Чебурашка (СИ)

Под ложечкой начинает неприятно ныть и сосать…
— Полторы сотни и они твои, — как ни в чём ни бывало пожимаю я плечами, понимая, что хорошенько влетел.
— Дорого, брат, — раздаётся слева от меня.
Это тот самый наглый чувак, который приценивался к «Кардену» перед «ботаном». Твою же за ногу. Опытный прожжённый и наученный жизнью доктор Айболит, попал, как последний лох!
Подходит ещё один кент в широкой водительской кепке. У него перебитый нос и кривая ухмылка через всю рожу.
— Давай штаны-то, чё замер, командир! — говорит он и подмигивает…
  
11. Что ты вьешься, черный ворон?
 
— Чего-то вы попутали, пацаны, — уверенно говорю я и начинаю убирать «Джексоны» в сумку. — Конкретно попутали.
Ботан тут же хватается за целлофановый пакет и дёргает его у меня из рук. Ага, щас прям, размечтался. Я тяну на себя. Зря что ли меня физрук хвалил? Троих, конечно, я не одолею, но и дёшево не дамся. Сейчас, главное, джинсы не отдать. Делаю рывок и целлофан выскальзывает из клешней фальшивого заики.
Я прижимаю пакет к правому боку и чуть отворачиваюсь от наседающих кидал, закрывая собой. Наглый, стоящий слева от меня, пробивает мне в плечо. Но не сильно, пока как бы только примеряясь и демонстрируя серьёзность намерений.
Он подёргивается и приплясывает, как на шарнирах. Будто блатной боксёр на понтах.
— Ты чё борзый такой, мы тебя щас завалим, нах, — доверительно сообщает он и подаётся назад, делая короткий замах.
Только я не даю ему снова ударить и сам бью ребром ладони по горлу. Мы же на тренировках не только отвлечённо броски отрабатываем, мы готовимся к самообороне вот в таких, непростых условиях, как сейчас.
Удар, впрочем, получается слабым и попадает не туда, но Наглый, тем не менее, оказывается ненадолго отброшенным от линии соприкосновения. Правда в тот же момент Заика пробивает мне в грудь. Тоже не сильно — ему и замахнуться-то как следует некогда и негде.
Эта толкотня происходит очень быстро, моментально. Но приводит пока только к тому, что все выходят из себя, страсти вспыхивают и мгновенно возрастают до максимальных значений. Страсти и обороты мотора в груди. Вж-ж-р-р! И он заводится, как сумасшедший «Феррари». Надпочечники впрыскивают адреналин, дозу за дозой, а тот заставляет сердце стучать всё скорей и скорей.
Я будто вижу схему работы двигателя. И машиниста. Это я сам, вернее, мой ид, мой зверь, мой тёмный доктор. Он загружает в реактор радиоактивные топливные стержни и выходит из тени. Циник и фаталист, повидавший кое-что плохое в жизни. Щёлк, и в голове раздаётся электрический зудящий гул — включается световой меч.
Одновременно с этим я слышу женские восклицания:
— Немедленно прекратите! Вон милиция идёт!
Это Катя, отрешённо фиксирую я. Повторно разыгрывает полицейскую карту. Чувак в кепке щерится, обнажая блестящую жёлтую фиксу. Кажется, он из них самый матёрый. В глазах у него горит злая решимость, а в руке сияет кастет.
— Убери кастет, — говорю я.
Голос становится глухим и хриплым. Кент сплёвывает мне под ноги и… замахивается. Но как-то нерешительно и неохотно даже.
— Убери-убери, — хриплю я. — А потом вы втроём повернётесь и уйдёте отсюда. И никогда сюда не вернётесь!
Не знаю, конечно, что из этого получится. Зрительного контакта нет, как было с Арканом, да и что там с ним было, хрен его знает, товарищ майор. Но, попытка, как говаривал товарищ Берия, не пытка…
Рука с кастетом медленно, медленно, очень медленно ползёт к карману а взгляд уходит куда-то за меня.
— Быстро отсюда, чтоб я вас больше не видел! — с наездом говорит кто-то сзади.
Голос кажется знакомым, деловым, с нотками обиды.
— Иначе сейчас на кичу у меня поедете!
Шакалы отступают, и я поворачиваю голову. Ну, да, он. Хаблюк. Глаза навыкате, взгляд вызывающий. В руке красные корки.
Ну вот, на этом, собственно, инцидент заканчивается. Я, Катя, Вика и Ваня против трёх шакалов. Наша взяла. Правда остаётся неясным, кого они послушались, меня или красных корок Иван Денисовича…
 
