Царь девяти драконов (СИ)
Кажется, стражники были шокированы не столько появлением старейшины под стенами города, сколько тем, что тот лично управлял повозкой.
— Да, — цзы придерживался все того же сухого тона.
— Почему ты снова здесь, почтенный?
— На меня напал ху, а этот благородный воин — спас меня.
Один из копейщиков сощурился, силясь рассмотреть спутника старейшины, но игра света и тени позволила лишь увидеть тигриную шкуру на плечах да голове.
— Духи сберегли вас, не иначе, — трепетно прошептал другой.
— Да. Мне нужно ненадолго вернуться. Поведать обо всем и отблагодарить спасителя.
— Конечно! — с готовностью воскликнул второй караульный.
Однако первый неуверенно спросил:
— А почему он прячет лицо под одеждой?
— Досталось ему от зверя. Да и меня ху по шее цапанул.
— Нам бы посмотреть, кого пускаем внутрь, — осторожно подметил воин.
— Не веришь слову цзы? — сузил глаза Хэн.
— Прости меня, бо, но я получил приказ от самого гуна Фу — усилить охрану ворот.
Старейшина обернулся через плечо. Шанкар увидел, как цзы махнул ладонью снизу вверх и понял, что тот просит снять накидку с головы.
«Проклятье... проклятье-проклятье-проклятье!».
Сердце забилось так сильно, что он больше не различал ударов. Лишь неимоверным усилием воли, охотник сохранял самообладание.
— С ним все хорошо, бо? — озабоченно поинтересовался стражник. — Или он тебя не слышит?
— Он ранен и устал, — сухо ответил Хэн и повторил жест.
Напряжение нарастало. Оно повисло в воздухе и напоминало затишье перед страшной бурей. Шанкар ловил на себе любопытные взгляды караульных. Видел, как их руки крепче сжали копья.
Цзы вновь махнул рукой, прося снять накидку. Охотник понял, что дальше медлить нельзя. Чувствуя, как вспотел, будто весь день просидел на жаре под открытым небом, он дотронулся до тигриной шкуры и медленно снял ее с головы. При этом постарался чуть опустить голову и прикрыл веки.
Стражник увидел черные волосы, убранные в пучок. Темное лицо, измазанное грязью. В сумраке вечера бурые пятна очень походили на кровь. Воин тут же засмущался и поклонился.
— Простите, почтенные, но у меня был приказ...
— Открывай! — тут же крикнул его товарищ, и створки деревянных ворот начали со скрипом расходиться.
— Да хранят вас духи на вашем пути!
— Спасибо, — сухо поблагодарил Хэн.
Телега двинулась вперед. Шанкар вновь нацепил шкуру на голову. Сердце готово было разорваться в груди. Лишь только когда ворота позади с глухим стуком захлопнулись, охотник чуть успокоился и перевел дух. Огляделся. Кажется, здесь располагалась часть города для простолюдинов, судя по бедняцкой застройке в виде маленьких хижин с соломенными крышами. Местами хибары стояли так плотно друг к другу, что между ними с трудом можно было протиснуться. Влево вела узкая тропа между небольшими огородами. В сумерках можно было различить стебли бобов. В полумраке они напоминали извивающихся змей. Шанкар моргнул.
— Что дальше? — сухо спросил Хэн.
— Поезжай вперед, — ответил охотник осматриваясь. Вести разговор вблизи стен явно не стоило.
— Пхым, — цзы рассек тростью воздух, и быки продолжили путь.
В наступающей ночи эта часть города выглядела мрачной и угрюмой. Одинаковые дома по обе стороны от дороги напомнили Шанкару о Мохенджо-Даро. Там тоже жилища людей не отличались разнообразием. Но на улицах столицы долины Синдху по ночам зажигали огни и вели стражу воины. Даже в бедняцких пригородах. А здесь...
«Может, оно и к лучшему».
Они проехали достаточно, когда от тракта влево повела еще одна тропа. Шанкар бросил беглый взгляд и тут же приказал.
— Сворачивай.
Хэн подчинился.
Улочка оказалась довольно узкой. Быки с трудом проезжали по ней, а телега едва не задевала бортами лачуги. Охотник опасался, что они разбудят местных, и кто-нибудь выйдет посмотреть, что происходит, но все оставалось тихо. Наконец впереди показался просвет. Хижины заканчивались, вновь переходя в небольшие огороды. Они шли на север вплоть до самой стены. Фасоль на местных участках была едва ли не с человеческий рост.
