Весь Роберт Маккаммон в одном томе. Компиляция (СИ)
— Ладно, пора возвращаться.
Церемония похорон — если это можно было так назвать — закончилась. Рената направилась в лес, удаляясь в сторону белокаменного дворца, и Миша покорно поплелся вслед за ней. Они прошли совсем немного, когда откуда-то из-за деревьев до его слуха донесся далекий, пронзительный свист. Миша быстро сообразил, что источник этого необычного звука находился где-то в миле к юго-востоку. Он остановился и прислушался. На птицу вроде бы не похоже… Нет, это не птица, а…
— Ну вот, — сказала Рената, — скоро лето. Слышишь? Это поезд. Дорога совсем недалеко отсюда, она идет через лес. — Вновь раздался паровозный гудок, это был высокий, пронзительный звук. — Должно быть, олень вышел на рельсы. Иногда на нашей чугунке можно найти попавшего под поезд оленя. Это хорошая, легкая добыча, если, конечно, туша не успела долго пролежать на солнце и если не успели слететься стервятники. — Снова послышался паровозный гудок, и наступила тишина. — Ну ты как, идешь?
Но Миша все еще продолжал неподвижно стоять, напряженно прислушиваясь к вновь наступившему лесному безмолвию; гудок далекого паровоза заставил томиться и тосковать душу, а сам он не мог понять, что было тому причиной. Рената по-прежнему терпеливо дожидалась его, а где-то в глубине темных лесных чащоб рыскал ужасный волк-берсеркер. Пора идти. Миша оглянулся, бросил прощальный взгляд на Сад с его невысокими холмиками, выложенными по краям камнями, и покорно зашагал вслед за Ренатой. Он шел домой.
Глава 29
На второй день после того, как стая похоронила малышей, Франко решительно подошел к Мише, когда тот, стоя на четвереньках под стеной белокаменного дворца, разгребал пальцами мягкую землю в надежде найти хоть что-нибудь из еды. Франко ухватил его за руку и одним рывком поставил на ноги.
— Пойдем, — приказал он. — Нам надо идти, есть тут одно место…
Вместе они зашагали прочь, быстрым шагом направляясь к зарослям, раскинувшимся к югу от дворца. И только здесь Франко оглянулся. Им удалось остаться незамеченными. А это было как нельзя кстати.
— Куда мы идем? — испуганно спросил Миша у продолжавшего тянуть его за собой Франко.
— В Сад, — ответил тот. — Я хочу видеть своих детей.
Услышав об этом, Миша попытался вырваться, но Франко еще крепче сжал его руку в своей. Конечно, еще не поздно было закричать, позвать на помощь, но он ни за что на свете не стал бы этого делать. Его мало волновало, что подумает о нем Франко, но у остальных из их стаи такой его шаг вряд ли бы нашел одобрение и поддержку. Да и Виктор тоже будет наверняка очень недоволен. Нет, он должен научиться сам постоять за себя.
— А я тут при чем?
— Ты будешь копать! — огрызнулся в ответ Франко. — А теперь заткнись и топай быстрее.
Белокаменный дворец давно остался позади, и, лишь когда они далеко углубились в лес, Миша начал понимать, что Франко, видимо, задумал что-то крайне предосудительное, то, чего делать было никак нельзя. Может быть, законы стаи запрещали раскапывать могилы после похорон, может быть, отцу запрещалось видеть своих мертвых детей. Миша не знал, откуда у него такая уверенность, но ему начинало казаться, что Франко хочет его руками совершить какой-то ужасный проступок, который не найдет одобрения у Виктора. Размышляя об этом, Миша неохотно тащился за Франко, который, крепко ухватив его за руку, быстро шагал впереди, заставляя его идти еще быстрее.
Поспевать за Франко было делом непростым. Он шагал слишком широко, и очень скоро Миша совсем выдохся.
— Ну и слабак же ты! — зарычал на него Франко. — А ну, давай топай быстрее! Я кому сказал!
