Глубокий рейд

Урядник уже вставлял левое «плечо» в паз панциря, когда прилетает очередной снаряд…
И снова точно в крышу КП. На сей раз из комнаты дежурного в командирскую влетает целая туча песка и… Гаснет весь свет.
К тихому урчанию генератора человек со временем привыкает так, что почти не замечает его, а вот когда он перестаёт работать, отсутствие обыденного, как естественный фон урчания, становится сразу заметным. Тишина, и лишь сыпется бетонная крошка с потолка. А через пару секунд начинаю снова вспыхивать лампы, заработали аварийные аккумуляторы.
А Саблин торопится:
«Как бы не завалило тут, иметь его маму…».
Он запускает сканирование систем и привычными быстрыми, почти рефлекторными движениями крепит поножи. И подключает их к корпусу, и тут же компьютер находит и опознает:
«…основной блок сервомоторов «правое бедро» – отсутствует»,– компьютер быстро тестирует присоединённую систему и тут же находит нужный узел.
«…основной блок сервомоторов «правое бедро» ¬нормально».
«…основной блок сервомоторов «левое бедро» – нормально».
«…блок приводов правого и левого бедра… – пара секунд…– нормально».
Саблин уже надевает голени. И очень торопится.
«…блок серверы левой голени… – нормально».
«…приводы левой голени… – нормально».
Правая голень…Урядник старается делать всё как можно быстрее: лишь бы не прилетел снаряд до того, как он будет готов.
Теперь боты: на них он тратит по секунде, в них лишь ногу сунуть, и замки срабатывают сами.
«… правый бот, левый бот… в норме, в норме». Компьютер всё зафиксировал, и теперь на левом мониторе всплывает надпись, на которую он редко обращает внимание:
«При необходимости возможна герметичность. Кислородный баллон – сто процентов».
Но пока в этом нет необходимости, теперь вентиляторы и компрессор работают на полную, и в шлем поступает чистый и даже не горячий воздух.
Снаряды больше не прилетают, но это ровным счётом ничего не значит. Он хватает с вешалки пояс-патронташ с офицерским пистолетом, накидывает пыльник, берёт свой потёртый от времени дробовик, на ходу захватывает сейф с документами со стола и у двери – свой ранец.
Урядник выходит из своего КП ровно тогда, когда в командный пункт прилетает очередной снаряд, и, хоть и ослабшая, взрывная волна вместе с песком и ломаным бетоном выталкивает его в траншею.
Он чуть заваливается на стенку, его присыпает грунтом, но тут же в наушниках урядник слышит голоса: крики, вопросы, приказы. Говорит сразу несколько людей, и во всей этой многоголосице он разбирает главную фразу: где командир?
И даже не поднявшись ещё со дна траншеи, он сразу, выкрутив микрофон, произносит ясно и чётко:
– Командир здесь! – и, конечно, половина голосов в эфире утихла. И он продолжает всё с той же так необходимой сейчас твёрдостью в голосе: – Всем соблюдать молчание, я иду от КП в сторону третьего узла, приказные – ко мне, радист – ко мне, заместитель – ко мне, дежурные на узлах – рапорты по ситуации, начинаем со второго номера… Второй узел, слышите меня?
– Так точно, дежурный казак Емелин. По узлу вёлся огонь, артиллерия, пять-шесть снарядов, били точно, но потерь нет…
– Принял, – говорит урядник, и продолжает: – Третий узел…
– Третий узел, дежурный казак Фоменко, у нас всё в порядке, сбили дрон противника.
И тут над траншеей, как раз на пути его следования, рвётся очередной снаряд. Он снова валится на дно окопа, и на него сыплются большие и маленькие комья сухого грунта. Но это не отрывает его от приёма рапортов.
– Четвёртый – принял; пятый, что у вас?
Пока он дошёл до третьего узла, который по сути находился в центре вверенного ему участка, все узлы отчитались… Кроме шестого узла и узла РЭБ.
– Шестой узел? Есть кто? Отвечайте, – требовал командир, но никто ему не ответил. У блиндажа третьего узла его уже ждали и радист Милевич со своей станцией за плечами, и приказные Величко и Самохин.
