друга только потому, что кто-то нехороший будет пытаться выдать его присутствие в квартире жертвы за верный признак виновности. Ни за что на свете он не бросит на произвол судьбы именно этот труп: тело действующего члена Благородного Братства Бодрствующих. Да, рано или поздно его братья придут и будут бодрствовать рядом с ним, но до тех пор у него нет никого, кроме Джо. Если человек жил одиноко – Джо только сейчас осознает, насколько, – это еще не значит, что некому позаботиться о нем после смерти.
– Ваша фамилия Спорк, говорите? Эс-пэ-о-эр-ка?
Сержант уголовной полиции Патчкайнд – сущий эльф, жизнерадостный, учтивый человечек с тонким голоском. Он уже успел показать Джо фотографию своих племянниц – верное средство, по его мнению, для успокоения нервов, расшалившихся после обнаружения трупа. Пока Джо разглядывал девочек и думал, что они похожи немножко на куниц и немножко на аистов, сержант Патчкайнд задал ему ряд пустячных вопросов – сущая формальность. Джо коротко описал, каково ему было прийти к близкому другу и обнаружить его мертвым, после чего сержант поцокал, поохал, со свистом втянул воздух и уже собирался уйти к голуболикой Брайс, когда ему в голову что-то пришло.
– Ах да… А во сколько вы сюда пришли, мистер… Простите, запамятовал?..
Тут, на миг забыв о строгом наказе Мерсера воздержаться от разговоров, Джо выдавил: «Спорк» и сразу осекся. Вот идиот!
Теперь, когда Патчкайнд так выжидательно смотрит на него, ему остается только кивнуть.
Нет, он не кивает. Уже собирается – уже дал добро своим кивательным мышцам, – как вдруг по комнате распространяется едва уловимая тишина. Криминалисты на мгновение перестают болтать, копы – шаркать ногами. Джо, никогда не бывавший на охоте, воображает, что такую тишину можно услышать в лесу после того, как пристрелят первого оленя. И в тишине раздается чудовищно вкрадчивый, до боли знакомый голос, который не сулит Джо Спорку ничего хорошего.
– Боже правый! Мистер Спорк, что вы делаете в столь неприятном месте? Нет, нет, не отвечайте, отвечать следует только в присутствии адвоката. Боже упаси, мы не смеем нарушать ваши древнейшие права, это же никуда не годится. Великая хартия вольностей и все такое. Здравствуйте, сержант Патчкайнд, как я рад нашей новой встрече и как прискорбно, что она происходит в обители смерти. Впрочем, разумеется, таковы издержки наших профессий: мы всегда встречаемся при самых мрачных обстоятельствах, не так ли?
– В самом деле, сэр, – невозмутимо откликается сержант Патчкайнд. – Увы.
– Нет бы хоть раз, говорил я нынче утром глубокоуважаемому коллеге мистеру Каммербанду, нет бы хоть раз увидеться с очаровательным Бэзилом Патчкайндом в пабе за кружечкой доброго эля. Эрвин не даст соврать, верно?
В этот миг Джо с удивлением понимает, насколько они двуедины: высокая тонкая единица и круглый ноль, неразлучная парочка.
Эрвин Каммербанд кивает.
– Верно, мистер Титвистл. Этим самым утром.
– И как ни жаль, Бэзил… Ничего, что я так к вам обращаюсь? Не сочтите за фамильярность… Так вот, друг Бэзил, боюсь, на сей раз мы вынуждены забрать у вас мистера Спорка. У него чрезвычайно важная встреча. Увы, дело не терпит отлагательств, и, если мы опоздаем, последствия будут самые что ни на есть… Скажем, это повергнет всю нашу страну в хаос и смятение. Дабы не вынуждать вас поступиться чувством долга перед общепринятыми условностями, налагаемыми законом, Бэзил, я захватил все необходимое…
Произнеся эту тираду, он извлекает из кармана длинный, сложенный вдвое листок бледной бумаги и передает его Патчкайнду. Патчкайнд разворачивает его, пробегает глазами по тексту, фыркает и пробегает по тексту еще раз.
– Здесь нет подписи, – наконец замечает он.
– В самом деле, – роняет мистер Титвистл, – такие документы редко подписывают.
Патчкайнд вздыхает.
– Полагаю, вы не захотите признаться, мистер Спорк? В убийстве, я имею в виду? – произносит он таким тоном, будто это – единственный шанс Джо на спасение.
– Нет. Боюсь, не захочу.
– Что ж, вам виднее. – Патчкайнд вздыхает и вновь складывает бумагу пополам. – Он целиком в вашем распоряжении.
– Я бы рад сказать, что нас тут не было, – отзывается мистер Титвистл, – но, боюсь, доказать это в суде будет непросто. Поэтому мы с вами просто прощаемся, сержант Патчкайнд. До скорых встреч.
И тут, к вящему недоумению и гневу Джо, Эрвин Каммербанд непринужденно заходит ему за спину и светлым нейлоновым шнуром связывает ему руки на пояснице. Джо в ужасе вскрикивает: «Эй!» и смотрит на Патчкайнда, вскинув брови в немой мольбе: Да помогите же!
Патчкайнд сереет лицом и невнятно, словно рот у него набит пылью, произносит: