Околдованная (ЛП)
— Всегда пожалуйста.
Широкая улыбка на моём лице совершенно неожиданна и заставляет меня чувствовать себя виноватой. Могу ли я улыбаться? Мне не кажется, что я должна волноваться, особенно учитывая, какой расстроенной выглядела моя мама, когда выходила из комнаты.
И тут моя улыбка угасает.
— На самом деле, я позвонила, чтобы попросить об одолжении, — я быстро меняю тему, пока не заплакала.
— Ладно… что случилось? — он, кажется, сопротивляется.
— Ничего особенного. Мне просто нужна информация о том, что произошло сегодня, — говорю я и вкратце рассказываю ему о том, что произошло у Джейса.
— На что был похож голос? — спрашивает он, когда я заканчиваю.
Я грызу ноготь большого пальца.
— Честно говоря, это звучало как-то механически, словно в записи.
— Скорее всего, это была просто запись, — уклончиво предполагает он.
— Но я слышала его только в своей голове, — замечаю я. — Всё было у меня в голове.
— Может быть, это игра твоего сознания, или твоя вторая сущность, — весело говорит он.
Я закатываю глаза.
— Советуешь мне меньше есть сладкое? Потому что единственное, чего мне сейчас хочется, — это шоколад и кикбоксинг.
— Кикбоксинг? Серьёзно?
— Что? Это помогает мне опустошить мозг, ясно?
— Хорошо. — Повисает долгая пауза, прежде чем он снова заговаривает, в его тоне слышится осторожность:
— Как ты?
Я хмурюсь от такого поворота разговора.
— В порядке, наверное.
— Хорошо. — Похоже, ему так же неуютно, как и мне. — Ты…? Тебе что-нибудь нужно?
Я сжимаю губы и глубоко вдыхаю, пытаясь успокоиться.
— Да, скажи мне, что, по-твоему, может означать этот голос.
Он вздыхает.
— Я уже высказал тебе несколько идей, и, кроме этих, у меня нет никаких предположений.
— Ты же знаешь, что я в курсе, когда ты врёшь, да?
— Чушь собачья. — В его тоне слышится веселье, смешанное с раздражением. — Ты знаешь меня всего неделю. И понятия не имеешь, лгу я или нет.
Я переворачиваюсь на живот.
— Не хочу тебя расстраивать, но ты как открытая книга.
Он фыркает от смеха.
— Большинство людей обычно говорят обо мне обратное.
— Ну, у большинства людей нет дара чтения людей вроде тебя.
— Или, может, ты просто издеваешься надо мною прямо сейчас.
— Возможно. А может и нет. Может, я вас всех раскусила.
— Никто меня не раскусил, — бормочет он скорее себе под нос.
В трубке повисает тишина.
— Хорошо, — сдаётся он, и на моем лице появляется улыбка. — Но ты уверена, что хочешь знать, что, по-моему мнению, это был за голос? Потому что всё действительно плохо. — От его зловещего тона по моему телу пробегает холодок.
— Насколько плохо? — спрашиваю я.
— Типа, жизнь меняется очень быстро и круто, — отвечает он.
— Для меня?
— Нет, для твоей тети или двоюродной сестры. Всё зависит от того, для кого был предназначен этот голос.
Я проглатываю подступающую к горлу тошноту. Смогу ли я вынести ещё какие-нибудь плохие новости? Боль в груди и жжение в животе умоляют повесить трубку, не слыша ответа, но я никогда не относилась к тем, кто убегает от правды. Хорошо это или плохо, я предпочитаю знать, чем жить в мире, сотканном из лжи.
— Скажи мне, что, по-твоему, это такое, — шепчу я.
Он разочарованно вздыхает.
— Сгустки энергии. По сути, они сдерживают человека от превращения.
Я сглатываю.
— Как именно это работает?
— Возьмём, к примеру, ситуацию, когда кого-то укусил оборотень, и он хотел сделать всё возможное, чтобы не поддаться всепоглощающему гневу и не захотеть убивать. У него может быть этот сгусток, который поможет ослабить жажду. — Резкость в его тоне заставляет меня задуматься, не пользовался ли он этим.
Я тереблю уголок книги.
— Эта штука, сгусток — существо? Или какая-то программа? Потому что это похоже на самоучитель.
Он глухо смеётся.