Миша споткнулся о торчавший из земли корень и упал на колени. Франко одним рывком вновь поднял его с земли, и они снова продолжили путь. На мертвенно-бледное, искаженное злобой лицо Франко было страшно смотреть; даже теперь, когда он был вроде бы в человечьем обличье, с его лица не сходило зверское выражение и в нем угадывался свирепый волк. В голове у Миши промелькнула мимолетная мысль о том, что, может быть, раскапывание могил считалось у стаи недоброй, приносившей несчастье приметой. Вот, наверное, почему Сад был устроен далеко от дворца, но только теперь в душе Франко заговорил человек; человеческое начало взяло верх, и, как и всякому отцу, ему не терпелось увидеть те ростки жизни, что взошли из его семени. «Скорее! Скорее!» — время от времени приказывал он Мише, несмотря на то что они и так давно бежали, пробираясь сквозь заросли.
Когда они добрались наконец до заветной поляны с выложенными по краю камнями могильными холмиками, Франко остановился как вкопанный. От неожиданности Миша со всего размаху налетел на него сзади, но даже это почему-то не разозлило Франко.
— Боже милосердный! — беспомощно прошептал Франко.
Миша поднял голову, и его глазам предстала ужасная картина: все могилы Сада были разрыты, и выброшенные из них кости раскиданы по земле. Разбитые черепа — маленькие и большие, человеческие и волчьи, а некоторые, сочетавшие в себе признаки и зверя, и человека, — валялись прямо у них под ногами. Франко побрел дальше, углубляясь в Сад. Почти все могилы лесного кладбища оказались вскрытыми, все переломано, разбито и разметано по всей поляне. Михаил взглянул под ноги на потемневший, оскалившийся человеческий череп с острыми клыками и редкими прядями седых волос. Неподалеку валялась кисть, а немного поодаль и целая рука, оторванная от скелета. Потом на глаза ему попались останки крошечного, изогнутого позвоночника, и тут же рядом оказался и размозженный вдребезги череп младенца. Франко шел вперед, направляясь к тому месту, где были похоронены его близнецы. Он шел напролом, не разбирая дороги, перешагивая через старые кости, и все же неловко наступил по пути на маленький череп, нижняя челюсть которого с хрустом отлетела, переломившись, словно веточка сухого дерева. Наконец он остановился, во все глаза глядя на разрытые ямки, в которые два дня назад были опущены малыши. На земле перед ним валялись изодранные лохмотья. Франко наклонился и поднял истерзанный сверток с земли. И тут же что-то красное, кишащее мухами, вывалилось из тряпок и мягко плюхнулось к его ногам на бурые прошлогодние листья.
Мертвый младенец был разорван пополам, Франко видел следы, оставленные большими острыми клыками. Верхней части тельца не было. Мухи кружились у лица Франко, в воздухе витал сладковатый запах с металлическим привкусом — запах крови, смешанный со зловонным смрадом гниющей плоти. Он взглянул вправо, на другой валявшийся на земле комок скользкого красного мяса. Это была маленькая ножка, покрытая густой темной шерстью. Из груди его вырвался тихий, жуткий стон, и он отступил на шаг назад, пятясь от истерзанных останков, наступая на старые кости, жалобно хрустящие у него под ногами.
— Берсеркер! — услышал Миша его шепот.
Птицы весело и беззаботно щебетали в ветвях деревьев. А вокруг зияли разрытые могилы и земля была усеяна останками скелетов, больших и маленьких, человеческих и волчьих. Франко развернулся к Мише, и мальчик увидел его лицо — бледное, осунувшееся лицо с неподвижными, словно остекленевшими, глазами. Миша оставался стоять; тошнотворное, гнилостное зловоние сводило его с ума.
— Берсеркер! — повторил Франко слабым, дрожащим голосом. Он огляделся вокруг; ноздри его гневно раздувались, на лице выступили капли пота. — Где ты? — вдруг закричал Франко; птичье пение стихло. — Где ты, подлец? — Он метнулся было в одну сторону, затем в другую. — Выходи! — вопил он, оскалив зубы, задыхаясь от охватившей его ненависти. — Я убью тебя! — Подняв с земли волчий череп, он с силой хватил им о ствол ближайшего дерева. — Будь ты проклят! Слышишь, выходи!
Мухи жужжали у самого лица Миши. Франко был вне себя, он продолжал безумствовать; на его впалых щеках разгорелся густой румянец, а все тело дрожало, словно натянутая до отказа тугая пружина. Голос его срывался на визг:
— Выходи и защищайся! — И этот пронзительный крик заставил скрывшихся в зарослях невидимых птиц разом вспорхнуть со своих веток.