Звенья одной цепи (СИ)

— А ты умеешь спрашивать, так, чтобы тебе отвечали?
— Тебе лично, я отвечу один раз. Но постарайся запомнить мои слова! Если ты не хочешь, чтобы я тебе соврал, не задавай вопросов напрямую! Правдивый ответ ты всё равно не получишь. А у меня вырастет к тебе чувство недоверия. Меньше знаешь — крепче спишь! Слышала такое выражение?
— Нет. Я уже выспалась. Ты куда-то собирался? Меня с собой возьмёшь?
— Даже не знаю. Ине потому, что не доверяю тебе. Просто ты сейчас слишком заметная… А если тебя опознают твои враги…
— Тебе придётся убегать от них? — презрительно, как выплюнув, произнесла Лолита.
— Нет. Если тебя опознают твои враги, то они станут моими. И мне придётся их всех убить. Ты хочешь, чтобы я засыпал этот город трупами твоих врагов?
— Да! Хочу! Очень хочу!
— Хорошо… — спокойно ответил я. — Но мы это сделаем не сейчас… Не сегодня, по крайней мере. Поэтому я думаю, что тебе лучше остаться сегодня в номере и никуда не выходить, пока я не вернусь. Ты согласна?
— А у меня есть выбор?
— Выбор есть всегда. А ты — свободный человек! Я могу лишь попросить тебя об этом одолжении… Посиди тут, пожалуйста! Так будет лучше для нас обоих.
— Ты самый странный парень из всех, которых я встречала.
— Может быть… Парни бывают разные. И девушки бывают разные. Я вот никогда не встречал тех, которые бы послушались мудрого совета и не нарушили своего обещания. Пообещай мне, что носа за дверь не высунешь, что бы ни случилось!
— Я постараюсь…
— Спасибо! Мне этого достаточно…
04 августа. 1974 год.
США. Бостон.
Спросив у портье, или какое звание носит тут этот небритый тип с лицом потомственного пьяницы, где находится ближайшая аптека, я вышел на улицу. День воскресный, утро раннее, народу на улице почти совсем никого нет. Иду по направлению указанному небритым портье…
С героем Америки Митчелом Л. Брауном мы договорились ещё вчера, что он зайдёт за мной в полдень. Хотя полдень — понятие относительное… Это может быть, как двенадцать, так и два часа дня… Хотя он парень военный. Должен, наверное, знать, что полдень — это когда маленькая стрелка указывает на двенадцать, а большая смотрит туда же.
Да… И пора бы мне самому обзавестись наручными часами. Надоело уже «ориентироваться по солнцу».
Иду, смотрю… Любуюсь бардаком и беспорядком. Похоже, что здесь у всех одна и та же прочно устоявшаяся привычка — заметать мусор в угол… Ну, или за угол… На более-менее главных улицах вроде бы чисто… Зато заглянув в ближайший переулок, можно обнаружить всё что угодно. Мусор вокруг переполненных помойных контейнеров… Бомжи, а может просто обдолбанные наркоманы, спящие на каких-то картонках. Хрен его знает, может где-то там в центре, до сих пор возле мусорки «делает вид, что спит» наркоторговец Бен, убитый мною вчера.
Но сегодня у меня настроение миролюбивое, и убивать кого бы то ни было с утра пораньше я не планировал. Хотя я давно уже понял правдивость и правильность старой поговорки: «Человек предполагает, а Бог располагает.»
Заведение, выдающее себя за аптеку нашлось примерно там, где мне и объяснили. В отличие от привычных мне советских аптек с женщинами в белых халатах, продающих лекарства по рецептам и без, здесь скорее всего было нечто среднее между кафе-забегаловкой и небольшой магазинчик с ассортиментом «всего понемногу». Кофе я выпил, но оно было мерзким на вкус. Единственным его достоинством было, что оно было тёплым, а не горячим, и пить его можно было сразу. Меня заинтересовала небольшая витрина с красивыми и блестящими «орудиями пыток». Иначе я это и назвать-то не могу. Я спросил у продавца, для чего всё это?
Продавец — это вообще отдельная песня. Маленький круглый толстячок с кипой на голове, правда, без пейсов. Иначе бы это уже был совсем гротескный образ. И судя по всему, вчера аптека не работала вовсе, либо его подменял кто-то другой. Так как вряд ли человек носящий кипу не соблюдает шаббат. Мне кажется, но обратись я к нему на русском, то он бы смог ответить мне также на «великом и могучем», но я не стал этого делать.
