Игрок 2 (СИ)

— Какой? — мой сосед внимает мне, словно гуру.
— Быть счастливым!
Слыша стук каблучков стюардессы, я быстро прячу бутылку, в которой осталось едва ли половина.
Наш самолёт идёт на посадку, мы пристёгиваем ремни, и становится не до разговоров.
В Симферопольском аэропорту мужчина, едва кивнув мне на прощание, исчезает в потоке пассажиров вместе со своим странным чемоданчиком.
Была ли у него там действительно бомба, или электробритва «Харьков» да пара сменных носков, я так никогда и не узнаю. Но я искренне желаю ему, как пишут в пошлых поздравительных открытках «простого человеческого счастья».
А вот меня физиономия в толпе встречающих совсем не радует. Точнее, с одной стороны, приятно, конечно, что о тебе беспокоятся и ждут с нетерпением.
С другой — понимаешь, что строится эта забота целиком на меркантильном интересе.
— Уф-ф-ф! — Юра демонстративно отмахивается от крепкого коньячного духа. — По тебе, Фёдор, сразу видно, что ты отдохнул и полон сил.
Ну да, я, что называется, «с корабля на бал», точнее, в обратном направлении. Из-за стола на самолёт, да ещё по пути добавил. Молодой организм крепок и держит удар, но поспать бы мне часок-другой совсем не помешало.
— Я тоже очень рад тебя видеть, — жму руку Юре Одесситу, неведомо как узнавшему, что я прибываю в Симферополь этим рейсом.
Даже я несколько часов назад об этом не догадывался. Но в том, что рад, ни капли не соврал. По крайней мере, до Ялты довезёт, а в машине и поговорить можно.
Но Одессит не выдерживает раньше. Вон как его любопытство гложет, оказывается.
— Про твоё знакомство с Багратионом наслышан, — говорит он, — и поражаюсь твоей везучести. Такой человек… не простой. Прикопал бы тебя где-нибудь на склонах Кавказа, никто бы даже косточки твоей не нашёл. А у нас игра на носу, если ты не забыл.
Высказывает мне это всё Юра, вроде как с укоризной. А у самого глаза светятся любопытством, мол, как же ты, мил человек, это всё провернуть умудрился.
Я из вредности только неопределённо пожимаю плечами. Мол, так уж вышло. Само.
— Багратиону ты можешь вешать на уши какой угодно лапши, — не унимается Юра, — но я тебя знаю. Куда ты деньги дел, Евстигнеев?
Продолжая дурачиться, я обшариваю карманы, находя чудом уцелевшую трёшку. Именно её я прихватил с собой, когда собирался в бар за пивом на «Грузии». И вроде только недавно это было, а словно в другой жизни.
— Вот…
— Не густо, — усмехается Юра.
Он заводит двигатель своей пижонской «Волги» и мы выруливаем со стоянки.
— Я тебя не тороплю, — поясняет он, — мы, знаешь ли, и без тебя не обеднеем. Поехали в Ялту. Выспишься, придёшь в себя, там и потолкуем.
Такой подход мне нравится. Честное слово, начни Юра сейчас на меня давить и что-то требовать, послал бы его на три буквы вместе с «большой игрой» и прочими совместными перспективами.
Алкоголя во мне сейчас плескалось в самый раз для категоричных решений. Но мысль о том, что в общем-то чужой для меня человек, более того, весь из себя насквозь кручёный-верчёный карточный шулер приехал за мной в другой город просто так, чтобы отвезти до гостиницы, греет сердце.
Поэтому я склоняюсь к Одесситу и шепчу ему на ухо несколько слов.
— Что? — не понимает он.
— Деньги там, — поясняю я.
— Ну ты даёшь! — не выдерживает Юра, — стране угля, мелкого, но до х…!
Молча киваю со скромной улыбкой. Я как тот колобок. От Белогорской ушёл, от комитетчика ушёл, от Баргатиона ушёл…
— Поможешь на «Грузию» пробраться? — уточняю.
— Обижаешь, — скалится Юра. — Ялтинский порт, мой дом родной.
Да, чемодан с выигранными деньгами и перстеньком от «Картье» покоился в одной из спасательных шлюпок на борту теплохода, накрытый брезентом.
Думаю, туда никто не сунется до самого конца плаванья, если вдруг «Грузия» не столкнётся в Чёрном море с айсбергом. Но шансы на это крайне малы.