— Стой, — глухо молвил Шанкар, и повозка замерла.
[1] Шанкар сравнивает Хэна с медоедом, бесстрашным и упрямым зверьком.
[2] Китайская мудрость.
Глава 14
— Теперь поговорим, — молвил охотник, вновь приставляя копье к спине цзы, — где их держат?
— Пхым, — голос Хэна оставался презрительным, но теперь в нем засквозили иные нотки. Шанкар не мог пока понять какие, но тон точно стал другим. — У язычника слабая память. Я же говорил — в яме.
— В какой именно? — процедил охотник, чуть надавив копьем.
Старейшина не дрогнул:
— У дворца светлейшего вана.
— Что их ждет?
Цзы не ответил. Он устремлял взор перед собой. Осанка по-прежнему оставалась гордой и прямой... но что-то было не так. Шанкар начинал нервничать.
— Что их ждет?! — резче повторил он.
— Жертвоприношение, — спокойно ответил Хэн, подтверждая страшную догадку Ли.
Охотник на секунду прикрыл глаза. То, что поведал призрак Кали ему тогда... в тот день он не придал этому особого значения. Был слишком шокирован. Слишком потрясен. Воспоминания о прошлом вкупе с событиями настоящего притупили значения тех слов. Шанкар воспринимал Башэ как угрозу, пусть и узнал от мертвого земляка его истинные цели. Возможно, в глубине души он еще верил... надеялся на что-то. Но теперь эта вера рухнула, как потрескавшийся от старости кирпич.
— Когда? — глухо спросил он.
— Завтра вечером Шанди получит свои жертвы. И вознаградит нас победой над Башэ.
— Как туда пробраться?
— Во дворец светлейшего Лаоху тебя не пустят, пхым, — презрительно пыхнул Хэн, — даже в шкуре ху.
— Где дворец?
— К юго-востоку отсюда.
«Завтра вечером... завтра вечером... у меня есть время только до завтрашнего вечера...».
— Где пройдет обряд?
— Не знаю.
Шанкар надавил копьем так, что чуть не проколол дыру в одежде цзы:
— Где пройдет обряд?!
Тот помедлил немного, но все-таки ответил:
— Обычно для него выбирали одно из двух мест. Храм предков, величайшая святыня Хучена, или площадь перед восточными воротами. Но с тех пор много воды утекло.
— В каком месте он пройдет в этот раз?
— Не знаю.
— В каком?!
— Ты можешь убить меня, язычник, — спокойно молвил Хэн, — но я не знаю.
«Убить... убить...».
Охотник не хотел кривить душой. Он не испытывал и капли жалости к человеку, сидевшему рядом. Сумерки сгустились, размывая силуэты. Но даже в ночи, под угрозой смерти, старейшина сохранял достойный вид. Слишком надменный. Слишком спокойный.
«Слишком».
Шанкар был уверен — Хэн заслуживает смерти. За то, что сделал с Кали и его семьей. За свои лживые проповеди. За то, что сотворил с Абхе и Караном... по чьей вине им теперь угрожают страшные муки. И сейчас, после того, что случилось сегодня, нельзя оставлять его в живых, иначе он все расскажет страже и тогда...
— Слезай, — тихо приказал охотник.
На удивление цзы покорно повиновался и ловко спрыгнул на землю. Быстро осмотревшись и никого не заметив, Шанкар последовал за ним.
Хэн остановился спиной к нему, в двух шагах у обочины. Высокие стебли фасоли, вьющиеся по тонким опорам, возвышались над головой.
Охотник молча смотрел на этого человека, ставшего ему ненавистным. Он хотел убить его. Пронзить самое сердце. Тот редкий случай, когда разум и душа выступили в едином порыве. Но что-то мешало нанести роковой удар. Непонятное чувство. Не совесть, нет. Шанкар сам не мог до конца понять. Было в убийстве безоружного что-то... неправильное.
«Нельзя... нельзя оставлять его в живых».
Нечто внутри воспротивилось этому решению, но охотник заставил себя перейти невидимую черту.
Шумно втянув носом воздух, он замахнулся и ударил Хэна копьем. Каково же было удивление, когда то прошило пустоту. В последний миг цзы уклонился и ринулся меж стеблей фасоли.