Вечный юноша

В журнале помещен портрет Мандельштама. Я только сейчас догадался, на кого он похож! — На Вл. Унковского, которого А.М. Ремизов под именем «африканского доктора» (Унковский был выслан из Африки французскими властями, как говорили, за неуемный разврат с негритянками).
А, если сказать по правде, лицо Мандельштама («вислоухий приказчик») как-то «не вяжется» с его прекрасными стихами.
В общем-то, я знаю только «Tristia» и то ослабевшая моя память хранит только чудесный аромат этой книги.
Конечно, я мог бы привезти с собой из Парижа все книги стихов из моей библиотеки, но я побоялся «быть не лояльным», т. к. Богомолов посоветовал не брать «эмигрантских изданий», а «Tristia» была издана, вероятно, в Берлине. Не привез я и Ходасевича, не говоря уже о всех моих друзьях, хотя ничего антисоветского в этих стихах не было.
Хотя вот что пишет Вл. Сосинский, вернувшийся на родину через 5 лет после меня (в 60-м г.). Он вез с собой 5 тетрадей стихов Марины Цветаевой, переписанные им из периодических изданий, «кстати сказать, были у меня отобраны на московской таможне». Я же вез в двух больших ящиках более 100 книг, русских и французских, при мне ящики были вскрыты на московской таможне, вежливый молодой таможенный чиновник не стал осматривать содержимое, в ящике лежал список книг, сделанный мною, он просмотрел его и сказал, «французские книги нужно было бы просмотреть, но я верю, что у Вас ничего нет такого, что не следовало бы привозить с собой из Франции», и ящики тут же были заколочены.
13.
(Газетная вырезка, «Вместо фельетона»: «Ответ рассерженным» — Н.Ч.).
В.В.Шевченко — «вероятно, это очень страшные люди, люди, лишенные чувства юмора — представьте себе Ю.Б.?» — Наученный горьким опытом, очень себя представляю.
Между прочим, дал эту вырезку прочесть К. Судя по отсутствию эффекта — совершенно не дошло. Поистине удивительно!
14. 27/V
Пришло известие из Ленинграда — умер академик Ев. Никон. Павловский. Вернулся в Ленинград из Душанбе (на самолете). Тромбоз сосудов головного мозга, отек легких.
Галузо и Ременцова (Осменцова?) завтра летят на похороны. Я с ним встретился впервые, когда он приезжал в Алма-Ату на паразит. Конференцию.
15.
3/VI, четверг.
Совершенно неожиданное письмо от Прилепских. Они уже 8 лет в Краснодаре.
4/VI
Отправил письмо Прилепским. Был очень удивлен, что Прилепские вернулись на родину.
(Газетные вырезки: «Воспитание эмоций» академика П. Анохина; «Гости» рассказ Геннадия Паушина из Казани на конкурс «Известий»; «Памяти поэта», к пятилетию со дня смерти Б.Л. Пастернака — «Русские Новости», № 1941, 1965 г. Подборка материалов подготовлена московским сотрудником газеты, писателем Н.П. Смирновым — Н.Ч.).
16.
Из письма Ник. П. Смирнову.
…А сегодня пришел очередной номер «PH» и я с большим волнением и радостью прочитал Ваш благородный и мужественный «Последний путь». Я очень люблю Пастернака и был уверен, что все преходящее пройдет и канет, ибо «довлеет дневи злоба его», а подлинная и высокая поэзия пребудет вечной.
 
 
Труден подвиг русского поэта,
 
И судьба недобрая ведет:
 
Пушкина — под дуло пистолета,
 
Достоевского — на эшафот…
 
 
Все-таки эти стихи Волошина нет-нет, да и вспоминаются. Потому Вы меня так порадовали описанием его похорон. Пришли те, кому он был тоже дорог, и пришло много; значит, многим он был дорог и нужен. В общем-то, это судьба подлинного искусства, ибо действительно принадлежит народу. И даже хорошо, что поэт был лишен, из-за трагических обстоятельств, чисто официальных похорон. Ибо не всякое обилие народа
— убедительно и далеко не все речи лишены оскорбительной полуправды.
 
