Игрок 2 (СИ)

— Мы лучше с Фёдором водочки выпьем, — перехватывает инициативу Дмитрий Фомич, спасая от дальнейшего изучения фотоальбомов, и разливает ледяную «Пшеничную» по стопочкам. — За знакомство!
К неожиданной рокировке семья Насти отнеслась стойко. Хотя, понятное дело, удивились. Ушли с одним женихом, а вернулись с другим. Однако моё умение заговаривать людям зубы и располагать к себе сработало и здесь. А корочка «Союза Писателей СССР» и вовсе растопила лёд.
В эту благословенную пору недостаточно было накатать пару книжонок, чтобы считать себя «писателем». Если тебя действительно признали в этом высоком статусе, значит, не просто бумагу мараешь, а твоё творчество приносит пользу всему советскому обществу. А не какой-нибудь там «тунеядец».
— Вот, холодечиком закусите… Мария Семёновна варила… золотые руки… А вы с Настенькой как познакомились?
— Да я на встречу с читателями приходил… — говорю, — в институт в её…
— Надо же, — всплёскивает руками Мария Семёновна, — в медицинский⁈
— Да не в наш же… — Настя толкает меня под столом коленкой, — в педагогический, на филфак. Меня туда Лидка притащила, она Федину книжку читала оказывается.
— А про что книга? — интересуется Дмитрий Фомич.
— Про Московский Дом моделей, — говорю. — Производственный роман.
Это да… Роман у меня там выдался на славу… Такой, что все столичные рестораны гудели.
— Как интересно, — чуть кривит губы Настина мама. — А сейчас что-то пишете?
Видимо, тема, с её точки зрения, не дотягивает до стандартов высокой литературы.
— Пишу, — говорю, — про Крымское виноделие. Историю и настоящий день.
— Прекрасная тема! — одобряет Дмитрий Фомич, — за это надо выпить!
— Димочка, — напоминает Мария Семёновна, — не забывай, у тебя сердце…
— Помню, милая… мы по последней, — подмигивает он мне.
— Так вы что же, местный? — удивляется Настина мама, — не слышала о вас. А мы, между прочим, классные часы проводим по творчеству писателей-земляков…
— Да!
— Нет… — вырывается у нас с Настей одновременно.
— Я из Москвы, — говорю, видя, как Настины родители напрягаются.
Опасаются, что увезу их кровиночку в столицу. Может, пускай напрягаются? Я ведь жениться-то не собираюсь. Скорее всего, этих замечательных людей вижу в первый и последний раз в своей жизни. Может быть, отсоветуют они своей дочери связывать судьбу со столичным жителем? Тогда вся эта невероятная и неудобная ситуация разрешится сама собой.
— Но Федя решил остаться в Ялте! — рубит на корню мою попытку Настя. — А что, многие писатели переезжали в Ялту! Чехов… Куприн… Горький…
Теперь уже я пихаю её коленкой под столом, на что она отвечает мне невинным взглядом.
— Дело хорошее, но как-то у вас всё неожиданно случилось, — сетует Мария Семёновна, — Дима за мной год ухаживал… Я всё присматривалась… Да и учиться надо было…
— Я в знак серьёзности намерений, — поясняю про уже купленное кольцо, про которое старший брат Насти, Сергей уже успел рассказать родителям.
Он тоже сидит за столом, но, рассказав историю нашего знакомства и отъезда друга Володи «на Севера», молчит, бросая на меня быстрые оценивающие взгляды. Не знаю, что у него на уме, но на скандал он не нарывается.
Не удивлюсь, если после посиделок он захочет со мной поговорить «по-мужски». И хрен его знает, что ему отвечать.
Эта семья настолько непохожа на всю ту публику, с которой мне приходится крутиться в последнее время, на всех этих шулеров, валютчиков, признанных и непризнанных гениев и шалавистых актрис и манекенщиц, что попав за стол к нормальным людям, я чувствую головокружение и лёгкую дезориентацию, как человек всю жизнь вдыхавший отравленные выхлопы мегаполиса и вдруг ощутивший запах лугового разнотравья.
Неожиданно, я проникаюсь к ним какой-то родственной симпатией. Будто мы и правда не чужие люди. Будто я не случайный ночной гость, самозванец, проникший в их дом, по большому счёту, обманом, а действительно могу стать частью этой семьи.
