Начало пути (СИ)

Потому и бежит Алексей Борисович. Можно отсидеться в усадьбе под любым предлогом, да выждать стабилизации обстановки. А еще, у Куракина долги. И чем более становится очевидной более жесткая опала, тем чаще имеют наглость напоминать о себе кредиторы.
Вот кого нужно в журналисты — прислугу. Казалось, что все слуги непробиваемые, словно обесчеловеченные, безэмоциональные, но нет, они люди, при том весьма разговорчивые. Нужно только слушать и быть чуточку рядом с прислугой. Но это не трудно, так как люди Куракина говорили на всех стоянках и в полный голос. Сам князь всегда держался в стороне, а я как-то посередке, но больше, все-таки недалеко от Алексея Борисовича. Я же для него единственные «свободные уши», а дорога сложная, с частыми остановками. Тут без разговора вообще можно со скуки чего дурного надумать.
— Ты же, Мишель, читал о деле Жана-Батиста Каррье? — спросил Куракин, которому становилось все более скучно.
— Да, месье, конечно, — отвечал я на французском языке, на котором и был задан вопрос.
— Это же ужасно! Сколько уже крови пролилось! — деланно возмущался князь.
Это не был разговор, Куракин, можно сказать, имитировал светскую пустую беседу. Все же он человек двора, не хватает и общения, и сплетен, промывания косточек всем и каждому. И во всей его свите, что отправляется в Белокураково на Слобожанщину, я оказался единственным «в теме».
Разбавить скуку Алексея Борисовича могла бы его супруга, Наталья Ивановна, но эта шальная женщина решила остаться то ли в Берлине, то ли в Вене еще на недельку-другую, а то и на полгода.
Странные у них отношения, мне не понятные. Живут чуть ли не разными жизнями. Наталья Ивановна певица, по крайней мере, она именно так себя позиционирует, любит общество, но, скорее, европейское. Ездит по Европе по нескольку лет без посещения России. И все это без мужа. И все равно все считают, что у них счастливый брак. Ну да это их личное.
— Этот ужас будет во Франции продолжаться, пока не появится монарх, — поддерживал я тему под болтанку в карете.
— Ты предполагаешь, что могут пригласить Бурбонов? Роялисты побеждены, не будет этого, — князь снисходительно улыбнулся. — Конвент не допустит. Там столько крови роялистам пустили, что просто некому сопротивляться.
— А я не о Бурбонах. Среди революционеров выделится персона и возглавит Францию. Думаю, что это будет решительный военный. Вот мне на ум пришло имя… Наполеон Бонопарт, — включил я оракула.
— Что-то слышал о нем… А! Да, припоминаю. В числе тех, кто смещал Робеспьера было такое имя. Нет, Мишель, этот офицер не может возглавить Францию. Это против всего и республики и монархии с ее преемственностью, нет, решительно, ты не прав, — с чувством превосходства объяснял мне князь.
Во мне просыпался азарт. Я хотел поспорить с Куракиным на приличную сумму денег. Он любит подобное, не отказал бы в пари. Но зачем же создавать проблемы на ровном месте? Вот поспорю, что Наполеон захватит власть и даже станет императором, выиграю, ну сто рублей, пусть пятьсот, а сколько подозрений будет? Такие предсказания нельзя объяснить анализом. Сейчас Наполеон еще сильно в тени иных военных и просто лидеров-демагогов. Вот устанет народ от постоянно трепа без существенных изменений и, элементарно, хлеба, да и будет искать сильную руку.
Но вот говорить и даже писать о будущем, якобы анализируя, я собираюсь. Тут без имен, только сущность тенденций. Подобное может привлечь внимание вплоть до императора, кто бы им не был. Наряду с тем, что я собираюсь еще делать, подобное быстро выделит меня из толпы даже без Куракина, но с ним будет легче.
— Но частью, Мишель, я с тобой соглашусь. Республика — это красиво, но даже во Франции, которая не в пример России, просвещенная, не сработало. Вокруг только пролитие крови и мракобесие. Ты же слышал, что Робеспьер даже предлагал поклоняться какой-то там богине, отрицая христианство? — продолжал разговор Куракин.