 
Ответ продавца или может быть, владельца этой аптеки прозвучал на английском языке. Но его абсолютно одесский акцент звучал, как музыка для моих ушей.
— Это инструменты для проведений хирургической операции на мозге человека.
— Для лоботомии?
— О! Молодой человек разбирается в медицине? Ви наверное учитесь в самом престижном учебном заведении Бостона, в Гарвардской медицинской школе? Вот посмотрите, тут у меня есть ещё прекрасный орбитокласт. Но он продаётся только в комплекте с этим молоточком.
— Нет. Увы… Я не медик. И поступать я только собираюсь. Но учиться я буду не на доктора, а на юриста в Гарвардской школе права. Простите, но насколько мне известно, доктор Фримен перестал делать эту операцию уже несколько лет назад, а в некоторых странах лоботомию и вовсе на законодательном уровне запретили проводить.
Глаза, у добродушного до этого момента аптекаря, погрустнели. Похоже, что эти инструменты достались ему дёшево, но продать их оказалось сложновато, поскольку спроса нет от слова «вообще».
— Я так понял, что ви, молодой человек, не медик, а юрист. Это очень печально.
— Что именно? То, что я не медик, или то, что лоботомию уже никто не проводит?
— И то и другое. Да… И то и другое… Так что ви хотели у меня приобрести?
— Мой друг порезал руки стеклом. Нужно что-нибудь из антисептиков. Раствор йода или что вы порекомендуете…
— А ваш друг не хочет обратиться к доктору?
— Он очень бедный. Доктор не всякому человеку по карману.
— Да, да… Ви очень правы. Йод у меня есть.
— Желательно ещё какие-нибудь антибиотики, бинты или пластырь.
— Всё это у меня есть. Но ведь, чтобы оказать вашему другу первую помощь при ранении рук, нужен доктор.
«Блин горелый. У нас любой школьник умел при порезе приложить к ранке листок подорожника, предварительно поплевав на него, чтобы лучше прилипал…»
— Я думаю, что справлюсь с этим сам. Мой отец военный. Он с детства научил меня, как оказывать первую помощь при ранении.
— А у вас хороший отец. Вам исключительно повезло, молодой человек.
Разговаривая со мной, учтивый продавец постепенно доставал из разных ящичков и с разных полочек всё необходимое. Я пока определил только бинты, рулончик пластыря, бутылочку коричневого стекла с йодом и несколько маленьких пузырьков с белым порошком.
— Простите, — обратился я к фармацевту. — Я так понял, что это пенициллин?
— Нет, конечно… Это более современный антибиотик. Но как же ви будете его у меня приобретать? У вас же нет рецепта.
— Я надеюсь, что эта небольшая неувязочка может быть решена нами к обоюдовыгодному согласию.
Фармацевт в кипе оглядел меня с ног до головы, как бы решая для себя, можно ли со мною вести какие либо переговоры на данную тему. А я тем временем продолжал:
— Я думаю, что для введения этого ценного препарата внутримышечно мне понадобится ещё и пара шприцов с набором иголок. А ещё такой красивый и блестящий стерилизатор для них. Плюс пинцет или зажим. Так как я не смогу доставать из кипятка иголки и шприц голыми руками. Пожалуй, мне понадобятся ещё и хорошие медицинские ножницы.
Аптекарь медленно охреневал от моего пополняющегося списка необходимого, но исправно извлекал всё названное мною, откуда только мог. Кучка передо мной на прилавке росла прямо на глазах.
Хорошо ещё, что время было раннее, и к тому же день воскресный. Поэтому нам с ним никто не мешал общаться.
— А вы знаете, пожалуй, я куплю у вас этот… Как вы его назвали? Орбитокласт? Да… Думаю, что он подойдёт, как нож для колки льда.
— О! — обрадовался фармацевт. — Его же в своё время и придумали, чтобы заменить нож для колки льда, которым Фримен делал свои первые операции.
— И добавьте, пожалуйста, новокаин. Мне же надо будет чем-то растворять антибиотик перед тем, как сделать внутримышечную инъекцию.