Следствием установлено
— Злоупотребляют?
— Здесь не детский сад! Пусть сами думают, во зло им или в добро!
— Вот Охрименко обернулось во зло!
— Не думаю! — возразила Гладышева. — Он из непьющих. Я по пальцам могу пересчитать, сколько он раз здесь бутылку брал! Да и ту домой уносил…
— А в тот день, когда он стрелял?
Гладышева вздохнула.
— В тот день выпил…
— С утра?
Гладышева придвинулась грудью к Осокину через стойку. Понизила голос, хотя в буфете никого не было.
— Товарищ следователь, я не хотела бы повредить ему своими показаниями…
Воспользовавшись отсутствием других посетителей, Осокин вынул из портфеля бланк протокола для записи показаний свидетеля, сел за столик и пригласил к себе Гладышеву. Она вышла из-за стойки и, покачивая бедрами, подошла к столику.
— Садитесь! — предложил Осокин. — Я вас должен предупредить об ответственности за дачу ложных показаний. Недопустимо и умолчание об известных вам фактах. Вот вы говорите, что Охрименко редко выпивал. А тут с утра… Какова же была доза?
— Ах, вы о дозе? Я помню! Сто пятьдесят граммов водки… Одним глотком и без закуски.
— С утра! — подчеркнул Осокин. — Быть может, он опохмелялся?
— Он никогда не опохмелялся. Я его спросила: «Что с вами, Прохор Акимович? С утра и водку?»
— И что же он вам ответил?
— «Это, — говорит он, — для храбрости! Жена приезжает!» Я удивилась. Говорю ему: «Чего вам, Прохор Акимович, перед женой робеть, ей надо робеть перед вами!» Он вытер губы рукавом и ушел.
— Интересно, — заметил Осокин. — А почему бы, как вы полагаете, жене робеть перед ним?
Гладышева закатила глаза и, вздохнув, ответила:
— Были на то причины…
— Он ничего не говорил вам о письмах, которые получил из Сочи? — спросил Осокин.
— Показывал даже! Можно и его понять, мужчина он самолюбивый… Только стрелять?! Вот глупость, никак не думала, что он на такое способен! Выгнал бы ее вон, или сам ушел бы! Он не пропал бы…
— Вы его еще раз встречали в тот день?
— Нет, не встречала! Его почти полный день на работе не было, не хотел, должно быть, появляться на фабрике выпивши…
Осокин спросил, не имеет ли она что-либо добавить к рассказанному; она заверила, что рассказала все, что ей известно.
Участковый привел в опорный пункт охраны общественного порядка Ивана Волосова. Этот, не ломаясь, рассказал, как распивали «бормотуху» в лесочке возле автобусной станции.
— Почему вы ушли от Охрименко?
— А он заснул! — ответил Волосов. — Мне ж недосуг…
Нашелся и «алкаш», с которым Охрименко распил поллитровку и по бутылке пива.
Когда ввели этого «джентльмена» в кабинет, Осокин даже попятился. Росточком невысок, худ до измождения, на чем только пиджак замасленный и брюки неопределенного цвета держались.
— Фамилия его Курякин! — представил лейтенант. — Всем известен по кличке «Кепка», потому как никогда кепки с головы не снимал и не терял! Чего не скажешь о самой голове.
Оказался Курякин лицом без определенных занятий.
— На что же вы живете, Курякин? — спросил Осокин. — На какие средства?
— А мне средства без надобности! — ответил Курякин. — Мне бы выпить — тем и сыт.
— Выпить — надо деньги!
— Э-э-э, гражданин начальник! На сквозную выпивку ни у кого денег не хватит! Из всех сортов я пью только «чужую»! Самая сладкая из всех видов. Зачем позвал? О питье толковать? Толковище надоело!
— Слыхали ли вы, что с Охрименко случилось? — спросил Осокин.
— Как не слыхать? Весь поселок взбуровил…
— Так вот, Охрименко рассказал, что перед самой бедой послал вас за водкой. Это так? Правду он говорит?
— А как надо?
— Надо правду, гражданин Курякин! Только правду!
Курякин надвинул кепку на лоб, почесал в затылке и, вздохнув, произнес:
— Память стала плоховата! Отшибает!
— Надобно вспомнить, Курякин! Поднапрячься надо! Дело важное! — посоветовал ему Егорушка.
