Ледяная княжна

      Мы немного затормозили около просторной палатки, входное полотнище хлопнуло за спиной одного из конвоиров и тут же распахнулось обратно. 
      - Заходи, - мотнул он головой. 
      Я вошла, огляделась. Временность сего пристанища чувствовалась во всем. Серое одеяло так и осталось свернутым на узкой койке. Сбоку на столе были в беспорядке навалены карты и бумаги, шинель брошена на кровати, а керосиновая лампа покачивалась под потолком, заливая желтым светом широкий стол. Сидящий за ним мужчина сосредоточенно писал. Не прекращая своего занятия, он отдал короткую команду: 
      - Свободны. 
      - Но?! - попытался было возразить один из конвоиров и тут же нарвался на повторное и угрожающее: 
      - Свободны! 
      Конвоиров как ветром сдуло. Полотнище удовлетворенно захлопнулось за ними, оставляя нас наедине. Я хмыкнула - дисциплина, однако, прошла к столу, выдвинула табурет и уселась на него. Зоркий взгляд голодного человека (тушенка уже испарилась от беготни по лесу) выхватил стоящий на столе котелок, заботливо обернутый в газету. Пододвинула к себе, открыла крышку. М-м-м, каша с мясом. Уже успела остыть, но еще не заледенела. 
      Мужчина, наконец, дописал свое важное донесение, отложил перьевую ручку в сторону, помахал листом, подсушивая чернила. 
      - Так проголодалась? Давно по лесам бегаешь? - спросил, не глядя в глаза. 
      - С тех пор, как к нам решила наведаться тайная канцелярия, - пробубнила с набитым ртом. Высоко поднятые брови отца и неодобрительный взгляд... Да, я в курсе, что мои манеры значительно ухудшились за последнее время, но время такое, что не до манер. 
      - Значит, канцелярия. 
      Тонкие пальцы рассерженно забарабанили по краю стола. Отец рывком поднялся, потер лицо. Я следила за ним и не могла не видеть, как он устал, как опухли и покраснели от бессонных ночей глаза, а лицо осунулось и побледнело. 
      Отец опустился передо мной на колени: 
      - Она была права, - вглядываясь в мое лицо, он покачал головой и огорченно поджал губы, - твой дар еще удивит своей силой. 
      - Я тоже рада тебя видеть, папа, - отложила в сторону ложку. 
      - Прости, - выдохнул он, обнимая, - прости за все, солнышко. 
      В Танилграде отца уважали за твердость, он всегда держал слово. К нему приходили за советом соседи, отцу прочили место народного судьи, так как в споре его нельзя было подкупом заставить встать на чью-либо сторону. Он был опорой семьи, нашей каменной стеной, за которой так легко было укрыться маленькой девочке. Но девочка выросла, а стена оказалась с тайниками. 
      Я отстранилась, чувствуя огромную неловкость. Он понял. Встал, отвернулся к стене палатки, как будто там можно было найти подсказку по разбиванию стен между близкими. 
      Повисло тягостное молчание. Глупо. Я так мечтала об этой встрече, так надеялась на нее, а теперь сердце раздиралось на две половинки от противоречивых обид, и любовь в нем боролась с оскорбленной гордостью. 
      Он мой отец и любит меня! 
      Он обманул и предал, заставив поверить, что дара нет. 
      Он хотел, как лучше, хотел, чтобы я жила обычной жизнью, не сталкиваясь со злом. 
      Он сделал выбор за меня, как будто я кукла, а не живой человек. 
      Он хотел... 
      - Твои не бросятся спасать командира от ледяной? - разорвала молчание, когда в голове не осталось больше здравого смысла. 
      Отец повернулся, и на мгновение мне показалось, что его глаза покраснели еще больше. Нет, точно показалось. Такие мужчины, как он, никогда не плачут. 
      - Я - маг, - пожал плечами, словно извиняясь за данный факт, - и не самого низкого уровня. Так что наша беседа наедине лишь добавит мне популярности. Полог тишины я повесил, не переживай. 
      - У меня осталось мало сил, чтобы переживать. 
      Обида взяла верх. В горле образовался комок горечи, который никак не хотел проглатываться. Еще немного - и плотина прорвется, выплескивая наружу накопленные боль, страх, отчаяние. 
