Азовская альтернатива : Черный археолог из будущего. Флибустьеры Черного моря. Казак из будущего

Однако казаки, уже слышавшие подобную какофонию, движения не прекратили. Поэтому, когда османские воины начали приходить в себя, на их кораблях, сначала флагманском, затем остальных, уже вовсю хозяйничали казаки. Бой как таковой османам удалось дать только на последней каторге, ракеты на которую запустили издали, да ещё не очень точно. Там шок у экипажа случился куда меньший, если вообще был, а казаков встретили пушечный залп, правда, всего один, и отчаянное сопротивление многочисленного экипажа. Капитан этой кадирги даже успел развернуть с помощью парусов свою кадиргу носом на юг, рассчитывая отбиться и уйти на парусах. Но не успели она набрать ход, на палубу ворвались казаки, и османам осталось только продать свою жизнь подороже.
Те три струга, которые поначалу на неё набросились, смогли бы добиться победы самостоятельно, но какой ценой… Но к завязшим в абордажной схватке казакам немедленно подошли на помощь ещё несколько стругов. С потерями много большими, чем на всех остальных османских кораблях, вместе взятых, сопротивление турок подавили, защитников этой каторги беспощадно вырезали. Нельзя не отметить, что на остальных кораблях было захвачено как никогда много пленников. Что не могло не радовать, угольные и железные копи нуждались в рабочих руках.
Аркадий принял активное участие в бою, но на борт вражеского корабля вступил только после его захвата. По его же предложению, пять стругов изначально заняли положение вблизи каждой из каторг и весь бой её обстреливали из гаковниц и ружей. Вплоть до захвата вражеского судна собратьями с других стругов. Вынужденные реагировать на вторжение абордажников, не сумевшие прийти в себя после адской какофонии, османы почти не отстреливались. Давая тем самым возможность, в четырёх случаях из пяти, вести отстрел всех приходящих в себя. В результате чего большинство янычар очухалось уже в плену.
Пятый из «стрелковых» стругов получил сполна за все остальные четыре. Именно по нему дала залп каторга, выбив пятую часть бывших в нём казаков и вынудив немедленно присоединяться к абордажу. Пока их струг не потонул. Успели, кстати, с большим трудом. Тростник, валом огораживавший борта, не сразу рассыпался и удержал на плаву полностью заполненный водой корабль.
Аркадий весь бой заряжал ружья для более метких стрелков. Врываться на вражескую каторгу, когда там были ещё боеспособные янычары, для него было бы самоубийством. Клинком он владел очень условно. Его уже начали усиленно натаскивать бывший янычар и польский шляхтич, обучавшийся фехтованию в Венгрии и Италии, но до возможности защитить себя в бою холодным оружием ему было ещё очень далеко.
Бой показал высокую эффективность правильно применённой ракеты и бесполезность запущенной не вовремя. Что было решено донести до всех, кто в дальнейшем будет их использовать. Аркадий пообещал, что вскоре, к концу года, будет у казаков и куда более грозное, реально поражающее оружие. Да такое, какого ни у кого нет.
Помимо трофеев, казаки гордились освобождением множества пленников. Ведь на вёслах каторг сидели в основном христиане. Попаданец также испытывал чистые, незамутнённые радость и гордость. Убедительная победа в морском сражении, освобождённые рабы-христиане, не полученное азовским гарнизоном подкрепление… учитывая не слишком большие потери у казаков – однозначно удачное мероприятие получилось. И его заслуга в этом была безусловно.
Приятным добавлением к победе для Аркадия лично стала добыча, что ему с захваченных кораблей причиталась. Среди турок оказалось несколько рослых янычар и один ага. Что существенно расширило его гардероб, а небольшая толика денег помогла разнообразить стол, избавив от ежедневного кошмара соломахи или щербы на суше. В морской поход, как выяснилось, казаки не брали с собой воды, а употребляли для восполнения влаги в организме именно доставшие Аркадия изыски казацкой походной кулинарии.
  