— Если важное, надо бы озарить мне память! Ставь стакан, хлебну, тогда и вспомню…
Осокин на мгновение растерялся. Не стакана жалко, а как это все выглядело бы в процессуальном аспекте. На помощь пришел Егорушка.
Он пригрозил Курякину пальцем:
— Не валяй дурочку. Разговор серьезный, должен понять и сам.
Это подействовало. Курякин сник.
— Тот день, когда Охрименко убил свою жену, помните?
— Для какой надобности его помнить?
— С Охрименко встречались?
— Встрелся! Бродил я возле магазина, как кот возле сметаны, не поднесет ли кто. Гляжу, идет комендант, и вроде бы в подпитии. Что за чуда такая? Забегаю ему наперед и иду, вроде бы как по своим делам. А он меня пальчиком поманивает. Я сразу сообразил, что к чему. Дает десятку и велит купить поллитру да еще две бутылки пива и чего-нибудь пожевать. Мне повторять нет надобности…
— Что же вы взяли в магазине? — попросил уточнить Осокин.
— Бутылку водки, две бутылки пива и хамсы.
— На всю десятку?
Курякин встревожился.
— Не подумайте чего! Я принес сдачу, он сам мне оставил на опохмелку!
— Не о сдаче речь! — успокоил его Осокин. — Погодка как была? Дождик не помешал?
— Не-е-ет! — отозвался, улыбаясь приятным воспоминаниям, Курякин. — Птички голосили, солнышко припекало…
— Птички? Что за птички? — строго спросил Егорушка.
— Грачи…
— Отдохнули, так, что ли, нынче говорят? ·— спросил Осокин.
— Отдохнули! — согласился Курякин.
— Сколько выпил Охрименко?
— Все по-честному, граждане начальники! При мне всегда стакан, а на нем зарубка! Хоть сейчас покажу!
Курякин извлек из кармана пластмассовый стаканчик. На нем действительно были процарапаны отметины: пятьдесят, сто, сто пятьдесят граммов, а сам стакан был на двести граммов.
— Всю бутылку распили?
— Всю! Я глотками не пью… Комендант, тот три раза прикладывался, я за раз двести и из горла!
— И по бутылке пива?
— Нет! Он полстакана, остальное я. И пошел на сеновал подремать…
Дозы выпитого подтвердились, да такие дозы, что и быка свалят.
8
На доклад Русанов пригласил Лотинцева и Пухова. Лотинцев, как вошел в кабинет прокурора, сразу же спросил у Осокина:
— Вещи привез?
Осокин указал на сверток. Лотинцев схватил сверток и обратился к Русанову:
— Разрешите взглянуть!
— Здесь? — удивился Русанов.
— Нет, не здесь, в лаборатории. Есть у меня идея…
— Посмотришь, что за спешка?
— Спешка, Иван Петрович! Очень даже спешка, я уже три дня жду не дождусь…
— Послушай сначала следователя!
— Я его еще не раз послушаю, а тут идея!
— Ну коли идея, иди погляди!
Осокин волновался, но версию о патологическом опьянении изложил, как ему казалось, вполне убедительно.
— А что? — воскликнул Пухов. — Весьма возможно! Патологическое опьянение иной раз дает поразительные результаты! Дай-ка, Виталий Серафимович, медицинское заключение. Интересно посмотреть, какое у него содержание алкоголя в крови?
Русанов читал анонимные письма из Сочи.
— Ого! — воскликнул Пухов. — Близко к смертельной дозе!
Русанов взял у него из рук листок с анализом крови и покачал головой.
— Пьян он, конечно, мог быть изрядно! Но воздействие дозы явление чисто индивидуальное. Одних с ног собьет, а других только пошатает. Сильное опьянение к тому же ничего общего не имеет с патологическим опьянением. Патологическое опьянение наступает только при малой дозе принятого алкоголя. Вот вам первая неувязка! Жену убил двумя точными выстрелами, очень точными выстрелами, рука не дрогнула и процент алкоголя в крови не помешал. Почему же этот же процент алкоголя помешал ему убить себя? Себе в сердце попасть легче… Так или не так?
— Есть еще одно немаловажное обстоятельство. Он в сердце себе метил. Это тоже случайность? Давно замечено, что в сердце обычно стреляются женщины. Даже в такую критическую минуту они не забывают о том, как потом будут выглядеть. Мужской пол предпочитает более верный выстрел — в висок.