Глубокий рейд

Каштенков присаживается рядом с ним и Милевичем, на что казак Сапожников, стоящий у бруствера в десяти шагах от них, замечает им с ехидством через СПВ, чтобы другие не слышали:
– Молодцы вы, отцы-атаманы, кучно сели, ещё и радиста рядом посадили… Ага, чтобы одной миной всех троих накрыло.
– Не гунди, не гунди, Матюха, – беззлобно отвечает ему Каштенков, – за «крабами» следи. Не пропусти, – и продолжает, обращаясь уже к Саблину: – Слушай, пулемёт наш на шестом узле был, у Клюева, пусть Самохин его сюда тащит, если откопал, а я пока точку под него оборудую.
Сашка пулемётчик, и пулемётчик неплохой, но Акиму эта идея не по душе. Пулемётная точка – одно из самых опасных мест в бою, он не торопится соглашаться. А Саня говорит дальше:
– Давай, а вторым номером я… да вон хоть того же Матвея возьму, он знает, как от мин прятаться.
Сапожников слышит их, смеётся:
– Хе-хе… Нет, нешто я дурной к пулемёту становиться? Нет, спасибочки, я как-нибудь с винтовочкой повоюю…
И тут же рядом бьёт мина, осколки шуршат в воздухе. Опытный Сапожников сползает вниз и ругается:
– Слышь, отцы-атаманы, разбредитесь вы… По вам же целят миномётчики. Дрон вас видит.
Конечно, он прав, и Саблин, Каштенков и Милевич скрываются в узком ходу сообщения. И там Сашка не успокаивается:
– Ну что, несём пулемёт сюда?
Да, пулемёт сюда нести было нужно. Если позиция будет отдана, обязательно вызовут его к руководству и спросят: а отчего же ты, урядник Саблин, не стянул все огневые средства к участку прорыва?
Да, спросят, и поэтому он отвечает Сашке:
– Саня, мысль правильная, но сначала ты давай пробегись по блиндажам и собери все оставшиеся мины. А потом уже и пулемётом займёмся.
– Мины? – переспрашивает Каштенков. – Минировать проходы будем? Думаешь, не удержим первую траншею?
– Саня, иди ищи мины, – говорит Саблин назидательно. – Китайцы идут, а мы тут беседуем. Вперёд.
– Есть искать мины, – соглашается Каштенков и встаёт. – Самохин, у тебя на узле мины оставались? – тут же останавливается, так как Милевич произнёс удивлённо:
– Танк!
– Что танк? – спрашивает Каштенков вперёд командира.
– Танк сообщение прислал! – продолжает радист.
– Какой танк? – не понимает Сашка. А Саблин тянет у радиста планшет. – Дай-ка сюда.
Он открывает забрало и читает сообщение, а потом ещё раз и, уже закрыв шлем, говорит по СПВ Сашке и Милевичу:
– Танкист пишет, что будет на позиции ведения огня через двенадцать минут, просит сразу обозначить цели.
– Так что, за минами не идти? – не понимает Саня.
– Иди танк встречай, – говорит ему Саблин. – А я займусь целями.
Надо бы, конечно, покурить, но времени у него нет. Танк торчать долго с ним не будет. Уж больно лакомая цель для артиллерии противника. Поэтому Аким снова пошёл к передовой траншее. Пошёл определяться с целями и приоритетами.
***
Утром, когда уже всё стихло, когда раненых и погибших уже увезли, приехал на его позицию сотник Моисеев. И не один. С ним был хорунжий Вехов, а из полка приехал есаул Маленков.
Прошлись они с урядником по траншеям, засыпанными осколками от мин, посмотрели на разбитые блиндажи, на огромные воронки от тяжёлых снарядов. Есаул минут десять расспрашивал Акима о том, как шёл бой. «А как случилось это? А как произошло то? – он оказался человеком довольно въедливым. – А вы что предприняли? А почему так не сделали?». Саблин как мог ему отвечал, и вроде всё у него выходило складно. Всё понятно. А в конце, когда они стояли у того, что осталось от шестого блиндажа, есаул, разглядывая куски битого бетона, произнёс:
– Урядник, я жду от вас подробного рапорта. Мне важно знать всё, все мелочи. Разбейте все события по времени.
– Есть разбить по времени, – отвечал ему Саблин, а сам думал: «Хрен я там это время вспомню. Придётся по планшету радиста смотреть».