Через неделю теплоход, прямо как пони, на котором детишки катаются в парке, совершит полный круг и вернётся в Ялту. Вот тогда мы с ним и встретимся.
— Стой! Погоди! — внезапно на светофоре я замечаю знакомый силуэт. — Останови здесь.
 
— Уверен? — Юра задаёт вопрос, а сам резко подаёт к обочине, вызывая своим манёвром волну недовольных гудков. — Тебе бы выспаться сначала.
— Абсолютно уверен.
— Тогда завтра с утра заскочу к тебе в гостиницу, — усмехается он, — беги, Ромео!
На переходе стоит Настя в компании подруг. Взгляды девушек уставились на пижонскую белую «Волгу» — кабриолет. Юра весело машет им и тут же даёт по газам.
— Привет! Ты откуда? — Настя окидывает меня взглядом.
Видок у меня не очень. За последние сутки меня много били, таскали, словно мешок с картошкой, кроме того, я благоухаю коньяком, как человек, неделю проживший в винном погребе.
Но в глазах Насти я не вижу удивления. Похоже, она привыкла, что я появляюсь в самых неожиданных местах, спонтанно, как чёрт из табакерки.
— Из аэропорта, — говорю, — только что прилетел. Пришлось вернуться из круиза чуть раньше…
— Надеюсь, ты там не набедокурил? — в её голосе слышится строгость и забота.
— Да как тебе сказать? — задумываюсь я, — в целом всё прошло хорошо.
К остановке подходит троллейбус, и мы прерываем разговор, загружаясь в салон вместе с шумной толпой.
Девушки, стоявшие рядом с Настей на остановке, проходят вперёд, давая нам возможность поговорить. Может, и не подружки вовсе, просто попутчицы были.
— Вот, это тебе! — сунув руку в карман, вытаскиваю две карамельки «Взлётная». — Специально сберёг.
— Ух ты! — радуется она, — правда, значит, с аэропорта.
— Я тебе что, врать буду? — возмущаюсь.
— Да кто тебя знает… — Настя задумчиво разворачивает карамельку, — ты у нас известный мистификатор.
— Я⁈ А кто меня в женихи записал⁈ Даже мнения не спросив?
— Кстати, — Настя, как ни в чём не бывало, меняет тему. — Ты не думал, что моим сказать?
— Нет, — качаю головой, — как-то всё не до того было.
— А то тут такое дело, — она опускает глаза, крутя в руках фантик, — в, общем, отец тебя на дачу приглашает. Подсобить по хозяйству… Я сказала, что ты в командировке, но раз вернулся… — она фыркает от смеха, — раз вернулся, то сам виноват!
Дача? До возвращения «Грузии» я, как Винни-Пух, совершенно свободен. Собственно, а почему бы и «да»?
* * *
Дача, о дача! В золотые застойные времена эти четыре буквы приобрели особенное значение. Для кого-то шесть соток в дачном кооперативе были возможностью ухватить недостающие калории и витамины и, соответственно, местом, где советские рабочие, чиновники, служащие, врачи, учителя и прочие инженеры и милиционеры проводили тёплые месяцы, не разгибая спины. Копали, сажали, удобряли, пропалывали, подрезали и на финишной прямой собирали урожай.
Дачи у этой категории советских граждан были практически как под копирку. Да, домики отличались. У кого-то они были модные, сделанные по чертежам из Приусадебного хозяйства и с использованием покупных строй материалов, а кто-то лепил кто во что горазд, но чаще всего крохотный домик был с дощатым каркасом и фанерными стенами, внутри которых в качестве утеплителя лежали опилки или даже сухой торф.
Но что у тех, что у других в наличии всегда имелись панцирные кровати, инструменты, часть из которых хранилась в подсобке, а часть в домике, самовар, летний душ и, обязательно, вот прям всегда в домиках были вязанки прошлогоднего лука. Может быть, это выверт моего сознания, но лук я помнил всегда и везде.
Но были и другие дачи. Ответственные работники, видные учёные и прочая элита имела уже не шесть соток, а все пятнадцать, а вместо домика четыре на четыре с удобствами «туалет типа сортир» на улице, на участке был самый настоящий загородный дом. Примерно такой, какой был показан в бессмертных Джентльменах удачи.
Но в любом случае, что первая, куда более многочисленная категория советских граждан, что вторая, по меркам тех, кто дач не имел, считались самыми настоящими счастливчиками.