Это все интересно, но сегодня я больше хотел не языком цепляться с князем, а спать. Последняя ночевка была, так скажем, бурной. Мы остановились на постоялом дворе, занимая сразу все жилые комнаты. Досталась и мне комнатушка. Такая себе, с высоким содержанием клопов, пауков, муравьев, к тому же еще и морозная, так как труба только чуточку выступала из стены и этого не хватало для комфортной температуры.
 
Но мне и не пришлось мерзнуть. Я попробовал свое тело на предмет… Интимный предмет. И так как такие эксперименты лучше всего совершать не одному, я пригласил к себе дочку трактирщика. Перекинувшись с девушкой словами, я напрямую предложил денег. Такая торговля была вполне нормальным явлением для Марты, так звали дочь немца-трактирщика в Туле.
Не скажу, что мне край, как нужна была женщина. Нет, я бы даже сказал, что очень странно, но нет, я не испытывал влечения к женщинам. Были в свите князя парочка девиц-слуг, которые непонятно какой функционал имеют, но и к ним я был равнодушен, не хотелось задирать подол. А в прошлой жизни без женской ласки было никуда, я прямо-таки психологически высыхал. Чтобы вот так и без женщин? Раньше через неделю уже был готов с любой.
Потому всерьез испугался, что я какой-то не такой, не дай Бог, что вообще, другой. Да еще вспомнил, прибегнув к послезнанию, что Сперанский провел в браке только год или чуть больше, но никаких женщин более в жизни чиновника не появлялось. Вот и подумал, что нужно проверить эмпирически.
Результатом эксперимента доволен. Все со мной нормально. Большую часть ночи провел в сладострастном упоении, позабыв обо всем. Вот сейчас еду, Куракин втирает мне про французскую революцию, не страшась уже ничего, крамольно расписывает прелести республики, а я думаю: не подхватил ли я сифилис. Читал, что в этом времени чуть ли не каждый третий — сифилитик. А то, что Марта уже не любительница, а профессионалка, говорит о том, что многие постояльцы экспериментировали с полноватой немкой подобным мне образом.
Вот же будет хохма, если Сперанский заболеет сифилисом и на этом его карьера и закончится. Что-то я не слышал, чтобы в России были безносые тайные советники, или статские. А лечить тут эту болезнь никто не умеет. Нет, не будет этого. А, если что, так у меня будет такая всепоглощающая мотивация создать пенициллин, что я это сделаю.
— Миша, Миша! — перейдя на русский язык, пытался вернуть меня в русло разговора Куракин. — Ты что уснул?
— Нет, Ваша Светлость, задумался. Скоро русским солдатам воевать с французами, вот я представил эти сложные бои, — сказал я.
— Не включай предвидение Кассандры. Россия только пошлет флот в помощь англичанам для блокировки портов. Воевать с Францией на суше будет кому, — скептически высказался Куракин. — Какие бы французы не были отчаянные, они не смогут разбить славную армию Пруссии. Австрийцы тоже решительно настроены.
Я не стал спорить, незачем. Тут только бы поддерживать разговор. Между тем, уже в этом году должен формироваться русский экспедиционный корпус. Будет подписан какой-то там акт, договор, с Англией и еще с кем-то. Только смерть русской императрицы, как и отвлечение России на войну на Кавказе, не позволят осуществиться острой фазе русского противостояния французской республике. Но после будет Суворов и Альпы.
Куракин не унимался еще долго. Потому, как только он пересел в другую карету, бывшую более теплой, я выдохнул и решил почитать. Скоро ко мне в карету придут сын и племянник князя и я должен провести урок. Куракин посчитал, что дорога — это не повод не учиться.
Однако, началась серьезная метель. Вдруг, пошел снег и необычайно сильный ветер метал снежинки, увеличивая сугробы прямо на глазах, если эти глаза получалось разлепить от снега. Наш поезд остановился.
Приоткрыв дверцу, мое лицо сразу же было залеплено снегом. Пришлось закрыться в карете и накинуть тулуп. Куракин и даже его дворецкий, который так же ехал в поместье, были в шубах. А мне только и выдали, что тулуп. Ну да ладно.
— Любезный, кони встали? Помочь чем? — выкрикнул я мужикам, которые суетились у кареты.