От этой мысли вдруг становится особенно грустно. А, может, это всё усталость и алкоголь. Пора уже и честь знать… Время на часах — уже скоро пять часов. За окном уже светло и чирикают первые птахи.
 
Причиной застолья в столь неурочный час оказались, как раз тот самый несостоявшийся жених Васька. Перед своим отъездом он нагрянул к Прохоровым просить Настиной руки и сердца. Все были в курсе, кроме самой виновницы торжества. Решили ей сюрприз сделать, думали, обрадуется, а она от неожиданности просто сбежала.
Ну а продолжение истории я не просто знаю, но и был его живейшим участником.
— Ну куда же вы пойдёте⁈ — охает Мария Семёновна, — Дима, вызови такси Фёдору.
— Да мне тут рядом… — оправдываюсь.
— Куда же?
— На Пушкинскую, — называю жилой район, максимально близкий от моей гостиницы.
— Какое там «рядом»… — возмущается она. — Не выдумывайте.
Такси приезжает неожиданно быстро. Настя вызывается меня проводить до машины, и никто ей не препятствует, наоборот, улыбаются понятливо. Брата Серёгу, который предсказуемо собирался выскользнуть за нами, наоборот, придерживают.
Мол, дай людям пообщаться. Дело молодое…
В подъезде Настя молчит и только перед самым выходом на улицу берёт меня за руку. У самой машины она, приподнимаясь на носочки, целует меня в щёку.
— Наблюдают за нами, — шепчет она, приблизив лицо к моему уху, — нет… нет… не смотрите, пожалуйста!
Серое раннее утро, беспощадное в своей обыденности, похоже на внезапное протрезвление после шумной вечеринки. Мы с Настей выглядим как актёры, застигнутые на сцене, в тот момент, когда в зале включили верхний свет. Глупо и немного стыдно.
— Как мы из всего этого выбираться будем? — спрашиваю её также негромко.
Со стороны кажется, что мы шепчем друг другу всякие свои секретики.
— Не знаю, — говорит она, почти прижавшись ко мне, — И спасибо вам, что не выдали и… Простите меня, пожалуйста.
— Зато ужином накормили, — смеюсь, — или завтраком, тут уж как поглядеть.
— Кто же с водкой завтракает? — хихикает она, — а вы родителям понравились…
Она смотрит на меня с удивлением, словно до этого их придирчивому вкусу никто не мог угодить.
— Они мне тоже, — отвечаю, — поэтому не хочу их расстраивать. Давай завтра встретимся с тобой где-нибудь в городе и обговорим, как нам из этой ситуации выпутываться.
— Давайте, — Настя смотрит на меня доверчиво, словно я как раз тот человек, который сможет выпутаться откуда угодно, — только завтра я не могу. К экзамену буду готовиться, и послезавтра тоже… Сдавать поеду, я же в Симферополе учусь… Давайте в пятницу? В два?
— Договорились! А где?
— Под есенинским платаном. Знаете, где это?
Платан на Набережной, под которым согласно городской легенде Есенин встречался с Айседорой Дункан. По другой версии, несчастная балерина бродила там одна, когда легкомысленный гений её бросил. Символично, однако.
Хотя вряд ли Настя вкладывает в это место какой-то глубокий смысл.
Дождавшись моего кивка, Настя с неожиданной силой сжимает мою ладонь, а затем молча разворачивается и идёт к подъезду.
Неожиданно для себя, любуюсь её хрупкой и изящной фигурой.
— Ехать будем? — опустив стекло бурчит водитель.
Такси везёт меня через просыпающийся город, и всё произошедшее за этот бесконечный день кажется мне сумбурным фильмом какого-то итальянского модерниста. Выигрыш у Высоцкого, картинный жест с ключами от автомобиля Марины Влади, скандал в прокуратуре…
Самое неприятное во всей этой ситуации, что я с подводной лодки уже никуда не денусь. Пошумел я достаточно, чтобы привлечь к себе внимание со всех сторон. И для того плана, что придумал Юра Одессит, и для неприятных личностей, которые готовы прийти ко мне, чтобы вытрясти добытые нетрудовым путём материальные ценности.
Операцию уже нельзя остановить. Так же, как нельзя остановить спуск с горы в деревянной бочке, когда её уже пнули ногой. Надеюсь, что товарищ Болотин со своим московским коллегой это понимают.