— Костров! — надвигается на меня Хаблюк, когда молодые разбойники теряются из виду. — Ты чё творишь? Я же тебя предупреждал уже. Я тебе нянька что ли? Чё за херня такая? Где кипиш, там ты. Я не пойму, ты смерти ищешь что ли? Ты чего вдруг таким резким стал? Прям притягиваешь неприятности. Что там у тебя? Показывай!
Он примерно моего роста, но, в отличие от меня, пошире и с упругим пузиком.
— Давай, покажи, говорю, может, мне надо.
— Так вот, на мне смотрите, — пожимаю я плечами. — «Джексоны». Америка.
— Ну-ка повернись… Ви-и-к, ты такие хотела?
— Почти… — задумчиво говорит Вика, внимательно осматривая мою задницу.
Внимательно и придирчиво. Изучает.
— Сколько? — глядя исподлобья, спрашивает Хаблюк.
— Сто пятьдесят… — неохотно отвечаю я.
Блин, ситуация честно говоря, так себе. Стрёмная ситуация. Продавать палёные джинсы менту, да ещё и для девушки, на которую имеешь виды… И вообще… Ладно бы я теорему Ферма доказал или премию Ленинского комсомола получил, а то спекулирую на барахолке. Позорище, в общем.
— А ты крутишься, да? — не то спрашивает, не то утверждает Хаблюк. — Никогда бы не подумал. Вроде такой домашний с виду, мухи не обидишь… Ну-ну, может, не такой ты и бестолковый, как я думал.
Что⁈ Я улыбаюсь. Не потому, что получаю удовольствие от похвалы, а потому, что мне смешно. Ха, если бы я сообщил, что доказал эту самую теорему, он бы точно махнул на меня рукой и поставил жирный крест, как на бесперспективном и малоинтересном чуваке. Похерил бы и забыл. А деловая хватка, похоже, вызывает у него уважение.
— И со шпаной сцепился, не побоялся. Один против всех. Интересный ты кент… Вика, ну чё⁈ Мы целый день здесь торчать будем?
— Да, пап, хорошие. Но без примерки как я скажу…
— Бери домой, — предлагаю я. — Примеришь, посмотришь, удобно ли в них. А потом уже решишь, брать или нет.
Думаю, мой размер ей будет как раз. Она же с меня ростом, это Катька поминиатюрнее, а Вика кровь с молоком. Молодая антилопа.
— Что, — удивляется она, — просто так отдашь?
— Смеёшься? — пожимаю я плечами. — Конечно. Думаешь я вам не доверяю?
Она бросает быстрый взгляд на батю, и мне почему-то кажется, что означает он, что не стоит быть слишком доверчивым с этим вечно недовольным человечком. Блин… Ловлю себя на мысли, что в этот момент без формы он похож на Карлсона, не получившего варенье.
— Молодец, — говорит отец Вики таким тоном, как если бы он спрашивал, мол, может тебя ещё в зад поцеловать?
Говорит и резко выдёргивает пакет из моей руки.
На следующий день ко мне приходит Катя дошивать оставшиеся три пары. На самом деле, не три, а ещё фиг знает сколько. Нужно сшить ещё нам с ней по паре без этикеток, и мамам. Тоже без «фирменной» фурнитуры.
— Надо в Москву ехать, — говорю я. — Пока ты туда с концами не умотала, выкупить у того парняги, Артура, фурнитуру.
— Так мы это ещё не продали, — удивляется Катя.
— Считай, двое уже продали. Интерес есть, однозначно. Вика бы на всякую хрень не клюнула…
Вчера мне удалось загнать одни джины без примерки и за полную стоимость. Похожий на студента-старшекурсника парень долго крутился вокруг, рассматривая мои «бананы» и остался чрезвычайно довольным. Легко отстегнул сто пятьдесят и радостный унёсся прочь. Возможно, заработал в стройотряде…
— Вика? — переспрашивает Катя. — А… Ну, она ещё и не купила, пока только домой унесла. Не звонила она, кстати?
— Нет пока…
— Это ты из-за неё… с тем громилой?..
— Ну, типа… — признаюсь я.
Как догадалась-то?
— Понятно… — хмыкает она и, закалов чёлку, склоняется над разложенной тканью. — А если Вика твоя придёт прямо сейчас, а мы тут шьём да кроим? Как думаешь, она сообразит, что это не Америка, а всего лишь твоя комната?
— Если вдруг нагрянет, мы быстро всё уберём и…