      - Если бы я мог... 
      - Мог! 
      Я с ужасом поняла, что кричу и не могу остановиться. 
      - Мог все рассказать! Мог дать право выбора, а не лгать! 
      - Риш! - он попробовал меня одернуть. 
      - Нет больше Риш. Посмотри на меня! Что во мне осталось от прежней белокурой девочки, которой ты так восхищался? Я - Айрин, папа. Ледяная ведьма. Та самая, от которой вы пытались меня уберечь. И я ничего не знаю. Ни о даре, ни о ледяных. Одни только дедовы сказки, а сказки, как оказывается, врут. 
      Он не перебивал, давая выговориться, и только потемневшее лицо и тусклые глаза говорили о том, что каждое мое слово находит кровавый путь в его сердце. 
      Гнев угас. Осталась лишь горечь. Я могла бы рассказать еще так много и стольким поделиться... Но он был южанином, а я ледяной. 
      - Не стану оправдываться, Айрин, - голос его был глух, а опущенные вниз глаза говорили о многом, - думаю, ты уже поняла, что такое жизнь ледяных... Если её и можно назвать сказкой, то очень страшной. Мы не желали такой участи для тебя. Никто не хочет отправлять на войну ребенка. Семья Таль-Сорецки была кое-чем обязана твоему деду, и только поэтому нам разрешили оставить тебя дома. Особое снадобье подавляло дар. Еще лет пять, и он бы не проснулся никогда. Ты бы выросла, вышла замуж, родила детей и никогда бы не боялась спать по ночам. 
      Он посмотрел на меня долгим взглядом, в котором было столько горечи и сожаления, что я не выдержала. Слезы покатились по щекам. Это был плач по розовому платью, которое мне должны были сшить к совершеннолетию, по любимому пирогу с яблоками и корицей, по теплым летним вечерам, когда так приятно прогуливаться среди пологих холмов Танилграда, по всему тому, что я навсегда оставила дома. 
      - Милая.... 
      Он пересадил меня на колени, обнял, гладя по спине, а я продолжалась сотрясаться в рыданиях, не в силах остановиться, и не сразу поняла, о чем он говорит. 
      - Но даже сейчас действие снадобья должно было его сдерживать. Твой дар, Айрин, что-то его спровоцировало. Кто те люди, с которыми тебя задержали? И где слуги? Ты ведь не одна бежала из дома? 
      Вытерла слезы. Всхлипнула для порядка пару раз, успокаиваясь, и горько усмехнулась про себя. Мужчины везде одинаковы. Мысль об одинокой женщине, путешествующей без сопровождения, вызывает в них священный ужас, даже если эта женщина - ледяная ведьма. 
      - Это не важно. 
      - Нет, важно! 
      Глубокая морщина на лбу, лед в усталых глазах. Ты беспокоишься обо мне, это понятно, но я уже не маленькая девочка и могу сама отвечать за свои поступки. 
      - Эти люди спасли мне жизнь, я им верю. Этого достаточно. 
      Насмешка в глазах, дернувшийся уголок рта. Для тебя я все еще маленькая девочка, которая нуждается в защите. Прости, папа, но это уже не так. 
      - А слуги... между временем на побег и парой людей под боком я выбрала время. 
      Сузившиеся глаза и болезненное осознание истины. Да, ты прав, было нелегко, но я выжила и стала сильнее. 
      - Дар пробудился, чтобы защитить тебя, - прошептал отец, вздохнул, расправил плечи. - Не хочешь ничего рассказать? 
      - Ты не ледяной и должен спать спокойно, - с горькой улыбкой покачала головой. 
      Он замер, осознавая, что впервые у дочери появились секреты, на которые она имеет право. 
      - Я могу дать тебе своих людей, - проговорил глухо, пряча в глазах отчаяние. 
      - Нет. Рисковать кем-то еще я не буду. Ледяные, что со мной, опытные люди и не раз бывали у вас в гостях. Не переживай, мы пройдем без проблем. 
      Говорила и сама верила. Почти. 
      - А третий? Он степняк. 
      - Мой вассал. 
      Глаза отца удивленно расширились. 
      - Так получилось, - виновато пожала плечами, - но я его освобожу, как только дойдем до гор.