Очень радостно было узнать, что среди пронзительно-щемящего «Встречались писатели» были Паустовский и Каверин. Всегда хочется по-детски верить, что большие писатели, к тому же близкие и любимые, доставившие тебе много прекрасных минут в жизни своим творчеством — не могут не быть прекрасными людьми.
Увы! по-взрослому иногда выходи и иначе. Еще об «Истории» Карамзина сказано:
 
 
…он нам старался доказать,
 
Что можно думать очень дурно
 
И очень хорошо писать.
 
 
(Эти стихотворные строки были вычеркнуты — Н.Ч.).
В порядке «сердца горестных замет». Иногда вдруг замечаешь, что самое что ни на есть нормальное человеческое поведение мы возносим на несвойственную ему высоту.
Может быть, оттого, что слишком уж много в мире эдакой предусмотрительной, осторожненькой, разумной подлости, то ли «страха ради иудейского», то ли ради комфортабельного благополучия. А, в общем, просто мне захотелось крепко и сердечно пожать Вам руку за теплые и хорошие строки о поэте.
18/VII. Отправил письма Рае и Л. с сообщением о болезни.
(Конверт с подписью: «Копия письма/ написанного Л. и Рае (брату Льву Бек-Софиеву и Раисе Миллер в Париж — Н.Ч.) из больницы, когда состояние мое не внушало мне никакого доверия» — Н.Ч.).
22/VII, 65 г, из больницы.
Дорогой мой Лева!
Пишу тебе в горизонтальном положении и в очень неважном состоянии. Ни подняться, ни двигаться нельзя. Большое тебе спасибо за то, что ты взял на себя заботу об Ириной могиле. Вся сложность в том, что отсюда ничего нельзя сделать. Спасибо и за прекрасные цветные фото, вызывающие у нас admiration. О чем грущу, что жизненные дороги наши под конец жизни разошлись, но это не влияет на мою братскую любовь к тебе.
Крепко тебя обнимаю, желаю тебе добра и счастья. Любящий тебя твой брат Юрий.
Вспоминаю детство, в особенности Дальний Восток и Старую Руссу — Манск. Римму, когда вспоминаю Нижний. Вообще, далекие милые образы и видения мира, включая и Тюрингию.
Дорогая моя Рая!
Получил твое письмо со статьей, спасибо, в момент, когда меня «Скорая помощь» выволокла из дому в больницу. Откровенно говоря — выплыву ли на этот раз — не знаю.
В общем-то нелепо и глупо, как раз почти вся жизнь, схватил инфаркт. Спасал Чока, которого загрызла огромная овчарка. Волнение, резкие движения — и я свалился.
Но мог ли я остаться равнодушным к его судьбе? Как видишь, встреча в Ленинграде под сомнением. Спасибо за все. Крепко тебя целую. Твой (…) Юрий. Привет всем.
17.
Г. Колосов, ст. преподаватель кафедры русской журналистики Каз. ГУ, кандидат филологических наук напечатал в «Ленинской Смене» статью «Как надо писать очерки».
Между прочим, в ней имеется такой пассаж.
«Вспомните рассказ А. П. Чехова “Спать хочется”, нянька душит ребенка, который мешает ей спать. Чехов написал по этому поводу рассказ — беллетристическое произведение, иными словами, ограничился образным воспроизведением отрезка жизни. Но об этом можно было бы дать заметку, сообщив лишь о самом факте: “28 января нянька, раздраженная непрерывным плачем ребенка, удушила его”. Можно было бы пойти и другим путем. Проанализировать этот же случай и связанные с ним факты, вскрыть причину происшедшего и сделать вывод: “До чего доводит эксплуатация нянек”, т. е. написать корреспонденцию. Но если бы Чехов поставил перед собой другую цель, захотел бы вложить в содержание материала не только картину бесправного труда в дореволюционное время, но и в какой-то мере вскрыть “логику фактов” и “химию поступков”, социальные причины, ведущие к бесправию, дать им свое объяснение и оценку, он вольно или невольно прибегнул бы к жанру очерка, позволяющему выступить во всеоружии публицистических и художественных средств одновременно».