Аморизм (СИ)

Пока в России существуют две силы, между которыми идет перетягивание каната: одна видит свое благополучие в сохранении монархии, другая в ее разрушении. Как балерины Большого Театра в 1941 году, когда немец стоял под Москвой, шили себе новые платья, готовясь ко встрече победителей, так и либеральная общественность России готовится ко встрече победителей. Никто в таком развитии событий не сомневается, как только уйдет Путин, удерживающий сейчас Россию.
Западные королевства в свое время решили проблему, создав свое христианство с центром в Риме. У них получилось, потому что соблюдали догмы христианства, а епископ Рима был как в историческом масштабе равновелик императору, а в религиозном выше.
Русь вышла из ситуации более топорно. Отказавшись от решения собора по политическим соображениям, она создала нелегитимную Церковь. Но так как власть следовала христианским догмам, в будущем она исправила ситуацию. В итоге Москва стала третьим Римом в христианском смысле. Четвертому и правда не бывать, потому что христианство потеряло свое значение.
Современная Россия пытается преодолеть ситуацию по технологии западных королей и Василия II — создать свою демократию, центр которой будет в Москве. Это тупиковое направление, так как Россия не может соответствовать главной догме демократии — постоянно менять власть.
Создать видимость тоже не может. Для этого нужна выведенная из-под выборов сила, класс-хозяин государства, которого в России нет уже более ста лет. Вместо него класс управляющих, не считающих Россию своей собственностью не потому, что не могут, а потому что основания под этим нет. Потому что всем на уровне подсознания привита установка, что народ хозяин страны. И хоть все, кто мыслит в должном масштабе, понимают, что в реальности это невозможно, все равно…
Сумма этих фактов говорит, что России нужно искать выход не внутри демократии, а за ее пределами. Нужна политическая модель, дающая такие же ясные ответы на системообразующие вопросы, как и демократия: 1) кто хозяин государства? 2) из какого источника берется власть?
Создание такой модели требует, во-первых, избавиться от гуманистического мировоззрения, основания демократии. Это сложно. Догмы гуманизма и демократии сидят в подсознании, как в ерше крючок. Эта рыба его так заглатывает, что извлечь его можно только с потрохами.
Идеологические установки из населения извлекаются крайне тяжело, но извлекаются, чему пример советская Россия. За несколько десятилетий она заменила религиозное мировоззрение атеистическим. Так что смена мировоззрения — это больше инженерная и техническая задача.
Выполнить такую задачу может только идейная команда, члены которой видят в деятельности не зарабатывание денег и чинов, а служение. Причем, сознательное, а не манипулятивное. Тут не пойдет программирование людей посредством лозунгов в стиле «так надо!» и «ты должен!». Все это нужно для людей второго уровня. Первый же уровень должен сознательно служить.
Такое возможно относительно того, что человек считает онтологическом выше себя. На эту роль годится только идея мировоззренческого масштаба. Такой идее люди служат не потому, что их заставили, запрограммировали, купили или иным способом побудили делать то, чего никогда бы не стали делать без всего этого, а потому что видят в ней свой смысл жизни.
Показатель идеи — человек готов ради нее пойти на то, на что за деньги невозможно пойти. Цезарь говорил: я знаю многих, кто готов убивать за деньги, но не знаю никого, кто готов умирать за деньги. Деньги многое могут, но не все. Всемогущей является только идея.
Идея рождает идейных людей, костяк, на который крепятся безыдейные профессионалы, для кого единственным мотивом являются деньги и чины. Преторианская гвардия хороша только в том случае, когда одета на идейный костяк, как мясо на скелет. Если костяка нет, преторианцы весьма уязвимы для тех, кто может больше предложить.
Как дрова не могут дать температуры, необходимой для плавления стали, тут нужен уголь, так материальные кнуты и пряники не могут высвободить из элиты качеств, необходимых для решения сложившейся ситуации. Из этого следует главная задача России: обрести идею.
