Новые райские кущи

Все это игра в поддавки, в подчеркивание своей причастности к коллективу, о котором она тут недавно высказывалась не самым лицеприятным образом, и демонстрация ее демократичности. Все прямо по учебнику психологии для топового манагера – мы, мол, одна семья, и я такая же, как вы. Отлично, можно сказать, виртуозно-великолепно освоенное Эльвирой Аркадьевной в бытность ее партийным работником на огромном производстве умение управлять и манипулировать людьми.
Как там говорилось партийным начальством в те времена? Что-то из серии: «Получена установка сверху и поставлена задача, товарищи. И это на нас накладывает, но в то же время требует!»
Ну и все – и все идите выполнять директиву с установкой.
– Да, Ярослав Олегович… – поддержала Глафира, выдергивая Софью из ее очередных язвительных размышлений в адрес бабушки.
Что-то настроение у нее сегодня… все в злой сарказм и критику сваливается. Хотя, честно говоря, есть от чего. Еще как есть! Для начала этот бабушкин вызов с намеком на то, что с папой что-то случилось, потом появление Ладникова – это вообще выше крыши фигня такая… как Дарья говорит: жесткий зашквар! Ага, именно он – зашквар. Будь Софья обыкновенной девушкой и имей она иной характер, ближе к среднестатистическому, нормальному, точно устроила бы бабушке настоящий скандал, послала бы куда подальше, хлопнула дверью и просто уехала назад в Москву. Домой.
Вот только бог дал Софье Павловне сильно не среднестатистический характер, это факт. И истерить она не станет ни при каких обстоятельствах просто потому, что не умеет даже. Так что сидит себе, вникает в ситуацию, внимательно посматривает на собравшихся, слушает и анализирует… И изо всех сил старается не смотреть в сторону Ярослава – спаси господь! – Олеговича и держать эмоции и нервы в жесткой узде.
А Глафира тем временем закончила свою мысль, излагаемую в виде некой подколки, вновь возвращая Софью из ее размышлений в настоящий момент:
– …действительно, хотелось бы знать, как вы планируете действовать? Задачка-то явно со звездочкой, непроста-а-ая-а-а…
– Да попробую как-нибудь, – усмехнулся опять Ладников и, переведя взгляд на хозяйку дома, ответил уже на ее вопрос: – Думаю, сейчас неподходящее время для бесед, Эльвира Аркадьевна. Сначала я хотел бы представиться, так сказать, коллегам, посмотреть материал, что они собрали, и послушать, что они расскажут. А вот после обеда просто поговорил бы с каждым гостем отдельно. – И, выдержав спокойный, доброжелательный взгляд в ответ на настороженные, обращенные к нему взоры всех присутствующих, дружелюбно-успокаивающе повторил: – Просто разговор, обычная беседа и ничего более.
И улыбнулся. На сей раз во всю красу и ширь своей дивной улыбки.
«Да чтоб тебя!» – екнуло от этой его улыбки сердце Софьи.
И, может, для того чтобы поскорей стереть эту самую улыбку, шибанувшую по ее нервам, а может, из-за всего сразу, что накопилось претензией и раздражением, в тишине, поменявшей эмоциональную наполненность на почти позитивную и расслабленную, Софья и произнесла своим спокойным, четким и ровным тоном:
– Думаю, Эльвира Аркадьевна, меня вам все-таки придется выпустить с участка на свободу. – Выделив голосом слово «меня», она не просила, а уведомляла: – Поскольку вам прекрасно известно, что я, посетив «Октябрьское» в день отъезда отца, в саму усадьбу не заходила, а, выйдя из такси, сразу же пересела в машину к Павлу Егоровичу и уехала вместе с ним и его командой. Посему смысла моего дальнейшего присутствия здесь не вижу. Более того, считаю его лишним и не понимаю, зачем вообще вы меня так настойчиво приглашали, играя на моих дочерних чувствах.
– Да, – согласилась с девушкой Эльвира Аркадьевна, – ты совершенно права, Софья. Ты не входишь в число подозреваемых и имеешь полное право уйти в любой момент и не принимать участия в этом неприятном деле. Но я настойчиво тебя приглашала, прибегнув даже к легкой интриге, как ты правильно заметила, и столь же настойчиво прошу остаться, поскольку возлагаю большие надежды на твою помощь. В чем именно, я объясню, когда мы останемся один на один. Разумеется, если ты соблаговолишь ненадолго задержаться. А сейчас давай отпустим родственников. Все устали, перенервничали и нуждаются в передышке и кратком отдыхе.