– Ну, что у вас? – спрашивает урядник, переходя на «близкую» связь, на СПВ,[1] – это чтобы подчинённые не слышали, о чём говорят командиры и противник не фиксировал место излучения электромагнитных волн. И первым ему отвечает приказной Самохин:
 
– Кладут плотно так, навскидку… Они нам за пятнадцать минут штук семьдесят уже накидали.
– Да, – подтверждает его слова приказной Величко, – прилетает с юга, по вспышкам засекал, километров, может, десять отсюда… И они точно семьдесят штук уже кинули.
– Семьдесят? – переспрашивает Аким. – Значит, работают три орудия минимум, – а потом интересуется. – А потери?
– У меня один, – отвечает Самохин. – Контузия. Ничего… Отдышится.
– У меня тоже один, – говорит Величко.
– Тяжёлый?
– Да нет… Помяло, когда блиндаж обвалился. А он был без брони. Сейчас её откапывает… Жить будет…
Снова прилетают снаряды. Два разрыва, один за другим, где-то в районе второго узла. Саблин не успел задать следующий вопрос, а Величко ему и говорит:
– Узел РЭБ завалило. Я отправил казаков раскапывать.
– РЭБ? – Аким напрягся. Эта новость пока что была самой неприятной.
– Ну да, они по нему сразу накидали штук десять, или больше.
– Вычислили, значит, наш РЭБ, – говорит Самохин.
– Они тут всё вычислили, – холодно говорит Саблин, вспомнив, как точно артиллеристы противника укладывали снаряды в его КП.
И теперь главным для них для всех был вопрос: работают ли узлы РЭБ на позициях или нет?
– Величко, – Саблин принимает решение, – давай разберись с РЭБом, работает он, нет? Откопай их блиндаж… Короче, выясни всё.
– Есть.
– Самохин, – продолжает Аким, – возьми казаков и добеги до шестого узла. Узнай, отчего Клюев на связь не выходит.
– Понял.
«Есть»… «Понял»… Если поначалу, когда он вывалился из своего блиндажа в центре позиции, Саблин немного волновался от непонимания того, что происходит, то теперь эти обычные слова от проверенных и закалённых бойцов вернули Акима в его обычное боевое состояние, состояние холодного напряжения. И сейчас к нему начало приходить понимание того, что происходит вокруг.
И на разорвавшийся совсем недалеко снаряд он уже не обратил внимания.
– Радист!
– Я! – отвечал ему второй связист Милевич.
– Ты в «сотню» что-нибудь писал?
– Писал, что по нашей позиции ведут огонь.
– Что ответили?
– Спросили, где урядник.
– Пиши, – приказывает Саблин. – «По позиции «десять шестьдесят один» противник ведёт интенсивный огонь, выпущено около ста снарядов, плотность огня высокая, огонь ведут три орудия, их дислокация, ориентировочно: десять километров, юг – ровно. Мною уничтожен дрон противника. Потери: двое легко раненых, потери оборудования – выясняю, – и теперь он решил написать главное: – Ожидаю атаки. И подпись: Начальник оборонительного узла «десять шестьдесят один». Позывной «Тридцать первый».
Он только закончил диктовать, а связист уже протягивает ему планшет: подписывай. Саблин, стянув перчатку, быстро набирает свой персональный командирский код. И сообщение тут же уходит, а он уже снова просит связиста:
– «Девятку» вызывай.
– Есть, – отвечает казак Милевич. И пока он копается в настройках, у всех казаков в наушниках слышится сиплый и злой голос:
– Казак Сапожников, четвёртый узел… Атака! «Крабы»! Повторяю, четвёртый – «крабы».
Молодой казак Милевич, по сути ещё не бывавший в серьёзных делах, до этого выполнял все команды Саблина быстро и с толком, а тут вдруг завис, замер. Урядник, конечно, его лица не видит, но знает, что на экране связиста, там, под забралом, – грубые формы шлема командира, ночь, насыщенный после разрывов пылью воздух, от которого быстро загрязняются камеры, а в голове у этого парня звенят произнесённые в эфир его однополчанином последние слова: «четвёртый узел атакован». Саблин несильно толкает его в локоть:
– Ну, заснул, что ли?
– А, нет, – сразу встрепенулся радист. – Просто «атака», я думал…
– Не думай, это не для тебя, для тебя – выйти на связь с «девяткой». Понял? Давай!