 
ШЕСТАЯ ЧАСТЬ
ИДЕЯ
«Против всего можно добыть себе безопасность,
а что касается смерти, то мы, все люди,
живем в неукрепленном лагере».
(Эпикур)
  Абсурд   
Строитель каждый день что-то делает, копает, пилит, приколачивает. Он знает конечную цель своих действий — дом, в котором будет жить. Вы тоже каждый день что-то делаете. Но можете ли назвать конечную цель своих действий? Какой результат вы хотите получить не завтра или через год-пять-десять-пятьдесят лет, а по итогу жизни? Строитель хочет дом построить. А вы чего хотите?
Вот представьте себя на смертном одре. Чего бы вы хотели в этот момент больше всего? Кто скажет, что хотел бы денег или чинов, славы и прочее? Кто может радоваться, что умирает развитым и реализовавшимся, богатым и знаменитым? Или печалиться по поводу того, что помирает он в бедности и неизвестности? Никто. Все это не имеет значения для умирающего.
Толстой в «Исповеди» пишет: «Не нынче-завтра придут болезни, смерть (и приходили уже) на любимых людей, на меня, и ничего не останется, кроме смрада и червей. Дела мои, какие бы они ни были, все забудутся — раньше, позднее, да и меня не будет. Так из чего же хлопотать?».
Единственное, чего вы захотите перед лицом смерти — это жить. Все остальное для вас будет бесконечно вторично. Потому что, чтобы иметь все остальное, нужно быть в наличии. Получается, высшей ценностью является жизнь. И если это так, то главная цель жизни — преодолеть смерть.
Если я спрошу вас, как бы вы хотели умереть, по своей воле или не по своей, что вы ответите? Вот представьте, к вам в дверь стучит смерть. Вы бы хотели иметь возможность не открывать ей? Или вам больше нравится вариант, когда она может войти к вам, не спрашивая вас?
Все эти вопросы риторические, т.е. ответ на них очевидный и однозначный. Человек хотел бы умирать тогда, когда он сам того захотел. А пока такого решения не принял, каждому хотелось бы оставаться молодым и здоровым, и жить до тех пор, пока не надоест.
Но если так, кажется логичным и самоочевидным искать возможность умирать, когда захотел. Почему же большинство не только не пытаются создать такую возможность, они даже мысли в ту сторону не допускают и всеми силами пытаются доказать, что умирать не по своей воле вполне себе естественно, а искать способ преодолеть смерть — это противоестественное и нездоровое желание.
Такие люди похожи на пассажиров тонущего судна, которые знают, что тонут, но вместо того, чтобы сосредоточится на решении проблемы, занимаются обустройством каюты и получением удовольствий в моменте. Можно ли такое поведение назвать адекватным — вопрос риторический.
Адекватным является поведение, соответствующее ситуации. Если дом горит, а люди в нем ужинать усаживаются, а потом мать укладывает детей спать, а отец устраивается перед монитором в кресле с вечерними новостями знакомиться, отмахиваясь от дыма, они неадекватно себя ведут.
Разумно то поведение, что соответствует ситуации. На планете нет ни одного психически здорового человека, кто сомневался бы в приближении к нему смерти. И какая у людей реакция на этот факт? Никакой. Является ли разумным тот образ жизни, каким живут люди? Нет.
Любое живое существо, начиная от клетки, реагирует на зафиксированную опасность и в меру своих сил пытается защититься от нее. Насколько эффективно, второй вопрос. Упор только на то, что реагирует. Даже если оно не понимает, в чем именно выражена опасность, только чувствует ее, все равно реагирует. Например, животные на тонущем корабле не понимают характер угрозы, но чувствуют, что она смертельная, и волнуются. Крысы с тонущего корабля в воду прыгают.
Животное не реагирует на приближающуюся к нему старость и смерть, так как не видит этой опасности, не может переложить вид мертвого собрата на себя, не понимает, что его в будущем постигнет такая же судьба. Максимум, животному грустно при виде мертвого, но это все.