— Это определённо более агрессивно, чем книга.
— Так это существо?
— Нет, не совсем.
— Ладно… теперь я ничего не понимаю.
— Это трудно объяснить. — Между нами ненадолго повисает тишина, прежде чем он продолжает: — Это похоже на тень того, кем человек был раньше… похоже на его сознание до превращения.
— Почему я никогда не слышала об этом раньше?
— На самом деле о них мало кто знает, и их чертовски трудно достать, но, поскольку твоя тётя ведьма, она могла бы использовать заклинание слежения, чтобы найти их.
Мой мозг перегружен, я почти сгораю от мыслей о том, кто пользуется подобными сгустками, и во что они превращаются. Это почти невыносимо.
Я изо всех сил стараюсь говорить ровным голосом.
— Но раз я это слышала, получается: либо моя тетя, либо Джейс во что-то превращаются.
— Похоже на то. — Его голос мягкий, осторожный.
Чёрт возьми! Всё так запуталось. Я просто хочу, чтобы всё вернулось на круги своя до того, как я получила свою метку Хранителя. Мой дедушка был бы жив, а мы с Джейсом всё ещё были бы достаточно близки, чтобы он просто рассказал мне, что происходит.
Я зажмуриваюсь и скрещиваю пальцы, чтобы проснуться. Но когда открываю глаза, то по-прежнему лежу на кровати с телефоном, прижатым к уху, и огромной пустотой в сердце.
— Как понять, обращается ли кто-то в другую форму? — спрашиваю скорее саму себя. — И во что они превращаются?
— Они не делали ничего странного в последнее время? Например, превращались в зверей в полнолуние? Пили кровь? Отрастили рога и чешую?
— Рогов и чешуи нет, но, честно говоря, я понятия не имею об остальном… в последнее время мне было не до этого.
— Всегда можно проверить.
— Как?
— Облей их святой водой. Прикоснись к ним железом. Проткни их кожу серебром и посмотри, не появится ли ожёг. — Гнев, ощущаемый в его тоне, заставляет меня задуматься, не проверяет ли его кто-нибудь.
— Это звучит ужасно по отношению к тому, кто мне дорог, — говорю я, садясь на кровати.
— Ты будешь удивлена, узнав, скольким людям наплевать на то, что они причиняют боль тем, кто им дорог.
— Ну, я бы лучше не причиняла боль своей тете или Джейсу. В конце концов, они расскажут мне, что происходит. — Я должна верить, что они расскажут, потому что правду слишком тяжело вынести — они никогда не расскажут мне, потому что не доверяют.
Ему требуется некоторое время, чтобы ответить:
— Ты не такая, какой я тебя себе представлял.
— А какой, по-твоему, я должна быть? Бессердечной и подлой?
— Менее сострадательной и больше похожей на Стражника.
Я морщусь, думая о Вивиан с её настроем против Стражников и о том, что, когда вернусь в Академию на следующей неделе, мне придётся провести с ней отработку.
— Не все Стражники бесстрастны.
— Но многие, — отвечает он как ни в чём не бывало. — Я видел, как они убивали людей, основываясь исключительно на том, кто они такие, а не на том, совершали ли они преступления.
Я хочу возразить, но есть Стражники, которые будут пытать тех, кого любят, если им покажется, что они превращаются во что-то нечеловеческое. Они могут даже подумать о том, чтобы убить их, посчитать, что их души умерли вместе с человеком, которого они когда-то любили.
— Ну, я не такая, — это правда. — Как и моя семья.
Проходит пара секунд, прежде чем он говорит:
— Я надеюсь на это, ради твоей тёти и кузена. Но на твоём месте я бы держал этот наш маленький разговор при себе, по крайней мере, до тех пор, пока ты не разберёшься, что происходит.
— Спасибо. Договорились. И спасибо за помощь. Ты только что сэкономил мне кучу времени на чтении занудных книг.
— Да, понимаю. Почти каждое новое дело требует небольшого изучения книг, в некоторых случаях больше, чем в других. Это та ещё заноза в заднице.
— Готова с тобой поспорить. — Я делаю паузу, раздумывая, спрашивать или нет. К чёрту. С таким же успехом можно рискнуть. — Ты, случайно, не хочешь сэкономить мне ещё несколько часов и рассказать, что значит «элект»? В противном случае мне придётся снова взяться за книги.