Вечный юноша

Кроме того, религиозная фанатка, мать никогда не могла мне простить моего безбожия и моих симпатий к евреям.
Слов нет, судьба семьи сложилась очень трагично. Но и в этом нет ничей исключительного. Наоборот, довольно банальная вещь, потому что это всецело обусловлено исключительностью самого времени (эпохой, историческим моментом). В этом нет даже ничего нового — так было в эпоху религиозных войн в Европе, так было в эпоху французской революции, так неизбежно случалось и в эпоху нашей Социальной революции, словом, так было всегда, когда рушилось старое и зарождалось новое. Под натиском этих начал распадались и семьи, потому что ни принадлежность к одной семье, или к той или иной среде, не обеспечивает единства верований и убеждений, ни одинакового осмысления и оценки происходящих событий. И если человек перерастает свою среду, она теряет над ним свою власть.
Еще нелепее, милая Рая (Раиса Миллер, это черновик письма к ней в Париж — Н.Ч.), определять свое отношение к историческим событиям и оценивать их с позиции только личных обид и личных или семейных трагедий — это слепота и недомыслие. Ведь это можно вернуться к такой дикости, как родовая кровная месть.
Для мыслящего человека — это будет трагедией его личной судьбы, но не может быть причиной его идейных убеждений. К идейным убеждениям человек приходит через жизненный опыт, путем осмысливания социальной действительности, исторического процесса, жизни, его отношения к человеку. Одни эмоции без участия головы в этом деле порождают настроения, а не убеждения — кстати, у меня, откровенно говоря, Левин туристский поход к наполеоновским местам вовсе не вызывал иронии, а очень меня огорчал.
Вся беда заключается в том, что они безнадежно отстали от действительности, живут прошлым, они унесли с собой воспоминания о действительно трудовых, тяжелых, даже страшных временах и по этим воспоминаниям пытаются судить о нашем сегодняшнем дне.
Но те времена прошли давным-давно и мы верим, что навсегда. Они были осуждены официально и всенародно, еще глубже осуждены они самим народом.
Наша действительность ушла далеко вперед и не похожа на вчерашний день.
Было время, когда Лева упрекал меня в незнании нашей действительности — что же, в то время, может быть, козыри были в его руках, но теперь они перешли ко мне. Мы не скрываем наших недостатков, у нас их еще много. Ты сама можешь прочитать о них в любой нашей газете. Но главное остается главным. Мы строим новую, небывалую, лучшую жизнь — строим трудно (при этом труднее всего переделать человека) — она вырастает и улучшается на наших глазах. И потому я глубоко верю в правоту нашего дела и правоту выбранного мною пути. И никакая ирония не убьет эту веру.
Я знаю, что и Лев, и его друзья воображают себя Герценами! Но это горестное и смешное недоразумение! Герцен смотрел вперед, а они смотрят назад. Хотят или не хотят этого, однако, льют воду на чужую мельницу и работают на тот гнусный мир, судьбы которого — факт остается фактом — вершит денежный мешок и в своих интересах.
Я знаю, пройдет еще несколько лет и от всей этой мышиной беготни останется один «пшик», как остался от старой эмиграции, покойничек скончался естественной смертью, никакого воздействия на историю не оказав.
А человеческие жизни и судьбы оказались растраченными в бесплодной пустоте. А так как судьба Левы мне не может быть безразлична, все это и вызывает у меня не иронию, хотя и для нее очень много данных, а очень грустное и горькое чувство.
…Я никогда не был равнодушным «свидетелем истории», но не был и борцом, а скорее был созерцателем. Да и вся моя жизнь — это раздумья и восхищение миром…
3. 9/V
«У меня нет желания писать стихи для того, чтобы прочесть двум-трем лицам и спрятать их в ящик письменного стола, да и такая пустота в голове: никакой мысли подходящей нет, чтобы написать что-нибудь» (Некрасов, Воспоминания Панаевой).
…И у меня сейчас нет ни одного человека, которому бы у меня явилось желание прочитать стихи…
 