Политика, она и в XVII веке…
 
12 цветня 7146 года от с. м. (22 апреля 1637 года) Монастырский городок
 
Гонец появился на правом берегу Дона под ужин. Выкликнул с острова лодочника, переправившись, вытер насухо лошадей, переплывших реку вплавь вслед за лодкой, и направился к хате, где поселился Васюринский. Аркадий знал об ожидании гонца с Сечи. Случайно заметив его, как раз был на берегу в связи с экспериментами по изготовлению гранат, двинулся за ним. Что-то ему подсказывало, что привёз гонец очень важное сообщение.
Хотя шёл Аркадий в нескольких десятках метрах сзади гонца, судя по мрачной роже Ивана, свою весть он ему выложить уже успел. Аркадий подошёл вплотную к другу и спросил вполголоса, хотя никого постороннего, кроме вымотанного вусмерть гонца, вокруг не было.
– Что случилось?
– Павлюк отказался отменять восстание.
– Совсем, или оговаривает как-то возможность отмены?
– Можно сказать, совсем. Я так понял из цидулы Трясилы. Подробнее расспрошу гонца после ужина. Пока все характерники, что сюда съехались, соберутся, он успеет поесть и немного передохнуть.
Прочитанное для совета характерников (в который единогласно был включён и Аркадий) письмо Федоровича и рассказ гонца нового для попаданца не принесли. Было ясно, что долго лелеявший план большого восстания против панов кошевой атаман Бут отказываться от мечты не собирается. Все попытки объяснить ему обречённость его затеи, её вредность, наталкивались на стену непонимания. Не верил гетман посланцам, своим расчетам и надеждам доверял больше, чем предупреждениям и уговорам.
С добрый час совещание толклось на одном месте. Никто не хотел сказать вслух то, о чём надо было говорить. Чтобы спасти тысячи повстанцев, которые напрасно погибнут в обречённом на поражение восстании, надо уничтожить гетмана. Попаданец считал, что ему, для Войска Запорожского всё ещё своего условно, такие вещи формулировать не по чину. Другие, вероятно, каждый по своей причине, тоже произнести роковой приговор не желали.
Нашёл выход всё-таки Аркадий. Вспомнил об обычае русской армии начинать обговаривание решения с младшего из присутствующих. И, рассказав об этом вкратце, предложил использовать его сейчас. Сирко и Богун неохотно согласились.
Приговор все, без исключения, вынесли один. Смерть. А вот как её оформить, чтоб не расколоть окончательно и без того далеко не единое казачество Малой Руси, думали и говорили полночи. Устраивать переворот было затруднительно. Войско только что вернулось из Крыма, из победного, совместно с крымским ханом похода против буджакских татар. Авторитет у Бута (Павлюка) был высок как никогда до этого. То, к чему он призывал, отвечало чаяниям большинства казаков.
Устраивать кампанию по разоблачению его ошибок и преступлений, пусть даже выдуманных? Так на это необходимо много времени, а восстание уже вот-вот начнётся.
Пристрелить его? Но он всё время окружён верными сторонниками, стреляющего поймают и ниточки потянутся к организаторам убийства.
В конце концов, решили кошевого отравить, одновременно распустив слухи об иезуитском следе этого преступления. Учитывая их репутацию, в такое было легко поверить. Отравления гетман тоже опасался, но кому-то своему, проверенному в борьбе с панами и татарами, такое провернуть было можно. Васюринский и ещё два характерника возражали против уж очень «иезуитского» способа убийства. Но эти возражения были отвергнуты большинством. Как и предложение Васюринского вызвать гетмана на дуэль. Большинство над этим примером лыцарства откровенно посмеялось.
Исполнителем решено было попросить стать, к величайшему удивлению Аркадия, самого Богдана Хмельницкого, на совещании не присутствовавшего.
– Он же вроде бы шляхтич? А тайное убийство…
– Среди иезуитов шляхты, в том числе самого высокого полёта, полным-полно. Когда надо или припрёт, и они умеют забывать про шляхетскую честь.
– Не все! – возмутился Васюринский ответу Жучилы. К счастью оказалось, что пострадал тот во время недавних испытаний не так уж сильно и уже успел прийти в себя.