– С рапортом не тяните, я буду ждать, – сказал есаул.
И сказал он это так, что и не понять, доволен ли услышанным или нет. А когда начальство уезжало, Вехов остановился и напомнил уряднику:
 
– Слышь, Аким, ты это… всё оружие, что сломано, собери. Ничего не выкидывай. Списки утраченного снаряжения составь, у тебя образец должно быть, ты это… отнесись к этому внимательно. Это важно, понял?
– Понял, – отвечал Саблин.
– Собирайтесь потихоньку, менять вас будут сегодня, – продолжил хорунжий, и на прощанье он пожал Саблину руку.
А уже примерно через час на позиции приехали «инженеры». Стали смотреть, что можно восстановить на глазах у противника. Они же помогли казакам Саблина вытащить из-под обломков блиндажей остатки снаряжения и амуниции. Искорёженные станции РЭБ, генераторы, помятые ящики с боеприпасами, в общем, всё, что можно было ещё использовать или списать.
И в тот же день его взвод сняли с участка «десять шестьдесят один». Вот так и решился вопрос с пропавшими минами, решился сам собой. Теперь про них и не вспоминал никто.
Всё поломанное, утраченное погрузили на транспорт и отвезли в полк. Ко всему собранному добавлялись доспех и оружие, получившие повреждение непосредственно на самих казаках. Винтовка и кираса с «плечом» Милевича были тут же.
Глава 8
Саблин думал, что это всё, как обычно, сделает писарь в штабе «сотни», а он только подаст документы, списки погибших и раненых. Он и подал. Двое погибших: приказной Клюев и гранатомётчик Варежко. Пять раненых и четверо условно раненых. То есть четыре казака были не в строю, но поражения их были не тяжелы, и везти их в госпиталь не было нужды. В общем, список Аким подал, а писарь Савицкий, человек, в общем-то, неплохой, а от службы отстранённый из-за неизлечимой болезни ног, и говорит ему:
– Подсотенный приказал, чтобы похоронки писали взводные. Если не знаешь, что писать, – вот, – писарь протягивает уряднику небольшой листочек бумаги. – Это образец.
– Что? – не понял Саблин, но бумажку взял в руки, уставился на неё. – Мне самому похоронки писать?
– Приказ подсотенного, – Савицкий развёл руками: ну я-то тут при чём, моё дело маленькое.
Саблин вышел из штабной палатки, а Сашка, который стоял и курил со знакомыми казаками, по лицу, что ли, всё понял и спрашивает:
– А что случилось-то?
– Да Савицкий говорит, что похоронки теперь мне писать. Говорит, подсотенный распорядился это дело взводным передать, – отвечает урядник своему заместителю.
А тот бросает окурок и смотрит на своего товарища и качает головой: нет, нет.
– Чего ты? – спрашивает Саблин.
– Даже ничего мне не говори про это!
– Что? – спросил Аким, поначалу не поняв, о чём говорит товарищ, но когда понял – уточнил: – Это почему?
– Я ничего писать не буду, я с Варежко на одной улице живу, я его Надежду знаю, детей его… Я ничего такого написать им не смогу… Нет, Аким, нет.
«Но кто-то должен это сделать, кто-то из казаков должен сказать или хотя бы написать близким погибших хоть какие-то слова».
И, признаться, Саблин думал, что Саша ему поможет в этом. Ну а кто ещё должен в таком деле помогать?.. Но, как выяснилось…
«Сашка ещё та рыба стеклянная!».
– А я тебя и не просил, – чуть раздражённо говорит урядник. Его раздражение можно понять… Впрочем… Каштенков всегда был таким: как какая-то неприятная работа, так он сразу отползает. Ну или пытается это сделать…
– Ну вот и хорошо, – заканчивает этот неприятный разговор Каштенков. – Подсотенный приказал похоронки писать взводным, вот как стану взводным, так и буду писать.
***
– Ты по утраченному снаряжению всё переписал? – спросил Аким у своего зама.
– Вот, – Сашка показал целую кипу небольших листков, достав её из сумки, – всё записал, Куницкий сказал, что ничего нового не получим, пока всё ломаное не сдадим и не принесём квитанции. Квитанции! – повторил Каштенков важно. – Это серьёзно, это тебе не в китайцев стрелять. А вот с квитанциями мы уже с полкового склада всё получать будем, у него нет столько запчастей от бронекостюмов.