Аморизм (СИ)

Патриотизм растет не из лозунгов, а из ситуации и здравого смысла. Если бы не было угрозы здоровью и жизни, свободе и благополучию, патриотизму неоткуда было бы взяться. Без причины не бывает следствия. Если причина исчезает, порожденное ею следствие тоже исчезнет. Пусть не сразу, но неизбежно. Если дерево отрезать от корней, некоторое время оно будет выглядеть как живое. В его кроне даже птицы будут петь. Но в итоге оно засохнет. Аналогично и патриотизм, если уходят причины, он по инерции какое-то время будет существовать, но потом неизбежно исчезнет.
Сегодня в мире нет агрессора, желающего присвоить ваше имущество, а вас убить, в плен или рабство забрать. При современной экономике ваш скарб никому даром не нужен. В рабство вас тоже никто не хочет забирать. Многие страны не знают, как защититься от наплыва добровольцев, жаждущих сдаться в плен и продать себя за недорого. Рациональный мотив для патриотизма исчез.
Если, допустим, ваша страна попадет под власть Франции, чем это лично вам угрожает? Вас ограбят, убьют, сделают человеком второго сорта за то, что вы из России или Белоруссии? Нет оснований для такого предположения. Если более 30% французских граждан являются выходцами из бывших французских колоний (Ливан, Марокко, Ливия, Конго, Алжир), если негры и арабы полноценные граждане, то чем хуже русские, татары, кавказцы и другие выходцы из России? Ничем.
Единственное, что изменится, по телевизору другие лица будут говорить про заботу о народе, вместо российского гражданства будет французское, а вместо рубля в магазинах будут принимать евро. Могут ли такие «опасности» создать у человека такой же мотив для борьбы, как с Гитлером?
Если бы советского человека во время войны с Третьим Рейхом спросили, что хорошего он получит в случае победы России, и что плохого в случае поражения, он бы ответил не задумываясь, быстро, ясно и конкретно. Сказал бы, что в случае поражения России он будет недочеловеком, а в случае победы продолжит жить как раньше жил — в статусе полноценного человека.
Если российского гражданина сегодня спросить, что хорошего ждет от победы России, и что плохого с ним случится в случае проигрыша, он сильно затруднится с ответом. Одно дело, когда наступает Гитлер, тут все очевидно последнему идиоту. Другое дело Запад наступает, который как кот Леопольд предлагает «давайте жить дружно», а вместо угроз призывает установить мир.
Естественным, настоящим патриотом является тот, у кого есть рациональные основания для защиты России. Троцкий говорил, что патриотизм на протяжении всей истории был нерасторжимо связан с властью и собственностью. Настоящими патриотами всегда были хозяева государства. Их патриотизм имеет ясные корни. Государство для них является источником все земных благ. Когда источнику благ возникала угроза, у них возникал гигантский мотив защищать его всеми силами.
Кто заявляет себя патриотом, но ничего не теряет от поражения России, тот не рациональный, а эмоциональный патриот. Природа такого патриотизма схожа с футбольным фанатизмом. Что футбольные фанатики готовы добровольно делать? Смотреть игру, носить одежду с символикой клуба, разрисовать лицо в его цвета, кричать кричалки, дудеть в дуделки, драться после матча и делать прочие вещи, единственная цель которых — добыть себе яркие эмоции.
Если футбольному клубу от фанатов нужно получить больше, чем они добровольно готовы дать, ему нужно создавать дополнительный мотив — давать болельщикам те или иные пряники.
Что эмоциональные патриоты готовы добровольно делать? Примерно тоже самое, что и футбольные фанаты: лозунги кричать, поднимать тосты за родину, рисовать букву Z, флаг вывесить, комменты в соцсетях писать, картинки постить, вызывающие гордость за страну, и под ними фраза «Эту страну не победить!». (аналогичные картинки гуляли в СССР перед его крахом).
Если России от эмоциональных патриотов нужно больше, чем они готовы добровольно дать, ей тоже приходится создавать дополнительные мотивы. Первый такой мотив в виде пряника: деньги, чины и перспективы. Второй мотив в виде кнута: аппарат насилия и угроза наказания.