(Газетные вырезки — «Сообщение ТАСС» и «К звездам!» — о победах в космосе — Н.Ч.)
15 мая 1960 г. воскресенье.
Formidalle!
Сегодня в Советском Союзе запущен и вышел на орбиту первый воздушный корабль — корабль-спутник. Весом в 4,5 тонны. В нем герметичная кабина, предназначенная для человека. Корабль сегодня прошел над Москвой, Парижем, Ленинградом, Нью-Йорком на расстоянии 370 километров от Земли. Корабль несет вымпел Советского Союза.
Потрясающая вещь!
1952 г. в Париже я писал в стихотворении «Рука»:
 
 
Не мы с тобой, но, может быть, мой правнук,
 
Исследователь смелый и пилот,
 
Рукой, все тою же рукой державной
 
Корабль воздушный к звездам поведет!
 
 
«Может быть, мой правнук».
И вот после моего возвращения на родину, т. е. за эти 4 года Советский Союз запустил 1,2,3 искусственных спутника Земли, первую искусственную Планету, ракету на Луну, ракету, обогнувшую Луну и сфотографировавшую ее обратную сторону, и, наконец, первый звездный корабль!
Теперь я глубоко убежден, что если я проживу еще год, то стану свидетелем первого полета человека в Космос. Совершенно потрясающе!
Похоже на то, что завтра на открытии совещания 4-х в Париже Хрущев вручит участникам модель нашего звездного корабля.
Я не националист, а хочется сказать:
— Ha-те, выкусите!
Эх, сейчас только бы жить да жить!
16 мая.
Вечером зашел к своим, прокорректировать фр. письмо для В.В. Шевченко.
Игорь уехал в командировку.
Поразительная история! В семье абсолютное неведение о событиях последних дней. Ни о космическом корабле, ни об открытии совещания 4-х в Париже. Старуха вообще ничего не ведает. Ей простительно — она отделена от мира стеной физической глухоты. Ольгу, видимо, ничего из этих событий, ничего не интересует (Ольга Вышневская, первая жена Игоря Софиева, тоже из семьи русских эмигрантов в Париже, вернувшихся на родину, — Н.Ч.). Не олимпийское спокойствие, а равнодушие. Лева, которому почти 16, всецело поглощен «третьим разрядом» велосипедного гонщика и блещет 7-ю двойками в последней четверти (Лев Вышневский, сын Ольги, рожденный от немецкого оккупанта в Париже, — Н.Ч.), подлинный восторг у него, кажется, вызывают только дикие зарубежные джазы. Да чему он может научиться в атмосфере этого «святого семейства». Какие стремления, какие интересы у него могут пробудиться?
Бабье судаченье о трудностях нашего быта, о недостатках нашей жизни и строя, к которому, увы, не прочь присоединиться и Н.П., тоже не создает здоровой атмосферы для воспитания детей. Не создают ее и те отношения, которые существуют между Игорем, Ольгой и Т.Д.(Татьяна Дмитриевна Вышневская, мать Ольги — Н.Ч.).
Я всякий раз расстраиваюсь, когда навещаю мое «святое семейство». Всякий раз задаю себе вопрос: чем люди живут? Какими интересами? Допустим, Ольга взялась за ум и сейчас учится. Сдает экзамены. Игорь что-то читает и что-то думает. Но меня пугает его выбор товарищей. Этот Султан не вызывает у меня восторга. Может, он и талантливый керамик, но и, кажется, не менее талантливый пропойца. Впрочем, я его слишком мало знаю. Больше всего меня огорчает, что Игорь не учится. Не растет. Целеустремленно не строит себя и свою жизнь. У меня создается впечатление — работа, которую он делает, не увлекает, не захватывает его. Ничего творческого он в нее не вкладывает, т. е. становится человеком «20-го числа» — чиновником. Семейная жизнь оборачивается у него трагической пустотой. Все это образует «некий вакуум», весьма опасный, потому что он может привести к духовному маразму, либо к нездоровой богемной атмосфере, чреватой весьма нездоровыми настроениями.