 
– Хорошо, я вас выслушаю, Эльвира Аркадьевна, – согласилась Софья. Все то время, что длилось это долгое нервное чаепитие, а после него – обсуждение странной пропажи сокровища Октябрьских, Софья старательно контролировала эмоции и чувства, чтобы не поддаться невзначай какому-нибудь прорвавшемуся через ее контроль неосознанному порыву и не посмотреть, не кинуть взгляд на Ярослава даже мимолетно, даже намеком, даже…
Сейчас же она покалывающей кожей на лице, еле уловимым трепетом и напряжением всего своего тела ощущала на себе его взгляд, словно реальное прикосновение кончиков его пальцев к своей щеке, и чувствовала, как смотрит на нее Ярослав, ожидая ее решения. И напряженная до предела Софья, давая согласие на разговор, сфокусировала взгляд исключительно и только на бабушке.
Да, она согласилась. Но только выслушать!
«Вот же засада!» – негодовала на себя Софья, одновременно восхищаясь Эльвирой Аркадьевной и ее тонкой игрой.
Бабушка ее просчитала. Причем не сейчас, а много лет назад, когда они только встретились и, внимательно присматриваясь, изучали друг друга. И с того момента, когда бабушка Эля все поняла про Сонин характер, про ее базовые душевные и моральные установки, ей частенько, стоило Софье расслабиться, удавалось подловить внучку, преследуя свои цели и идеи.
Впрочем… не все так однозначно, и коварство Эльвиры Аркадьевны представляется таковым лишь с первого, поверхностного взгляда и первой (как правило, законно возмущенной) реакции Софьи на ее откровенное манипулирование. Но… А вот это самое «но» на поверку бывает ой каким неоднозначным и непростым: иногда бабушкины многоходовки по итогу оказывались лишь на пользу тому, кем она бралась управлять.
Ладно, посмотрим, что там Эльвира Аркадьевна намутила в данном конкретном случае.
Первым «стартовавшим» с места и выскочившим за дверь, самым нетерпеливым и целеустремленным оказался, разумеется, Валентин Константинович. Торопился, понятное дело, в большую гостевую (или бально-приемную, как когда-то в шутку называла эту комнату мама), к бару с напитками – лечить свою «сердечную мышцу» от нервного стрессу.
И этот дядюшкин «подскок» стал некой стартовой отмашкой остальным собравшимся, предлагая присоединиться к его выбору и поскорей покинуть столовую. Неугомонная Дашка (которая, скорее всего, пропажу сокровищ не воспринимала всерьез, а как чистый квест и возможность поупражняться в своем остроумии), поднялась вместе со всеми и, показательно нехотя шаркая ногами, направилась на выход, не обошлась-таки от реплики напоследок:
– «Как дальше жить… – тягостно вздохнув, протянула она скорбным старушечьим тоном каноническую фразу: – Как людям верить?»
«Ну а как тут удержаться и промолчать, если тебе вот только-только исполнилось восемнадцать и имеешь ты ершистый неугомонный характер, и сама собой любуешься, такой язвительной, ироничной, острой на шутку-подколку и смелой? Никак не удержишься, вот и несет нашу девицу», – провожая улыбкой любимую младшую сестрицу, подумалось Софье.
– Предпочтешь поговорить здесь или перейдем ко мне в комнату? Или в более приватную обстановку? – предложила Соне варианты для удобства беседы бабушка, дождавшись, когда за Дарьей, последней вышедшей из столовой, закроется дверь.
– Зачем куда-то ходить, – отказалась от выбора Соня, – только оттягивать разговор. Давай уж все выясним поскорей.
– Ну, поскорей так поскорей, – согласилась Эльвира Аркадьевна. Помолчала пару секунд, всматриваясь в выражение лица внучки, и спросила с примирительным оттенком в голосе: – Злишься на меня?
– Больше недоумеваю, – прислушавшись к своим эмоциям, ответила Соня и пояснила: – Не могу предположить и даже представить себе, каким замысловатым ходом мыслей и рассуждений тебе в голову пришла дикая идея зачем-то пригласить Ярослава, зная, какое именно впечатление на меня произведет встреча с ним и насколько тяжелые, негативные чувства во мне вызовет. Начнем с того, – продолжила Софья ровным, практически неокрашенным эмоциями голосом высказывать свои недоумения и укоры, – что ты совершенно не знаешь этого человека. Он не является ни твоим знакомцем, ни другом, ни кем-то еще. И если некоторое время назад опосредованно через меня Ярослава еще можно было условно назвать членом семьи, то после нашего с ним расставания понятно, что он стал совершенно чужим, посторонним нам человеком. И еще, скажем так: технические детали этой твоей акции меня тоже сильно дивят. Каким образом тебе вообще удалось связаться с Ладниковым и чем таким надавить на этого мужчину, чтобы вынудить его согласиться на эту авантюру? Это вообще-то нереально. При его-то занятости и закрытости к общению с посторонними людьми, коими мы все, несомненно, ему являемся. Не говоря уже о том, что ему наверняка не доставляет никакого удовольствия встречаться со мной, если учитывать, что расстались мы не самым приятным образом.