 
Патриотизм не может заменить идею, так как по своей природе не самостоятелен. Во время гражданской войны в России белые и красные патриоты любили свою страну и хотели ей блага. Но проблема была в том, что белые патриоты видели для нее благом монархию, а красные коммунизм. Чем сильнее был патриотизм сторон, тем быстрее крутилась мясорубка гражданской войны.
Если взять за 100% население России, первым настоящим патриотом является Путин. Падение России несет ему неприемлемые проблемы. Он теряет все и даже больше.
Второй круг настоящих патриотов — мы, носители идеи (саму идею изложу позже). Россию мы воспринимаем тем единственным кораблем, на котором можно достигнуть жизненно важной цели. Этот факт делает наш патриотизм таким же настоящим и естественным, как у президента.
Путин на первом месте из-за разной скорости наступления проблем. В случае поражения России неприемлемый негатив наступит для него быстрее, чем для нас. Естественно, что на тонущем корабле люди энергичнее ищут выход, чем больные онкологией.
Третий круг настоящих патриотов — ближайшее окружение Путина, чье положение зависит от него, и крупная экономическая элита, которая при новой власти с очень высокой вероятностью все потеряет. Но головы тех и других останутся на месте, что влияет на их патриотический накал.
Все остальное население, какие бы слова оно не говорило, являются эмоциональными, а не рациональными патриотами России. И не потому, что для рационального патриотизма у них места нет в голове. Такое место в теории есть у всех, каждый может стать рациональным патриотом. Но при условии, что лично он много теряет от поражения России. Не расстраивается, как болельщик от проигрыша своей команды, а именно теряет, и чем ощутимее эта потеря, тем сильнее патриотизм.
  Религия  
Теперь посмотрим, насколько религия может выступить в роли идеи. Начну с определения веры в Бога. Показателем веры является не произношение по случаю фразы: «я верю в Бога», а выполнение воли Бога. Настоящую веру показывают не столько словами, сколько делами. Кто не готов убивать и умирать за свою веру, готов только называть себя верующим и на форумах писать, как он верит в Бога, тот картонный верующий.
Вера большинства современных людей сводится к говорению о вере в Бога и к обрядам. Это вера в карманного бога — в сущность, которая не требует никаких жертв и вообще ничего. Этому богу не нужно приносить жертв и строить храмы. С него достаточно уголка в сердце верующего.
Карманные верующие заключают со своим богом договор о сотрудничестве: мы будем верить, что ты есть, а ты за это наши просьбы будешь выполнять. И нагружают его бытовыми просьбами: дать денег, найти жениха/невесту, успеть на самолет, избавить от болезни и прочее. С карманным богом люди торгуются как на рынке: «божечка, если ты поможешь мне в этом деле, то я взамен поверю, что ты есть, и даже буду при случае рассказывать, как ты мне помог».
Если бог хорошо справляется с поручениями, карманные верующие награждают его фразой «слава богу». Если же карманный не оправдывает возложенных на него надежд, люди сердятся на него, искренне возмущаясь в стиле: «Куда бог смотрит?!». Типа, я чо, зря в него верю?!
Карманный бог в табели о рангах ниже домового. Домовёнку хотя бы иногда дают блюдце с молоком. Карманному ничего. В него «просто верят». «…Лучше совсем без Бога, лучше на свой страх устраивать судьбу, лучше быть безумцем, лучше самому быть Богом!» (Ф. Ницше).
Надежным показателем всегда являются дела, а не слова. Если человек заблудился и не знает куда идти, его маршрут всегда хаотичный. Если же маршрут прямой как стрела, а человек говорит, что не знает цели — это показатель, что он сознательно или бессознательно себя обманывает.
Если через этот признак посмотреть, например, на людей, заявляющих себя агностиками, они говорят о невозможности иметь знание, то увидим бессознательный обман. Кто не знает, куда идти, у того не может быть целеустремленного пути. Его путь представляет хаотичное движение. Если мы посмотрим на путь агностика, то увидим, что он прямой как стрела. У рядового обывателя путь тоже прямой как стрела. Если сравним оба пути, то увидим их абсолютную идентичность — к бытовым благам, материальным ценностями и удовольствиям в моменте. Тот, кто называет себя агностиком, кладет все силы и время в том же направлении, что и обыватель, который слов таких не знает.